Моя жизнь - Ингрид Бергман

Петер, я знаю, что это письмо разорвется в нашем доме как бомба. Наша Пиа, наше будущее, наше прошлое, полное жертв и помощи с твоей стороны. А теперь ты остаешься в одиночестве среди руин, а я не могу помочь тебе.

Дорогой, я никогда не думала, что после всего, через что мы прошли вместе, может наступить такой момент. И теперь я не знаю, что делать. Бедная маленькая Пиа и такая же бедная маленькая мама».

По итальянским законам, прилети Петер Линдстром немедленно в Италию и застрели если уж не Ингрид, то хотя бы Роберто, его, возможно, признали бы виновным в убийстве, но сочли бы невиновным в любом другом преступлении, кроме вспышки глубокого и всем понятного человеческого чувства.

Однако Петер был не таков. Он отличался порядочностью, здравомыслием и уравновешенностью. Прежде чем действовать, он все тщательно продумывал. Газеты уже были полны слухов о романе между Роберто и Ингрид. Но, проходя по залитым ярким солнечным светом калифорнийским улицам, он не мог поверить в то, о чем написала Ингрид. Он не то что не хотел верить, он не верил. Десять лет нормального супружества, со своими взлетами, падениями, но у кого их не бывало? Чудесный дом, прелестная дочка, детская комната, построенная для сестренки или братика Пиа... Должно быть, с Ингрид случилось что-то не то. Он знал свою жену. Ему необходимо увидеть ее. Если все, что она написала, правда, пусть возвращается и сама скажет об этом Пиа. Он послал ей телеграмму и сел в самолет до Нью-Йорка.

Глава 14

Я хотела, чтобы Петер знал, что я ему неверна и что я его оставляю. Поэтому я и написала ему то письмо, рассказав всю правду. Немного позже, во втором письме, я писала: «Я нашла место, где хотела бы жить. Метя окружают близкие мне люди. Мне очень жаль, но я хочу остаться». Я почувствовал, что свободна. Для меня это был развод. Я вела себя честно. Даже если бы церковь настаивала на том, что я по-прежнему нахожусь в браке, это не привязало бы меня к Петеру. Ведь тремя годами раньше я уже просила Петера о разводе. Но он не хотел и слышать об этом. А у меня не было особых причин оставлять его, поскольку тогда рядом со мной не было человека, за которого я хотела бы выйти замуж. Не было человека, с которым бы я хотела вместе жить. Поэтому ничего и не произошло.

Я так долго ждала, пока придет тот, кто заставит меня уйти. Это сделал Роберто. Но я вовсе не предполагала, что это потрясет целый мир.

Это был наивный самообман, полностью игнорирующий тот факт, что в двадцатом столетии мировая пресса достигла столь сокрушительной власти, что могла напрочь разрушить мечты, иллюзии и превратить любую жизнь в истинный кошмар. Ингрид не подозревала, что она и Роберто представляли значительный интерес для такого рода «развлечения». В конце концов, вокруг ведь разводились сотни супружеских пар.

Итак, в те первые десять дней, когда любовники мчались в своей алой колеснице по очарованной земле, Ингрид окунулась в такое блаженство, что все остальное казалось нереальным.

Не многие путешествия завершаются в таких местах, как последние мили Калабрии, расположенной в мыске «итальянского сапога», и Мессинский пролив. Автомобиль мчался по черной ленте прибрежной дороги, петляющей в горах, объезжая скалистые нагромождения, возвышающиеся над прозрачной зеленоватой морской водой. Деревеньки, гнездившиеся у кромки воды, напоминали ракушки, облепившие дно корабля. А высоко в горах они были похожи на ласточкины гнезда. Красота древних сооружений сливалась с красотой окружающего пейзажа, а Роберто рассказывал о мифах и о любви.

Здесь же за широким Мессинским проливом виднелась Сицилия. Теплый ветерок обвевал стоящих на пароме, позади оставалось расплывающееся, а потом и вовсе исчезнувшее в тумане пятно — серо-голубые очертания Италии. Внизу на фоне гор, на краю бухты серпом извивалась Мессина — вся из белых домов.

В понедельник 4 апреля съемочная группа, погрузив на крепкую рыбацкую шхуну киноснаряжение, ящики с помидорами, мотки проводов, мешки с мукой, рулоны туалетной бумаги и чемоданы, покинула Сицилию. Шхуна с ее постоянно барахлившим мотором, вся пропитанная запахом рыбы, что говорило о ее каждодневном нелегком труде, вышла, покачиваясь на волнах, в Тирренское море. Она держала курс на Липарские острова, вернее, на самый северный из них — Стромболи.

Сегодня быстроходные прогулочные катера проносятся по волнам, постоянно совершая рейсы к Липарским островам, но в 1948 году они были удалены от туристических маршрутов. С материком острова связывал только рейсовый почтовый пароход, раз в неделю выходивший из Неаполя.

Через два часа пути шхуна миновала первый небольшой островок, Волкано. Вскоре там должна была сниматься охваченная страстной жаждой соперничества Анна Маньяни. Предполагалось, что в конкурирующем фильме окажется немало захватывающих кадров, во многом похожих на те, что рождались на близлежащем вулканическом острове Стромболи.

Еще, через пару часов пассажиры шхуны увидели перец собой высокий конус Стромболи, отмеченный белым дымом. Когда шхуна подошла ближе, они смогли лицезреть двухтысячефутовый подъем к черному жерлу живого вулкана. Языки багровой лавы кривились в усмешке, как кровоточащие губы, окружая дымящуюся верхушку; огромный склон был завален недавно выплюнутыми из кратера черными как смоль камнями, которые, скатываясь с крутизны, падали в сверкающую морскую воду. Все ощутили смутное беспокойство.

Боже милостивый! Кто же мог захотеть обитать здесь, в этом отдаленном, опасном месте? Более того, как вообще здесь можно было жить? Да, все здесь поражало драматизмом, но наверняка на материке можно было отыскать кучу мест, которые рядом с этим островом выглядели бы почти раем. И гораздо больше подходили бы для съемок. Но уж если Роберто Росселлини говорил «документальность», то он имел в виду именно «документальность», а не выстроенное с помощью декораций подобие реальности.

Деревню они обнаружили за следующим мысом, образованным лавой. Кратер вулкана был наклонен в другую сторону острова. На черном негостеприимном берегу древнейшие остатки лавы образовали склоны, которые прошедшие столетия покрыли слоем земли, травой и перьями бамбука. На щедрой вулканической почве жители возделывали сады. Овощи, цветы, фиговые деревья, виноградная лоза, плющ, герань росли прекрасно, но уже на высоте в тысячу футов не было никакой растительности. На нижних склонах жители деревни построили квадратные белые дома в мавританском стиле, с короткими трубами и зарешеченными окнами. Они жались по бокам узких, шириной иногда не больше трех-четырех футов, улочек, которые, петляя, вели наверх, к открытой площади и белой церкви с высоким шпилем. Но владыкой острова был вулкан. В определенные часы он заслонял собою солнце. А по ночам его темная махина закрывала звезды. Днем и ночью из этого подземного чрева раздавались бульканье и глухие взрывы. Во время пребывания на острове киногруппы он продемонстрировал такую разрушительную силу, которую восхищенная съемочная группа вынуждена была снимать, находясь в безопасном месте — на шхуне.