Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин

В часть я вернулся под вечер. Второй летчик так и не вернулся. Когда возбуждение прошло, над инстинктом самосохранения верх взяли эмоции. Что произошло. я сбил боевого товарища и уничтожил два самолета, притом, что все остальные самолеты полка вернулись, доложив об уничтожении более десяти танков. Мне казалось, что полк плюет мне в лицо. Ночью я вышел из душной землянки и, отойдя на край аэродрома, достал пистолет. Застрелиться и покончить с позором?! Сняв оружие с предохранителя, я подвел дуло к виску, палец лег на курок, все, конец! Но покончить с собой у меня не хватило духу. Дрожащими руками я спрятал пистолет и впервые за последние лет двадцать пять заплакал. Что же я за мужик?!

Утром следующего дня меня вызвал командир эскадрильи.

– Суда не будет. Я знаю, что ты грамотный летчик, и произошло это случайно. У нас сейчас каждый на счету. Что толку тебя отдавать под трибунал, когда ты и так в любой вылет кровью искупишь.

В голову мне пришла сумасбродная, но тогда показавшаяся мне правильной, идея. За мной закрепили другой самолет, и я добился разрешения у командира полка выкрасить его в яркий цвет. Наверное, это звучало глупо, но я хотел, чтобы мой Ил, отличаясь от других по окраске, привлекал бы гитлеровцев, и именно меня они бы в первую очередь атаковали. Так я хотел искупить свою вину кровью. Раздобыв красной и желтой краски и смешав их, мы с авиамехаником Сергеем Коломеецем выкрасили крылья и хвост Ил-2 в оранжевый цвет. Получилось некрасиво, но ярко.

20 августа в 10.30 пошли на атаку немецких танков около переправы через Дон. Шестью Ил-2, взяв по четыреста килограммов бомб и по восемь бронебойных реактивных снарядов. Восемь Яков вылетели в тот же квадрат фронта, обеспечивая наше прикрытие. Отсутствие вражеских истребителей позволило нам с ведущим смоделировать ситуацию прошлого столкновения и отработать расхождение вверх и вниз, а не друг на друга. В первом заходе сбросили бомбы, во втором атаковали ракетами. Боеприпасы ложились в секторе целей, но прямых попаданий не было, тогда заместитель командира эскадрильи Иван Бабишев, сохранивший ФАБы, пошел на переправу и с одного захода разрушил ее. Поливаемые огнем зениток и всего, что могло стрелять, мы пошли обратно. Налетели «худые». Цвет не помог мне геройски погибнуть, видимо, желание жить все еще было сильнее. На аэродром вернулись только Бабишев и я. Четыре Ила и пять истребителей остались гореть за Доном.

Полк нес огромные потери. 22 августа геройски погиб командир звена лейтенант Ваня Богачев. На горящем самолете, предпочтя смерть плену, он врезался в переправу у Нижнего Акатова и разрушил ее. Он действовал сознательно, в последний момент, выкрикнув в эфир.

– Прощайте, иду на мост!

Подвиг Богачева заставил задуматься, а как бы поступил я. потянул вверх, пытаясь сбить пламя, выпрыгнул бы с парашютом над врагом или в отчаянии и безысходности направил самолет на переправу?

Ко второй половине августа в полку осталось восемь боеготовых самолетов, и это было еще что, некоторые штурмовые полки нашей дивизии вообще остались без самолетов.

Полк базировался на поле бывшего совхоза. Ремонтные мастерские и землянки полковых штабных помещений, расположившиеся на краю летного поля, маскировались раскидистой кроной тополей и слоем дерна. Восемь оставшихся самолетов, затянутые камуфляжными сетками в капонирах находились там же. Личный состав жил в деревенских избах неподалеку. Я и еще двое летчиков жили в такой избе у хозяйки бабы Вали – женщине лет шестидесяти. Когда слышал я ее «ойкающий» говор, то неизменно вспоминал старую казацкую песню. «Ой, то не вечер, то не вечер. Ой, мне малым мало спалось». У нее был сын, воевавший на фронте где-то под Ржевом, но писем от него больше месяца не было. Мать, переживавшая о судьбе сына и понимавшая что мы, такие же солдаты, имеющие своих матерей, относилась к нам с материнским вниманием. Кормили летный состав для военного времени достаточно, однако вечерами хозяйка часто баловала нас жареной картошкой, залитой домашними яйцами. У бабы Вали также был небольшой прошлогодний запас меда, и она угощала нас сладким тягучим душистым лакомством. Небольшая пасека, которой занимался ушедший на войну сын, была заброшена, а из хозяйства осталось только несколько кур, да взятый у соседки «на вырост» игривый двухнедельный бело-серый котенок. Зверек своей непосредственностью часто веселил нас, и его знали не только мы, жившие у Вали, но и наши техники, и другие члены эскадрильи. Котенок был кошкой, и баба Валя назвала ее Василисой, но имя было длинным и мы, для сокращения, звали ее Васькой. Я где-то слышал пословицу. «любопытство сгубило кошку», именно так и произошло с котенком бабы Вали. Людей он не боялся и по своей кошачьей любознательности часто бегал на аэродром смотреть, что там происходит, особенно когда там был аврал или что-либо привозили. Однажды с подводы разгружали бочки с маслом. Я был возле капонира своего самолета, когда услышал, как закричал кто-то из техников.

– Вот черт, Ваську бочкой придавили!

Он с усилием откатил бочку, Васька с глазами, полными страха и боли, молча поползла на передних лапах. Она не мяукала, но задние лапы безжизненно волочились по земле.

– Вот горе-то, неси Ваську бабе Вале!

Я взял котенка на руки, видимо был перебит позвоночник.

– Отнесу к полковому доктору.

Врач осмотрел зверька.

– Позвоночник цел, задние лапы теплые, кровоток не нарушен, скорее, придавлены кости таза, возможно, нарушены нервные окончания. Кошки твари живучи, прыгать, конечно, она не будет, но выжить может, пусть отлежится. Если в ближайшие дни не издохнет – будет жить, только инвалидом, а там, может, зарастет да заживет.

Я отнес котенка хозяйке. Баба Валя расплакалась, жалко бедную, ой, куда ее теперь, ни мышей ловить, ни птиц гонять в огороде.

Котенок, отлежавшись неделю в сарае, выжил, но задние лапы беспомощно висели плетьми, а главное, чистоплотный до сей поры котенок, не только не мог ходить по нужде как свои собратья, но и напрочь отказывался нижнюю часть туловища признавать за свою.

– Да, такой не жилец, пулю на него жалко тратить, возьми его за лапы да шваркни башкой об стену и делов! – советовали мне сослуживцы.

Мне стало жаль животину. Котенок, видимо, не забыв мое внимание в день несчастья, смотрел на меня как на бога, и казалось, умолял. «не бросай!». Ладно, думаю, издохнуть Васька всегда успеет. Лишних забот мне не надо, но зверя жаль. Я взял сумку от противогаза, для герметичности выстелил дно резиной от лопнувшего колеса, а сверху застелил «сменной» соломой. Кошка хорошо помещалась в застегнутую сумку, при желании вытащив голову и передние лапы, а задними оттолкнуться она не могла, поэтому сидела там вполне безопасно. Пускай летает со мной, будет кошка-штурмовик. Я не истребитель, вверх тормашками не вишу, из кабины не выпадет, а если собьют, так ведь она без меня все равно не жилец. Товарищи отнеслись к новой роли Васьки с юмором, но без понимания.