Хроники Вторжения - Ярослав Веров

Он повернул голову и посмотрел на Иру. Она спала, отвернувшись к стене, беззащитно, по-детски свернувшись калачиком. Викула поймал себя на том, что ему приятно смотреть на нее спящую. «Может, не все так плохо? – подумалось ему. – Может, еще могу любить? Всю жизнь я этого боялся – любить человека как человека, а не как объект своего интереса. Потому что тогда ведь придется последнюю рубашку ради него снять, и остальное, на что он пальцем укажет. Любить страшно. А не любить – тошно».

Эти размышления Викулы прервал звонок в дверь – непрерывная трель, как будто заклинило кнопку. «Эдик пришел, – подумалось Викуле, – пойду проверю, может, я еще и ясновидящий теперь?»

На пороге стоял пьянющий Эдик, весь в облаке спиртовых испарений. Викула не без усилия отнял его руку от кнопки звонка. Воцарилась тишина. Эдуард молчал, только сопел, осоловело уставясь в Викулино пузо.

VIII

Эдуард ни на грош не поверил Викуле. Он был уверен твердо – Викула перевербован марсианцами, антиграв сулит в качестве взятки. Но с этим он, конечно, разберется. Потом. Сейчас Эдуарда беспокоила дочь.

Риты дома не было. Сын, Самсон Эдуардович, он же – Сомик, отрок шестнадцати лет, был погружен в созерцание звездного неба, изучая его в онлайновом режиме глазами американского телескопа «Хаббл». Эдуард заглянул к нему в комнату, поинтересовался:

– А русских спутников, что, нет?

Отпрыск, не отрываясь от дисплея, ответил дежурной фразой:

– У вас, папа, все засекречено, даже звезды.

– Ладно, занимайся, – санкционировал Эдуард.

На кухне комбайн крошил овощи для салата, видеомагнитофон показывал фильм про природу. Жена Татьяна, прижав трубку плечом, разговаривала по телефону с подругой и помешивала на сковороде луковую зажарку.

Эдуард поставил видеомагнитофон на паузу и сказал:

– Таня, кончай трепаться. Надо бы поговорить.

Таня знала эту интонацию мужа. Она быстро попрощалась с подругой, сказала, что перезвонит.

– Ну так слушаю.

– Где Рита?

– В читалке.

– Она тебе ничего такого не говорила?

– Какого такого?

– Ну, я не знаю. Замуж не собирается?

– Ага, папаша вспомнил о своей дочурке. Ей уже давно не десять лет.

– Ты что-то знаешь. Может, знаешь, кто ее избранник?

– Представь себе, знаю. Приходил.

– А я где был?

– Как всегда – в своей очередной командировке.

– И кто он?

– Звать Роман...

– Однокурсник какой-нибудь?

– Приятный молодой человек. Но не однокурсник. Если бы ты чаще общался с дочерью, знал бы, что она ходит в литературное общество...

– «Цитадель»?

– Да, кажется, так и называется. Если знаешь, зачтем спрашивать, что за допросы?

– Спрашиваю, потому что надо. Роман этот у них за руководителя?

– Да. Не понимаю – ты зачем ко мне пристал?

– Ладно, занимайся.

Эдуард удалился из кухни, Татьяна набрала номер подруги.

– Да ничего особенного, Катя, голодный муж. Да. Вспомнил, что у него, оказывается, есть взрослая дочь. И я говорю...

Эдуарду стало ясно, что имел в виду Викула, упоминая Риту. Голова сделалась совершенно пустой. Он закурил. Татьяна тут же отвлеклась от разговора и крикнула:

– Сколько раз говорила – не дыми в квартире. На лоджию!

Он не услышал жены. Взял из бара водку, налил фужер и выпил. Налил еще. Потом еще. Остатки допил из горлышка.

Через полчаса Татьяна позвала к ужину. Он обнаружил, что сидит в кресле, что пепельница полна наполовину выкуренных, а то и едва надкуренных сигарет. Подлокотники и ковер усеяны пеплом.

– Ну, отец, ты даешь. Что же с тобой будет, когда придет время стать дедом?

– Что? – взревел Эдуард. – Никогда!

– Тиран, – спокойно констатировала Татьяна, – мелкий домашний тиран очень высокого роста. Наполеон.

– Я его уничтожу, – пообещал Эдуард.

– Ну, знаешь... Так наша дочь в девках останется. Лучше уж сразу в монастырь.

– Ты же ничего не знаешь.

– Ну, наконец-то, дожились. Я, оказывается, ничего не знаю. Бросай дурить, пошли ужинать.

Он побрел следом за ней, практически не соображая, чего от него хотят. Вяло ковырял азу, механически отправляя в рот кусочки баранины. Жена с жалостью наблюдала его потуги, затем не выдержала, спросила:

– Не понимаю, что тебя так расстроило?

Он молча глянул на нее и отставил тарелку. Сын с интересом наблюдал за родителями, но, приученный отцом к дисциплине, помалкивал. Эдуард положил на стол руки и уставился в стену.

– Эдик, это уже астенический синдром. Ты нас не пугай. В конце концов, нормально, что дети вырастают, выходят замуж, рожают детей.

– Она беременна? – бесцветным голосом спросил он.

Татьяна кивнула. А сын не удержался, брякнул:

– Во здорово!

– О-очень хорошо. Просто замечательно...

Он поднялся и снова направился в зал, к бару. Употребил еще одну бутылку водки. Захватил третью и ушел с нею в кабинет. Стал было распечатывать, но тут пришла Рита.

– Что здесь у вас происходит? – весело спросила она с порога.

Мать кивнула на дверь кабинета.

– Пьет водку.

– В честь чего? – удивилась Рита.

– В твою честь. Узнал про нашего Романа.

– А про маленького? Тоже знает?

– Я ему сказала. Думала, это его смягчит...

– Ничего, мама, уладим.

Рита вошла в кабинет. Отец смотрел на нее взглядом убитого волка. Не скажешь, что глаза выражали хоть что-нибудь; выражение лица было угрюмым и тоже неживым.

Она закрыла за собой дверь и остановилась. Она молчала, ждала. Но ничего не происходило. Отец стоял и раскачивался, держась за столешницу. Было в этом что-то жутковатое.

– Ну что ты, папа? – мягко спросила она.

– Смотрю, – наконец разлепил он губы.

– Что видишь, папа?

– Смотрю... Дочь ты мне или не дочь?.. – произнес он с какой-то дегенеративной интонацией.

– Я – дочь, – по-прежнему мягко ответила она.

Он снялся с места, тяжелой, медленной походкой приблизился, взял ее за плечи и спросил:

– Зачем ты сделала это?

– Больно, отпусти.

– Извини, – механически ответил он и опустил руки. Во взгляде что-то мелькнуло было, и глаза снова стали неживые.

– Я люблю его, понимаешь, папа? – совсем тихо сказала она.

– Повтори.

– Люблю.

Эдуард зарычал, помотал головой.

– Папа, но что поделаешь, если моя половинка – с Марса! Ведь не только люди созданы друг для друга!

Взгляд Эдуарда вмиг стал осмысленным.

– Ты все знаешь. А ребенок?

– Ты против ребенка?

– Что это будет?

– Какая разница? Это будет мой ребенок.

– Ты же моя дочь...

Он отвернулся. Она увидела, как блеснула слеза. Ей вдруг захотелось прижаться к нему, как в детстве, когда щека к щеке – и все вмиг становится спокойным и уютным. Но тогда он успокаивал ее, а сейчас простит ли ей жалость?..