Госпожа президент - Анне Хольт

На дисплее что-то происходило.

Да, в самом деле.

На миг он зажмурился, пальцы молниеносно пробежали по клавиатуре. Пляска на экране прекратилась. Помедлив, он поднял руку, указательным пальцем провел по строчке, слева направо, и снова ударил по клавишам.

Появилась новая картинка.

Быть не может.

Нет, может, и именно он это увидел. Он разом перестал сожалеть, что поменял работу, ведь он первый это обнаружил. Пальцы снова промчались по клавишам. Затем, нажав на кнопку «печать», он схватил телефон и стал напряженно ждать следующей картинки.

— She's alive, — прошептал он, не дыша. — She's fucking alive![64]

12

— Это самое красивое место во всем Осло, — сказал Ингвар Стубё, указывая на простенькую скамейку у воды. — Я подумал, нам обоим не мешает подышать свежим воздухом.

В город нагрянуло лето. За сутки температура поднялась почти на десять градусов. Солнце, взорвавшись светом, выбелило чуть не все небо. Казалось, деревья по берегам реки Акер за одно утро стали зеленее, а пыльцы в воздухе было столько, что глаза у Ингвара начали слезиться, едва он вышел из машины.

— Это парк? — спросил Уоррен Сиффорд без особого интереса. — Большой парк?

— Нет. Это окраина города. Или опушка леса, если угодно. Здесь они встречаются, деревья и дома. Здорово, правда? Садитесь.

Уоррен скептически оглядел грязную скамейку. Ингвар достал из кармана платок, смахнул на землю остатки недавнего праздника. Немного засохшего шоколадного мороженого, пятнышко кетчупа и что-то еще, о чем лучше вовсе не думать.

— Вот так. Садитесь.

Из пластикового пакета он достал две большущие французские булки, запечатанные в целлофан, и две банки колы-лайт.

— Приходится думать о весе, — пояснил он, разложив все это на скамейке. — Вообще-то я больше люблю обычную колу. The real thing.[65] Но…

Он хлопнул себя по животу. Уоррен молчал. К еде не притрагивался. Сидел, глядя на трех канадских гусей. Птицы гонялись по травянистому склону за собачонкой, которая была вдвое меньше самого крупного из них. И похоже, ей это нравилось. Как только самый большой гусь, щелкая клювом, оттеснял ее к воде, она ловко уворачивалась и с лаем кидалась прочь.

— Вы не будете? — спросил Ингвар с полным ртом.

Уоррен молчал.

— Слушайте, — сказал Ингвар. — Мне поручили вас сопровождать. Между тем совершенно очевидно, что вы отнюдь не склонны делиться со мной какой-либо информацией. Или с нами. Делиться информацией с нами. Так, может, — он отхватил зубами здоровенный кусок булки, — просто порадуемся хорошей погоде?

Слова утонули в чавканье.

Собачонка устала. Отвернулась от гогочущих гусей и побежала прочь вверх по склону.

Ингвар молча ел. Уоррен подставил лицо солнцу, положил левую ногу на колено правой и закрыл глаза от яркого света.

— Что с вами? — спросил Ингвар, покончив со своей булкой и половиной Уорреновой.

Скомкал целлофан, сунул в пакет, открыл одну банку колы, отхлебнул.

— Что с вами такое? — повторил он, стараясь подавить отрыжку.

Уоррен по-прежнему не шевелился.

— Как хотите, — сказал Ингвар и достал из кармана темные очки.

— Есть на свете один мерзавец, — сказал Уоррен, не меняя позы.

— Не один, — кивнул Ингвар. — Отнюдь не один, по-моему.

— Этот один хочет нас сломать.

— Ну…

— Он уже начал свое дело. Проблема в том, что я не знаю, как он намерен продолжать. Вдобавок никто не желает меня слушать.

Ингвар попытался поудобнее устроиться на жесткой скамейке. Положил было ногу на колено, как Уоррен. Но желудок тотчас запротестовал, и он быстро поставил ногу на землю.

— Я здесь, — сказал он. — И весь внимание.

Уоррен наконец-то улыбнулся. Козырьком приставил руку к глазам, осмотрелся.

— А здесь и правда красиво, — тихо сказал он. — Как там Ингер Юханна?

— Хорошо. Очень хорошо.

Ингвар покопался в пакете, вытащил плитку шоколада. Разорвал обертку, предложил Уоррену.

— Нет, спасибо. В самом деле, она была самой старательной и умной моей студенткой.

Ингвар взглянул на шоколадку. Снова завернул ее и сунул в пакет.

— У Ингер Юханны все хорошо, — повторил он. — Зимой прошлого года у нас родилась дочка. Замечательное здоровенькое существо. А в остальном нам бы лучше оставить эту тему, Уоррен.

— Вот как? Она по-прежнему…

Ингвар снял темные очки.

— Да. Вот так. Я не хочу говорить с вами об Ингер Юханне. Это было бы совершенно непорядочно. Да и неохота мне. Согласны?

— Конечно. — Американец слегка поклонился и виновато махнул рукой. — Самая моя большая слабость. — Он натянуто улыбнулся. — Женщины.

Ингвар не нашел что сказать. И начал сомневаться в своей затее с прогулкой. Часом раньше, когда Уоррен неожиданно явился в офис Петера Салхуса, без предупреждения и, собственно, без каких-либо новостей, Ингвар подумал, что нарушение рутины, возможно, поможет им снова разговориться. Но говорить об Ингер Юханне он решительно не желал.

— Знаете, — продолжал Уоррен, — иной раз, когда ночью лежу без сна и думаю об ошибках, какие совершил в жизни, я сам удивляюсь, что все они связаны с женщинами. Вот и сейчас: если президент Бентли не найдется живой-здоровой, моей карьере конец. Женщина держит в руках все мое существование. — Он нарочито вздохнул. — Женщины. Не могу их постичь. Они неотразимы и непонятны.

Ингвар заметил, что скрипнул зубами. Сосредоточился, стараясь взять себя в руки, но тщетно. И чтобы расслабиться, провел ладонью по щекам.

— Вы со мной не согласны, — с коротким смешком сказал Уоррен.

— Нет. — Ингвар резко выпрямился, повторил: — Нет. Неотразимыми я нахожу лишь очень и очень немногих, и понять их в большинстве очень легко. Не всегда, конечно, но в общем и целом. Хотя, — он развел руками и посмотрел в сторону, — для этого нужно считать их равноправными людьми.

— Touche,[66] — сказал Уоррен и широко улыбнулся, глядя на солнце. — Весьма политкорректно. Весьма… по-скандинавски.

Резкий звонок распорол птичий щебет и плеск реки. Ингвар принялся хлопать себя по карманам в поисках телефона. Наконец нашел и тявкнул в трубку:

— Алло!

— Ингвар?

— Да.

— Это Петер.

— Кто-кто?

— Петер Салхус.

— А-а. Привет.

Ингвар хотел было встать и отойти от скамейки, но сообразил, что Уоррен не понимает по-норвежски.

— Есть новости? — спросил он.

— Да. Строго между нами, Ингвар. Я могу на тебя положиться?

— Конечно. Так в чем дело?

— Не вдаваясь в детали, могу сказать, что мы… В общем, мы хорошо представляем себе, что происходит в американском посольстве. Если можно так выразиться.

Пауза.

Вы их прослушиваете, подумал Ингвар и схватил полупустую банку колы, но пить не стал. Прослушиваете, черт побери, дружественное посольство на норвежской территории. Что, черт возьми…

— Они думают, что президент жива, Ингвар.

Дыхание слегка участилось. Он кашлянул, попытался сделать непроницаемое лицо. И на всякий случай отвернулся от Уоррена.

— И где же она?

— В том-то и весь фокус, Ингвар. По их мнению, президент заходила на интернет-сайты, которые без спецкодов недоступны. Либо на сайты заходила она сама, либо те, кто выудил из нее эти коды. Если верно последнее, то все равно она определенно жива.

— Но… Я не вполне понимаю…

— Они отследили ее до IP-адреса твоей жены. Но, к счастью, им это неизвестно.

— Инг…

Он осекся. Не хотел называть при Уоррене ее имя.

— Они отследили IP-адрес компьютера, который принадлежит университету. И сейчас ругаются с тамошним руководством, допытываясь, кто именно пользуется машиной. Нам кажется, можно их малость помурыжить, но не особенно долго. Но я подумал… Я, конечно, попрошу Бастесена послать патруль к тебе домой, на всякий случай. Если слухи о самоуправстве ФБР хотя бы отчасти правдивы… И на твоем месте я бы тоже немедля поехал домой.

— Да… конечно… спасибо.

Ингвар закончил разговор, причем у него даже мысли не мелькнуло, что патруль надо бы послать совсем в другое место. Ингер Юханна не дома. Они с Рагнхильд во Фрогнере. Точного адреса он не знает.

Ингвар стремительно встал.

— Мне надо идти, — сказал он и зашагал прочь.

Пластиковая сумка и непочатая банка колы-лайт остались на скамейке. Уоррен недоуменно поглядел на все это и бросился вдогонку.

— Что случилось? — спросил он, настигнув Ингвара.

— Я высажу вас в городе, ладно? Мне надо кое-что выяснить.

Грузно раскачиваясь, он побежал к машине. Едва оба сели, как зазвонил телефон Уоррена. Он отвечал короткими «да» и «нет». Через полторы минуты закончил разговор. На секунду оторвав взгляд от дороги и глянув на американца, Ингвар обомлел. Лицо Уоррена подернулось пепельной бледностью. Он сидел, полуоткрыв рот, глаза запали, грозили провалиться в череп.