Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торопливо одевшись, Скиннер выбежал на улицу, зашел в ближайшее интернет-кафе и принялся строчить е-мейлы, периодически пытаясь по остроте симптомов оценить, сколько Кибби вчера принял на грудь.
Письмо Дороти забуксовало с первых же строк. Скиннер снова почувствовал себя в хорошо знакомой проспиртованной шкуре, как в памятные дни на работе, когда с похмелья все валится из рук, и ум впустую суетится, не в силах справиться даже с пустяковыми задачами, и бумага злобно режет пальцы, и обжигающий кофе расплескивается, портя свежераспечатанный отчет, и хочется лишь одного — дотерпеть до звонка…
Оплаченное время истекло. Скиннер не стал его продлевать. Из мельтешащих обрывков сложилась единственно правильная мысль.
Ну что, сука, войны хочешь? Так ты ее получишь!
Воодушевившись, Скиннер покинул интернет-кафе и решительно зашагал по Северному мосту к изобилующей питейными заведениями улице Роял-Майл. Когда он вышел из первого бара, небо по цвету уже не отличалось от преобладающих в этой части города средневековых каменных построек.
К концу ночи, основательно нагрузившись, он стоял посреди улицы и смотрел на луну, рассеченную церковным флюгером. Небеса мерцали холодным белесым светом. За оскалом готических крыш шевелились толстые туши черных туч, словно ночная нечисть. Скиннер шагал по пустынной Роял-Майл от замка к замку; холодный сизый булыжник гулко звенел под каблуками рабочих ботинок, морозный пар драконьими клубами вырывался изо рта. Иногда он останавливался, слушая слабый пульс засыпающего города. Его радовали любые проявления жизни: клейко целующаяся парочка, блюющий брат-алкаш, волчьи тени подростков, высматривающих жертву.
Смакуя пьяную одурь, Скиннер думал о поджидающей дома непочатой бутылке «Джонни Уокера», и его улыбка расползалась шире улицы. Здесь, на знакомой территории, где ему был известен каждый кустик, воевать было сущим удовольствием.
Ну, давай, слизняк! Покажи, на что ты способен!
Он с наслаждением предвкушал визит к Кибби: интересно будет посмотреть на последствия сегодняшней атаки! В мертвом свете луны его долговязая фигура отбрасывала черную пляшущую тень, и тихий смех отдавался в каменных стенах жутким эхом.
Брайану Кибби хотелось выпить. Обливаясь потом, он сидел у себя в спальне перед компьютером. Никаких «Харвест Мун» — Кибби было не до игрушек. Выйдя в интернет, он зарегистрировался на сайте http://www.thescotsman.со.uk и отыскал электронный архив «Вечерних новостей». Задав в окошке поиска имя проклятого врага, нашел нужную заметку. Дэнни Скиннер, сообщала газета, попал в больницу с серьезными повреждениями после крупной драки на матче «Хиберниан» — «Абердин». Вот ведь, «с серьезными повреждениями»! А утром в понедельник на нем ни царапинки не было. Зато Брайан Кибби тем же самым утром проснулся в Ньюкасле после конвента в таком состоянии, словно по нему грузовик проехал.
Кибби дрожал от нервного озноба. Строчки расплывались.
Невозможно… Так не бывает… Но это точно Скиннер. Он меня сглазил, проклятие наложил…
Кибби вышел из дома и направился в бар «Центурион». Раньше он это заведение стороной обходил — и вот теперь, всего за несколько дней, оно сделалось убежищем столь же надежным, как его чердак.
— От чего заболел, тем и лечись,— ухмыльнулся бармен Рэймонд Гэлт, наливая двойной виски.
— Эт точно,— отозвался Кибби хриплым, словно чужим голосом.
Его занимала дилемма, хорошо знакомая всем начинающим алкоголикам. С одной стороны, выпить с похмелья — значит временно снять боль, которая потом вернется сторицей. А с другой — если вся жизнь сплошная боль, то приходится ценить даже временные передышки. К тому же выпить было просто необходимо, ведь вечером в гости должен был заявиться Скиннер.
Они с Кэролайн встречаются. Уже, поди, переспали…
НЕТ!
Кибби махом всадил виски, потом заказал еще и еще. Вывалившись из бара, он чуть не сшиб женщину с коляской и извинился заплетающимся языком. Гневный взгляд мамаши обжег сердце, но неприятное чувство быстро забылось, и он вновь погрузился в кашу злобных мыслей. По пути домой, уже в сумерках, он зашел в ликеро-водочный и купил бутылку виски.
Неужели Кэролайн спит со Скиннером?
Виски огненным шаром каталось в голове, а в ушах звучал нестерпимо самодовольный голос Скиннера, перечисляющий, скольких телок он перетрахал.
…Эта девчонка, Кей, такая красивая. А он с ней обращался как со скотиной… И Шеннон… Они для него ничто, мешки для спермы… Он их небось по десятибалльной шкале оценивает…
Кибби целеустремленно шел под горку, выписывая кренделя и смакуя горькие мысли. Когда до дома осталось совсем немного, он остановился передохнуть. Рядом шумела детская площадка, малыши с визгом болтались на качелях под присмотром родителей. Кибби стоял у ограды, загнанно дыша и глядя в пустоту. Один из отцов, тощий тридцатилетний мужик, шагнул к нему и крикнул:
— Эй, ты! Чего высматриваешь?! Давай отсюда!
— А?..
Кибби ошарашенно захлопал глазами, потом понял, чего от него хотят, и потрусил прочь, несмотря на одышку. Ему сделалось страшно, но не от вида разъяренного родителя — такие вещи его сейчас не пугали,— а от мысли, что его приняли за извращенца. Да еще в своем районе… Не дай бог, мать и сестра узнают…
Может, я и правда извращенец? Дрочу без перерыва, как животное… Как имбецил!.. А скоро детей трогать начну… Тьфу!..
Дома никого не оказалось. Мать, очевидно, ушла за покупками. Кибби поднялся к себе и схоронил виски под кровать. Спустившись в гостиную, он в изнеможении рухнул на диван. За дверью послышался шорох, в замке лязгнул ключ. Раньше он этого звука не замечал, но теперь… Надо смазать замочную скважину.
Отец давно бы смазал…
Кибби выпрямился на диване, обливаясь потом и дыша, как тюлень. Алкоголь начал выветриваться, хотелось добавить. Даже мелькнула мысль: сгонять по-быстрому наверх, отхлебнуть из бутылки… Нет, мать сразу учует запах… Да она и так учует.
Дверь открылась — и Кибби заранее скривил рот в вызывающей ухмылке.
Но это была не Джойс, а Кэролайн. Кибби вспомнил, что она собиралась прийти пораньше, помочь матери с ужином. Отличный шанс: в кои-то веки они с сестрой оказались наедине. Сейчас он расскажет ей правду о Скиннере, предупредит об опасности, убережет от беды, которой сам не смог избежать!
— Кэролайн…
Сестра заметила сухой нездоровый румянец на щеках брата, почувствовала запах алкоголя.
— Ты в порядке?
— Угу… Рад тебя видеть,— начал Кибби осторожно, однако щупальце опьянения шевельнулось в мозгу, и губы сами собой разъехались в похабной ухмылке. Он попытался взять себя в руки.— Как дела в универе?
Комната вроде крутится, но это не страшно, а просто… никак. По барабану.
— Да как обычно, тоска.— Она пожала плечами.
Брат был в своем репертуаре. Кэролайн успокоилась. Думая о чем-то своем, она забралась с ногами в кресло, взяла пульт, оживила телевизор. Звук был отключен, и диктор с серьезной торжественностью шевелил губами на фоне арабской семьи, плачущей у кучи щебня. Картинки быстро менялись: мелькнул вооруженный до зубов американский солдат, затем озабоченный, словно страдающий от запора Джордж Буш, затем жеманный Тони Блэр в окружении важных вельмож.
Кибби чувствовал, что в нем вызревает протест. В дряблом, водянистом, неимоверно раздувшемся теле поднималась мутная волна, заполняя многокилометровые пустоты между нейронами.
За них другие отдуваются. А им что? Деньги есть, власть есть, живи и наслаждайся. Это ведь не их сыновья и дочери идут на войну, на смерть, чтобы потешить их гнилое самолюбие! Под пулями гибнут простые люди, у которых нет выбора, которых оболванили… А мы, страусы, прячем голову в песок, смотрим «Гарри Поттера», Стивена Спилберга, Мэри-Кейт и Эшли Олсен, Бритни Спирс, «Бриджит Джонс»… мечтаем о должности старшего инспектора… Не замечаем, что нет ни свободы, ни выбора… Все мы жалкие рабы! Служим эгоистичным лицемерным набожным негодяям и убийцам, живем по их правилам, в жестоком, трусливом, бессовестном, пустом, лживом мире, который они создали по своему образу и подобию… Такие, как эта сука Скиннер… всё вокруг гадят из больного тщеславия… а другие должны разгребать их дерьмо…
Межнейронные пустоты вдруг схлопнулись — с треском, с искрами, у Кибби аж голова затряслась.
Даже Кэролайн, моя сестра… обленилась, поддалась разлагающему влиянию распада. А ведь отец всю жизнь горбатился, отказывал себе во всем, чтобы у нее была возможность выбора…
— А раньше тебе нравился универ…
Кэролайн энергично помотала головой — светлые волосы взлетели и улеглись на место в прежнем идеальном порядке, словно наэлектризованные нейлоновые нити, за исключением пары непокорных прядей.