Воспоминания - Иван Бларамберг

После всех этих громких обещаний любопытно узнать, как обрести высшее счастье. Вот что об этом говорится. В день элди-кадир, 18 зуль-кааде, обе женщины, желающие поклясться в вечной дружбе, надевают свои лучшие одежды и отправляются в шебистан, т. е. в отдаленную каморку мечети. Здесь с обнаженной головой и грудью они обнимаются, радостно смотрят друг на друга, пьют шербет и говорят следующие слова. Первая восклицает: «Я принимаю тебя как сестру, во имя Аллаха! Я принимаю тебя как подругу, во имя Аллаха! Я вступаю в этот союз, касаясь при этом твоих рук, во имя Аллаха! И я обязуюсь перед Аллахом, его ангелами, его посланником (Мухаммедом. — И. Б.) и другими пророками и бессмертным имамом (святым. — И. Б.) — пусть покоится на них благословение бога! Я обязуюсь, я повторяю, что если однажды я окажусь среди избранников рая и обрету блаженство и получу позволение наслаждаться им, то я не приму его, если ты также не обретешь высшего счастья». Другая отвечает: «Я принимаю тебя, и я даю тебе все права сестринства в этом и в том мире, посещения святых мест, а также милосердия божьего на земле и там, выше, в раю». Теперь они связаны неразлучным союзом дружбы. Теперь им остается лишь выучить мистический язык, которым они будут пользоваться впредь, чтобы остаться непонятными непосвященным. Для этого берут шелковые ткани и пряности. Чаще всего они обращаются к старой, опытной женщине, чтобы она обучила их этому языку. Для этого приобретают несколько платков. Способ их подвешивания или прикрепления к той или иной части тела также меняет смысл телеграфной фразы.

Мы лучше понимаем язык пряностей, напоминающий «цветочный язык» турок. Так как многие персидские женщины не могут ни читать, ни писать, то пряности служат им телеграфом. Только передающий или, скорее, передающая должны в крайнем случае подкрепить язык пряностей устно.

Если тебе пришлют семя кардамона, которое частично очищено от оболочки, то это значит: «Приходи, подруга, меня терзает смятение!» Если зерно не очищено, то оно означает: «Не печалься». Если расщеплено на кусочки, то это означает: «К тебе идет подруга».

Гвоздика означает: «Я горю!» Корица с трубочками: «Приходи! Раздели со мной мою печаль». Если трубочка корицы переломлена или смята, то это означает: «Разлука с тем, кого я люблю, убивает меня». Леденец: «У меня нет ничего слаще тебя». Разбитое стеклышко: «Побереги мое нежное сердце». Шафран: «Я люблю» и т. д.

Мужчина также может принять брата или сестру, церемония та же. При исполнении клятвы меняются лишь слова «сестра», «брат» и наоборот.

Примечание. Женский кодекс находится лишь в рукописи в персидском гареме и тщательно оберегается и сохраняется женщинами; если манускрипт попадет в руки супругу, то его немедленно сжигают или уничтожают.

Глава V

1840 год

Мохаммед-шах покинул свой лагерь при Шах-Абдул-Азиме 8 января и отправился в Кум (расположенный на пути в Исфахан), город, о котором я расскажу ниже.

20-го прибыл турецкий посланник Сарым-эфенди. Он был направлен султаном, чтобы урегулировать пограничные дела, поскольку между обоими государствами постоянно возникали конфликты из-за персидско-турецкой границы, населенной полудикими кочевыми племенами.[100] Он нанес нам визит. Нанося ответный визит, полковник Дюгамель взял меня с собой, и тут я невольно вспомнил свое пребывание в Адрианополе в 1829 г., где впервые столкнулся (в его доме) с турецкими обычаями и привычками. Нам предложили замечательный кофе мокко и длинные турецкие трубки с янтарными мундштуками, украшенные жемчугом и бриллиантиками. Настоящий латаки нам очень понравился. Трубки, по турецкому обычаю, нам подал слуга, который сразу же подставил под головку трубки маленькую позолоченную тарелочку, чтобы на ковры, которыми покрыты полы в комнатах у турок и персов, не попали искры.

Чтобы набить и раскурить турецкую трубку, а также персидский кальян (наргиле), требуется большое искусство. В турецкой трубке очень слабо горит лишь верхний, слой табака, и курить из нее очень легко и приятно. Слуга постоянно меняет их. Поэтому-то держат специального чубук-баши, который следит за трубками и головками и отвечает за их чистоту. Что касается кальяна, то для него необходимо точно рассчитывать все — объем воды, степень смачивания табака шираз (его курят только в наргиле, так как он очень крепок), набивку трубки, количество угля для разжигания. Поэтому умелый кальянчи получает более высокое жалованье, нежели остальная прислуга персидского сахеба (господина). Во время путешествия своего господина такой слуга следует за ним верхом и везет с собой принадлежности для кальяна. Для этой цели по обеим сторонам седла крепятся кожаные, обитые пестрой тканью цилиндры; в цилиндре с правой стороны помещается разобранный кальян, т. е. хрустальный сосуд или полый кокосовый орех, отделанный серебром, деревянные части и гибкие трубки кальяна; в цилиндре слева — запас табака и щипцы для угля. Внизу седла, с правой стороны, подвешен на цепи круглый закрытый железный сосуд с раскаленным углем; с левой стороны — бурдюк с водой. Снаряженный таким образом кальянчи следует за своим господином. Как только хозяин произносит: «Бетхе, кальян беде» («Парень, дай мне кальян»), тот вынимает из правого цилиндра кальян, собирает его, наливает из бурдюка в хрустальный сосуд или в полый кокосовый орех нужное количество воды, затем достает из левого цилиндра необходимое количество хорошо измельченного и увлажненного ширазского табака, набивает им серебряную головку кальяна, берет маленькими щипцами из железного сосуда раскаленные угли, кладет их на табак, прикрепляет к кальяну гибкие трубки, имеющие в длину 6–7 футов, и, догнав галопом своего господина, подает ему хрустальный мундштук кальяна и следует около него в 5–6 футах с кальяном в руках. Такое зрелище для новичка очень интересно. Если сахеб не хочет больше курить, он возвращает мундштук слуге. Тот докуривает кальян, затем чистит и разбирает его, выливает воду из хрустального сосуда и все кладет на свои места до тех пор, пока господин снова не пожелает новый кальян, и тогда операция повторяется в обратной последовательности.

В феврале мы ожидали редкого, но очень приятного визита — приезда французского посольства, которое и прибыло в Тегеран 18-го. Со времени правления Наполеона I при персидском дворе не было посольства из Франции.[101] Мохаммед-шах направил с различными поручениями в Константинополь, а оттуда в Париж и Лондон своего посланника Хосейн-хана. В числе прочего тот имел задание пригласить на службу в персидскую армию французских инструкторов. Король Луи Филипп ответил любезностью и направил с подарками двору в Тегеран графа Серей, бывшего первого секретаря французского посольства в Петербурге, в сопровождении 12 человек из знатных семей Франции.