Любовь без обмана - Мередит Дьюран

Когда они беседовали, он и ей пытался найти место в своем каталоге. Он пытался понять ее полностью, но дни шли, ей становилось любопытно, сможет ли он правильно воспользоваться полученными сведениями. Чем больше он понимал, насколько тягостна для нее эта ситуация, тем энергичнее, казалось, намеревался облегчить ее участь. Ему хотелось знать, какая рамка, или шкатулка, или клетка кажутся ей более подходящими, хотя по его мрачному лицу было видно: он и так знает ответ — ничего ей не подходит.

Она спала одна, хотя и предпочла бы другое — это был один вопрос, по которому она отказывалась сдаваться. Если мужчине интересны ловушки, нет необходимости показывать ему самый очевидный способ. Но этот мятеж оказался обоюдоострым, настолько же неприятным для нее, как и для него. И ее отказ превратился в игру, чтобы ей было чем заняться. Обучая ее однажды вечером игре на бильярде, Фин пользовался любой возможностью, чтобы коснуться ее, а она и не протестовала. Ей было любопытно, насколько хватит у нее сил сопротивляться ему. Когда его длинное тело прижималось к ней сзади, наклоняя ее над столом, чтобы направить удар, она ощущала острое желание склонить голову на сукно, подставив ему затылок, как послушное животное. Это злило ее.

— Ты мог бы трогать меня где хочешь, — сказала она, — если бы я знала, что свободна сама делать выбор, сама могу рисковать.

Неожиданно начатый спор не дал ему времени помолчать. Спор они вели постоянно, даже когда молчали.

— Но только не тогда, когда ты была бы мертвой. — Глаза у него затуманились от усталости, он уходил теперь по вечерам из дома, прочесывая переулки в поисках слухов о Бонеме. — В гробу я не мог бы потрогать тебя вообще.

На второй неделе она обнаружила, что он перехватил письмо Бонема к ней, в котором предлагалось место и время встречи: ее информация в обмен на место пребывания ее матери.

— Принимай его предложение, — сказала Минна за ужином. — Мы отдадим ему все.

На подбородке у него дрогнула жилка, он отставил бокал и сказал:

— Мы это пробовали.

— Когда?

— Два дня назад. Он так и не появился.

— Потому что меня там не было, — горячо сказала она. — Ему нужно мое присутствие. Вы все завалили.

— Послушай, — сказал он. — Есть еще что-то, чего мы не знаем. В этих документах нет шифра или ключа. Ни одна бумага не может доказать его невиновность после того, как он действовал в Провиденсе. Он хочет что-то еще от тебя, и если у тебя нет гипотезы, единственный выход — ждать. — Когда она захотела возразить, он сказал еще более резко:- Его обнаружили в Лондоне, и при том, сколько человек следят за ним…

— А между тем неизвестно, где моя мать, — холодно произнесла Минна.

— Уверен, она хочет, чтобы ты оставалась в живых, — возразил он.

— Верни мне по крайней мере Тарбери. — Имея под рукой Тарбери, она не будет чувствовать себя такой беспомощной.

— Можешь ему написать, — сказал он. — Он довольно уютно устроился в гостинице за городом. Но ради твоей же безопасности, прости, я предпочитаю, чтобы люди были на службе у меня.

После этого она стала с ним холодна. Снова называла его Эшмором и постоянно вспоминала Коллинза.

— Ты мне о нем напоминаешь, — заметила она. — Прости.

Он стал менее очарователен, такое сравнение ему не понравилось. Когда он прикоснулся к ней, она чуть с ума не сошла от желания. Бонем не появлялся из своего укрытия, и она непрерывно думала о матери.

Они могли бы продолжать в том же духе, но однажды ночью Минна проснулась и обнаружила в своей спальне постороннего человека.

Она проснулась, услышав, как щелкнул замок ее шкатулки с драгоценностями. Сначала она даже не закричала. Ей снился Гонконг. Холодное дуло револьвера, горячие точки боли на затылке, в который впились пальцы надавили на плечи, ворвались в ее сновидения.

Она открыла глаза, чувствуя на лице горячее кислое дыхание мужчины, склонившегося над ней.

— Встать, — прошептал он. — Иди.

Под дулом револьвера она вышла в прихожую. Под босыми ногами ковер казался горячим и мокрым. Гоумперс лежал на боку, лужа крови растекалась вокруг его головы, Четыре года назад она узнала разницу между паникой и страхом. Паника — предчувствие катастрофы; страх — значит, катастрофа наступила. Это от страха шаги ее стали более уверенными, кровь быстрее побежала по жилам, когда револьвер направил ее в коридор. Все чувства у нее обострились. От одежды ее похитителя пахло застарелым запахом свечи, к ней прилипли старые соломинки.

Запах Фина она ощутила в следующую секунду, прежде чем он появился во тьме.

Они столкнулись, и она отлетела к противоположной стене, упала на колени. Раздался выстрел, последовала череда коротких глухих ударов. Приглушенное ругательство, крик. От грохота падающего тела в желудке у нее все перевернулось, прежде чем она смогла соображать. Волосы коснулись ее коленки. Она отпрянула от упавшего тела и на четвереньках поползла прочь.

Двое мужчин дрались у противоположной стены. В темноте трудно было разглядеть подробности, просто две фигуры наскакивали друг на друга. Она увидела, как рука потянулась, стараясь схватить револьвер.

Оглушительный взрыв, тихий шорох у ее уха. Она бросилась в сторону, и тут стена за ней треснула, на голову ей посыпались куски штукатурки. Она уставилась на более высокую фигуру, Фина, дыхание и мысли у нее остановились. Помощи не требуется. Другой мужчина был пригвожден его телом, ей не дотянуться.

Внезапно Фин сделал резкое движение, и другой мужчина, кажется, отошел от стены, но только затем, чтобы упасть на спину. Фин повернул его так, что тот ударился головой о стену. Револьвер упал на пол.

Минна поняла, как она была глупа. Ее помощи тут не требуется.

Но револьвер все еще манил ее. Она двинулась вперед, когда Фин двинул мужчину локтем в лицо.

Тошнотворный треск его не удовлетворил, он ударил коленом, и мужчина обвис как тряпичная кукла.

Ее ладонь легла на рукоять револьвера.

— Он у меня, — выдохнула Минна.

Фин словно не слышал ее. Он прижал тело мужчины к себе — пародия на объятие любовников. Дикий вопль заполнил воздух. Фин сломал мужчине шею.

— Он у меня! — Зачем она это говорит? Ее голос прозвучал слишком гротескно для столь деликатной операции. Убийство человека без единого слова.

Внезапно ее пальцы, державшие рукоять револьвера, обмякли.

Молчание.

Ноги у нее подкосились. Минна осела на мягкий шелк ковра.

Должно быть, он взглянул на нее, потому что она заметила блеск его глаз во тьме. Он все держал тело прижатым к себе. Не слышалось даже его дыхания.