В подполье можно встретить только крыс… - Петр Григоренко

Обстановка на совещании была какая-то тревожная. Как будто над нами нависло что-то угрожающее. Может это было результатом того, что из четырех начинжев, участвовавших в совещании, трое были новыми; их предшественники были арестованы.

На третий или четвертый день моего пребывания в Смоленске меня вызвали с занятий к начинжу округа. Когда я вошел, полковник подал мне телеграмму Вишнеревского. Она была адресована начинжу БВО и по своему содержанию до крайности тревожна. Вселила тревогу она и в меня. Передаю текст по памяти: «Очень прошу немедленно возвратить Григоренко в Минск, во избежание большого несчастья». Я выехал сразу же. В Минске с вокзала зашел в свое Управление, оставил там дорожный чемоданчик и позвонил Вишнеревскому.

– Немедленно заходите ко мне! – Киким-то ранее от него неслышанным истерическим голосом крикнул он в трубку.

Когда я вошел в кабинет, он нервно бегал из угла в угол. Не отвечая и не реагируя на мой рапорт, подбежал к столу, схватил какой-то листик и размахивая им закричал: «Зарезали! Голову сняли! Я ж Вам доверял больше, чем самому себе. Вы же опытный УР'овец. Померанцев говорил о Вас как о добросовестном работнике. А Вы!… Сколько времени имели и не привели УР в боеготовность. А нас вcе время „кормили“ успокоительными докладами».

Во время этой тирады зашел Телятников, по-видимому приглашенный Вишнеревским после моего звонка. Телятников был бледен, взволнован. Вишнеревский, глядя на него, закричал еще громче и истеричнее: «Заморочил нам головы этими двумя батрайонами, а тем временем упустили боеготовность всего укрепленного района. Но не думайте, что мы одни с Телятниковым в тюрьму садиться будем. Вас тоже не забудут!»

Я стоял ошарашенный, не понимая, о чем идет речь. И произнести ничего не мог. Вишнеревский кричал, не останавливаясь. Наконец я получил возможность спросить, о чем идет речь. Вишнеревский, продолжая нервничать рассказал:

– Приехала комиссия наркомата обороны по проверке боеготовности УР'ов. Она выбрала 25 точек с разных участков УР'а, проверила их, и все они в противохимическом отношении получили оценку неудовлетворительно. Через 20 минут майор – председатель комиссии – придет подписывать акт. Вчера я отказался подписывать до Вашего возвращения. А сейчас я должен подписать и сесть в тюрьму. Согласно директиве, Вы это знаете, комендант и комиссар УР'а несут личную ответственность за приведение УР'а в боеготовность. Комиссия приехала из Мозыря. Там они тоже признали УР не боеготовным в противохимическом отношении, и комендант с комиссаром там уже арестованы. Я звонил туда и убедился в этом, – упавшим голосом закончил он. Потом приподнялся и едко добавил: «Но сел и начинж!»

– Где список точек, которые проверяла комиссия?

– Вот, – подал мне Вишнеревский листик, который держал в руках. Я просмотрел этот список и спокойно сказал: «Здесь нет ни одной точки, которая не имела бы оценки отлично».

– Да что Вы мне говорите! – вскрикнул Вишнеревский, – они же не сами проверяли. В комиссии участвовал Ваш заместитель военинженер 1-го ранга Шалаев и начхимслужбы укрепрайона. Проверка велась по утвержденной наркомом обороны инструкции и оценки выставлены согласно указаний этой инструкции. Наши работники своими подписями свидетельствуют это.

– А я привык себе самому верить больше всего. Я лично проверял по той же инструкции все боевые сооружения УР'а и утверждаю, что все – я подчеркиваю – все они имеют оценку отлично, хотя в нашем списке некоторым из них даны и удовлетворительные оценки. Товарищ комбриг, товарищ дивизионный комиссар, – перешел я на тон официального рапорта, – если Вы командуете тем же укрепленным районом, в котором и я служу, то в нем нет боевых сооружений с оценкой ниже отлично.

Здесь я должен возвратиться несколько назад. Директива о приведении УР'ов в боеготовность была получена весной 1937 года, еще до моего назначения на должность начинжа. Я сразу понял ее важное значение и, избрав несколько ближайших точек, пошел лично с бригадой саперов, чтобы привести эти точки в противохимическую готовность. Суть состояла в том, чтобы устранить всякие раковины, трещины в бетоне, герметизировать двери и обтюрировать амбразуры так, чтобы в огневой точке при работе вентиляции был достаточный внутренний подпор. Насколько я помню, минимальный подпор – 17 миллиметров водяного столба. При таком подпоре противохимическое состояние оценивалось удовлетворительно, при 19 – хорошо, при 23 – отлично.

Я организовал и лично подготовил несколько бригад, которые устраняли щели и раковины в бетоне, герметизировали двери и обтюрировали амбразуры. Вслед за этими бригадами шла еще одна, проверявшая противохимическую готовность всех огневых точек и выставлявшая оценки. Эту бригаду я тоже готовил лично. Вся герметизационная работа была выполнена столь добросовестно, что во всем УР'е не было точки с подпором меньше 27 миллиметров водяного столба – сверх отлично. И эти реальные подпоры выставлены в составленном нами акте. Но кроме этих цифровых оценок я выставил и оценки – отлично, хорошо, удовлетворительно, но не в зависимости от подпора, а по количеству щелей и пустот в бетоне, которые потребовалось заделывать. Чем их было больше, тем ниже ставилась оценка. Это я делал для себя, чтобы знать, где скорее можно ожидать снижения подпора.

Как видим, приведение в противохимическую готовность, дело хотя и хлопотное, но простое, вполне доступное любому добросовестному человеку. Но был тут один секрет, порожденный безответственностью и невежеством. Дело это касается измерений подпора. В инструкции о порядке проверки противохимической готовности описаны все проверочные приемы и иллюстрированы фотографиями и чертежами. Даже такое всем понятное действие, как проверка с помощью зажженной свечи не идет ли воздух в щель, проиллюстрирована двумя рисунками руки с зажженой свечой: воздух идет – пламя отклонено, не идет – пламя (ровно) вверх. А вот насчет подпора только и сказано: «пятая – заключительная – проверка: измерение внутреннего подпора при работе нагнетающей и вытяжной вентиляции. Оценка: удовлетворительно – 17 мм водяного столба, хорошо – 19, отлично – 23». Каким прибором производится измерение, как этот прибор подключается к фильтровентиляционной системе ни слова, ни рисунка, ни фото, ни простейшей схемы.

Эта инструкция напомнила мне другую, чуть было не приведшую к трагическому исходу. Дело было в 1935 году в саперном батальоне 4ск. Мы получили пилораму и теперь сами могли перерабатывать кругляк на доски и балки. Те и другие нужны были для мостов, которые мы в тот год строили в большом количестве. И вдруг авария – разлетелось на куски большое зубчатое колесо, которое вращает верхний (тянущий) вал, тянущего механизма пилорамы. Устройство весьма простое – на гладкий вал одета своеобразная рубашка, называемая ребух, гладкая внутри и усаженная сплошь маленькими пирамидками сверху. Вал с ребухом соединен железным штырем. Работает механизм просто. Ребух своими пирамидками впивается в бревно и вращаемый большим зубчатым колесом надвигает бревно на пилы, режущие его контактно скорости надвигания. Если пилы встретили препятствие, которое они преодолеть не могут, штырь, соединяющий ребух с валом, срезается, и ребух перестает вращаться, бревно останавливается.