Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека» - Федор Раззаков

Отметим, что А. Каххар критиковал не только режим, но и лично Рашидова за то, что тот позволяет разного рода писателям-лизоблюдам петь ему в СМИ всяческие оды и осанны. После этих трелей книги сладкоречивых «соловьев» издавались в узбекских издательствах тысячными тиражами, что многими рассматривалось как откровенное взяточничество. Мог ли прикрыть эту «лавочку» Рашидов? Наверное, мог, но, как говорится, человек слаб. К тому же не следует забывать, что это – Восток (не зря ведь есть особая форма лести – восточная), и то, что многое из названного происходило помимо воли Рашидова: как инициатива местных пропагандистов, на многих из которых он вынужден был опираться в своей внутренней политике.

Отсюда и ставка Рашидова на своих родственников, многих из которых он привел во власть в те годы. Так, его брат С. Рашидов стал заместителем председателя Комитета народного контроля республики, другой родственник – У. Арипов – был назначен заместителем министра здравоохранения. Еще двое людей из родни Рашидова заняли руководящие посты в родном Самарканде: Хамракулов возглавил тамошний облисполком, Азимов – горисполком. И опять это не являлось собственным ноу-хау Рашидова – это было типичное для любой власти (а для Востока особенно) явление: вспомним, что и Брежнев подбирал верные ему кадры, опираясь на своих родственников, друзей и земляков.

Отметим, что само обозначение этого явления (кумовста, семейственности) – слово «непотизм» – имеет итальянские корни. Оно утвердилось в мире еще со времен раннего Возрождения, когда папы римские, укрепляя свою власть, раздавали высшие церковные должности своим родственникам. Ими были сначала племянники (отсюда и пошло само выражение, поскольку племянник по-итальянски – nepote), потом сыновья и другие родственники. Таким образом, появились целые «папские» династии – Медичи, Борджиа, Орсини и т. д.

Что касается развития непотизма на Востоке, то по этому поводу уместно привести мнение историка Л. Левитина, которые пишет следующее:

«В Узбекистане и других среднеазиатских республиках авторитарность и авторитет секретарей послесталинской эры не только поддерживалась Москвой, но и опиралась на традиционные общественные структуры: кланы, региональные элиты. И хотя земляческие и прочие сепаратистские связи публично резко критиковались, предавались, так сказать, политической анафеме, в реальной жизни они имели очевидное политическое значение, поскольку отвечали ментальности среднеазиатского общества. Модернизируясь, оно продолжало оставаться традиционным обществом.

Именно в этот период в Узбекистане стали развиваться сверху донизу, на республиканском, областном и районном уровнях отношения клиентальной зависимости, протежирование на основе земляческих и клановых связей, взаимной выгоды. Причем нельзя упускать из виду: непотизм (в смысле покровительства своим людям) для узбекского общества это совсем не то, что для западного. Во всяком случае, это явление не отвергается народной моралью, а воспринимается как нечто само собой разумеющееся…»

Брежнев был прекрасно осведомлен об этих явлениях, поскольку в свое время воочию имел возможность наблюдать за тем, как строится политика в южном регионе: как мы помним, в середине 50-х он возглавлял компартию Казахстана. Поэтому никогда в этом вопросе не рубил с плеча (как это было присуще, к примеру, Хрущеву). Именно поэтому его мало трогали жалобы рашидовских оппонентов, которые периодически посылали в Москву слезные письма: дескать, Рашидов развел клановость, слаб по части восхвалений и т. д. Брежнев прекрасно понимал, что все эти жалобы от лукавого: приведи он к власти жалобщиков, и те строили бы свою политику точно так же, а то и самого Рашидова оставили бы далеко позади. Для Москвы было более важно, что именно при Рашидове Узбекистан превратился в одну из самых стабильных в экономическом плане и одну из самых спокойных в национальном отношении республик СССР. Из всех республиканских руководителей Рашидов был одним из наиболее образованных и гибких политиков, умеющим легко сглаживать острые углы и всегда готовым к компромиссам. Как пишет С. Ризаев:

«Советская административно-командная система с центром в Кремле позволяла руководителям мест, ею назначаемым и контролируемым, действовать в строго определенных рамках. Шараф Рашидович Рашидов чувствовал эти рамки лучше других и ни при каких обстоятельствах не показывал, что они давят, жмут, мешают, мучают, унижают гордость и достоинство человека. Ибо вне этих рамок он просто не мог быть тем, кем был – первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана и кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.

Полностью в этих рамках он строил человеческие отношения с членами Политбюро, секретарями ЦК КПСС и их ближайшими помощниками. В тех же строгих рамках системы он воспринимал и ее экономические данности со всей архаикой производственных отношений. Здесь какое-то пространство для маневра, для встречных предложений ему было отведено. Он пользовался им мастерски. Он просил, убеждал, доказывал, настаивал – если была надежда на успех и если это не грозило испортить отношения с сильными мира сего. То есть, он просил, убеждал, доказывал, настаивал, – но не конфликтовал, не шел на обострение отношений. И эта тактика оправдывала себя: Узбекистан, опять же в рамках системы и всегда исходя из ее нужд, но не всегда из его нужд, не обделялся ассигнованиями и материальными ресурсами. В этом смысле едва ли другой лидер на месте Ш. Рашидова добился бы большего…».

Конечно, наивно было бы рисовать Узбекистан при Рашидове безоблачным раем. Однако, с другой стороны, кощунственно звучит утверждение, запущенное с легкой руки горбачевских либералов, что эта республика в составе СССР являлась чуть ли не центром всесоюзной коррупции. На самом деле коррупция там была не выше, чем в любой другой республике Советского Союза. И те же хищения в промышленности или приписки в хлопковом хозяйстве республики, которые опять же существовали во всех хлопкосеющих республиках, строго преследовались по прямому указанию Рашидова. Взять, к примеру, криминальную статистику 1969 года. Сошлюсь на слова Б. Савельева, который в газете «Правда Востока» (номер от 15 июля 1970 года) писал следующее:

«В 1969 году в легкой, пищевой, мясомолочной промышленности суммы недостач и хищений по сравнению с 1968 годом увеличились. На ряде заготовительных пунктов, особенно в Самаркандской, Хорезмской областях и Каракалпакской АССР, выявлены крупные недостачи и хищения, злоупотребления, связанные с неправильной оценкой качества хлопка-сырца в ходе его приемки от колхозов и совхозов. На Чирчикской обувной фабрике в течение нескольких лет разворовывались государственные средства…»

Не менее жесткая борьба велась в Узбекистане и с уголовной преступностью. Именно поэтому ее уровень там был одним из самых низких среди крупных республик СССР. Узбекский уголовный розыск считался одним из самых эффективных подразделений: процент раскрываемости преступлений у него был достаточно высоким. И кадры для него готовились непосредственно в Узбекистане: когда союзный МВД в середине 1960-х задумал создавать Высшие школы милиции и почти одновременно открыл четыре подобных заведения, одно из них располагалось в Ташкенте (три других были созданы в Москве, Киеве и Омске).

Между тем рост преступности в Узбекистане происходил в основном из-за правонарушений из разряда менее тяжких. Например, в середине 1960-х в республике выросло число краж, вызванное ростом бродяжничества. В апреле 1968 года узбекским властям пришлось даже выпускать в свет Указ об усилении борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством. Высок был и уровень такого правонарушения, как хулиганство. Впрочем, этот рост был характерен для всего СССР. Так, если в 1965 году в стране было зарегистировано 130 422 факта хулиганства, то уже год спустя эта цифра выросла до 257 015 (почти на 100 %). Правда, в последующие шесть лет эти показатели оставались на уровне 1966-го года (в пределах 250–213 тысяч случаев), а затем даже стали снижаться.

В середине мая 1968 года в Ташкенте состоялось собрание партийного актива республики по вопросу усиления борьбы с преступностью. На него из Москвы прибыли прокурор СССР Роман Руденко и глава союзного МВД Николай Щелоков. Приведу лишь некоторые отрывки из тогдашних выступлений, где речь шла об уровне преступности в Узбекистане.

Х. Яхъяев (министр внутренних дел УзССР): «В целом по республике значительно меньше стало совершаться преступлений в общественных местах, сократилось количество уголовно-наказуемых хулиганств, уменьшилось число краж личной собственности граждан, аварий и наездов со смертельным исходом».

С. Пулатходжаев (председатель Верховного Суда УзССР): «Сейчас число осужденных в Узбекистане значительно ниже, чем в среднем по стране. Однако преступность все еще распространена в республике, и, следовательно, уровень работы административных органов отстает от предъявляемых к ним требований».