Святой Грааль - Андрей Ветер

— Ладно…

— Минуло несколько веков, и на свет явилась Изабелла. Не буду вдаваться в подробности, но суть в том, что она полюбила одного человека. Звали его Хель. Однажды он отправился в поход, и Изабелле сообщили, что он погиб. Многие и впрямь видели, как он, будучи ранен стрелой в грудь, сорвался в глубокую пропасть. Естественно, все сочли его погибшим. Изабелла решила, что лишилась всего и что ей не для чего жить дальше.

— И что?

— Бросилась с городской стены головой вниз. И всё потому, что любовь свою сосредоточила на конкретном человеке, сделав его для себя смыслом жизни, то есть обожествила его. Тем самым она отобрала у всей остальной жизни право иметь такой же божественный смысл, отобрала у остального мира право на полноценность.

— Что же дальше? Вы же рассказываете о переселении души. Что произошло дальше? Как развивались события?

— Дальше? Много всякого было. Сущность, родившаяся Изабеллой, являлась в этот мир ещё не раз. Смеялась, радовалась, печалилась. Бывала и уродиной, и красавицей, и безликой, как медуза. И всякий раз она любила какого-нибудь человека, страдая от разлуки с ним. И вот в наше время она опять полюбила, что для человека вполне естественно. В этот раз на её долю не выпало кровавых сражений, голода, эпидемии, наводнений. Она жила мирно, уютно, почти нерастревоженно. Всё складывалось очень удачно. Муж ей достался надёжный и, как нынче выражаются, перспективный… Из научных кругов.

Ира насторожилась.

— Она любила его, а он любил её, — продолжал Замятин. — Но громадный опыт человечества мало что значит для каждого из нас, взятого в отдельности. Каждый из нас считает себя центром мироздания. Наши крохотные и порой ничего не значащие заботы кажутся нам иногда катастрофой вселенского масштаба… Вы меня понимаете?

— К чему вы клоните, Николай Яковлевич?

— Чем ближе к нашему времени, тем Изабелла жила спокойнее и ровнее. Чувства её оставались по-прежнему яркими и глубокими, однако обстоятельства менялись, сглаживались. И вот уже нет гибели любимого мужчины — ни настоящей смерти, ни мнимой. Муж просто ушёл к другой женщине, а Изабелла всё равно оплакивает его, как мёртвого. Разве это не глупость?

Ира в задумчивости облизала губы. Она никак не ожидала, что Замятин так прямолинейно увяжет её с мифическими средневековыми персонажами.

— Вы придумали эту сказку для меня? — смутилась она.

— Сказку? Да, конечно, это сказка, — согласился профессор. — Как и священный кельтский котёл, как рыцарское средневековье, как нацистские концлагеря. Всё минувшее — сказка, если мы рассказываем об этом. И урок — если мы желаем научиться чему-то.

— Урок любви?

— И урок разлуки, — кивнул, хитро улыбаясь, Замятин. — Вся история человечества подносит нам примеры разлуки. Помните, что говорит Евангелие от Марии? «Вот почему вы болеете и умираете, ибо вы любите то, что вас обманывает. Материя породила страсть, не имеющую подобия, которая произошла от чрезмерности. И тогда возникло смятение во всём теле…»[39]

— Я не понимаю этих слов.

— Мы живём в мире плотной материи. Мы выбрали форму познания себя через воплощение в плотные формы. Мы сгущаем материю, чтобы вылепить наши тела. Это всё та же материя — материя наших душ и духа. Но в плотном теле мы не способны слиться друг с другом, как это было возможно, когда мы пребывали в тонком мире. И всё же наши сущности, несмотря на нынешнее наше состояние, хранят память о нашей истинной природе и о всеобщем единстве. Потому и томимся мы в человеческих телах: из-за невозможности слиться друг с другом. Мы не способны, будучи людьми, материализовать наши душевные порывы. «Материя породила страсть, не имеющую подобия»…

Ирина долго смотрела на профессора и молчала, затем спросила:

— Вы в это верите?

— Во что?

— В существование тонкой материи… В реинкарнацию… Никогда не думала, что вы религиозны.

— Я не религиозен, — возразил профессор. — Просто мне открыто многое из того, о чём обыкновенные люди даже не догадываются.

— Неужели вы на самом деле верите в переселение душ?

— Попытайтесь увидеть в этом просто психотерапевтический трюк. Не религиозную концепцию и не что-то ещё в этом роде, а просто новый ракурс вашего мировоззрения. Я поведал вам про Изабеллу и Гвиневеру. Разве я пытался заверить вас, что те две женщины и вы — одно и то ж? Вовсе нет, я лишь рассказал притчу об умирании любимого человека.

Ира неуверенно возразила:

— Пожалуй, можно оценивать это и так. Вы правы, Николай Яковлевич. Но какой же вывод надо сделать из вашей притчи?

— Гвиневера отреклась от своей любви к Маэлю, убила её, променяв на христианское служение другому мужчине. Началось замаливание «грехов» и прочая чушь. Она вовсе не полюбила Артура, она втоптала любовь к Маэлю и память о нём в «служения». А Изабелла уничтожила свою любовь, убив себя, потому что не считала себя способной жить без Хеля. Но ведь она жила без него, пока он был в походе! Жила! И Гвиневера жила без Маэля, пока он рыскал по дремучим лесам. И вот приходит весть о гибели мужчины. И что? Куда вдруг девается любовь? Что же важнее — любовь или предмет любви? Высочайшее из чувств или банальная привязанность к какому-то лицу, телу, голосу? А вы, Ирочка? Что делаете вы? Любимый человек, как вы называете его, жив и здоров. Более того: он счастлив в объятиях другой женщины, он наслаждается жизнью. А вы посыпаете себе голову пеплом! Где логика? Почему вы не радуетесь за любимого человека? За любимого человека надо радоваться всегда… Неужели вам нравится то, что с вами происходит? Если не нравится страдать, то прекратите эту глупость немедленно! А если нравится то, что происходит, тогда опять зачем вы страдаете? Я знаком со многими людьми, которым нравится испытывать боль, но они радуются этой боли, радуются страданиям. Вы же терзаете себя из жизни в жизнь.

— Подождите… — Она замотала головой и зажмурила глаза. — Николай Яковлевич, почему вы говорите с такой убеждённостью, что я делаю это из жизни в жизнь?

— Потому что я знаю.

— Что знаете? Что я и бросившаяся со стены Изабелла — одно лицо? Этого нельзя знать.

— Видите ли, дорогая моя, я настолько стар, что мне успело наскучить объяснять людям одно и то же. Редко кто верит мне, но это и не столь важно. Мне-то, если честно, наплевать, согласитесь вы или нет, примете ли реинкарнацию как факт. Главное — вы должны увидеть примеры. Жизнь состоит из примеров, потому что жизнь есть всеобщий опыт. Опыт Творца… В мире нет ничего, кроме творения. Наши поступки — это крупицы огромной мозаики, неохватной человеческим глазом и неподвластной человеческому уму. Наши чувства — тоже.

— И что?

— Поймите это, и многое изменится в вашей жизни. Какой смысл всю жизнь быть алкоголиком? Какой смысл на протяжении всей жизни делать одно и то же? Станьте разнообразнее! Опыт влюблённой дурочки у вас уже есть. Займитесь чем-нибудь другим. И перестаньте быть пассивной. Верните себе качество Творца!

— Разве любовь — проявление глупости?

— Ваша любовь? Безусловно! Да у вас и не любовь вовсе. Вы отыскали для себя удобный уголок для проявления некоторых, очень, поверьте, скудных эмоций и упивались ими.

— Но я же была счастлива.

— Это потому, что вы целиком отдались этому опыту. Но всякий опыт рано или поздно исчерпывает себя. Сначала от вина хорошо, затем начинает мутить, затем наступает тяжёлое похмелье. А вино — всё то же, ничто не поменялось в нём. Но вы изменились. Для полноты ощущений вполне достаточно лёгкого прикосновения. А порой хватает и одного взгляда.

— Вы хотите сказать, что любовь, как мы привыкли понимать её, чужда человеческой природе?

— Человеку ничто не чуждо. Даже война, ибо на войне в сконцентрированном виде проявляется вся жизнь. Там можно всё понять в одно мгновение. Кому-то для прозрения требуются годы и тысячелетия, а кому-то — мгновения… Некоторые нуждаются в подсказке…

— Я?

— Вы. И не имеет значения, что в моих словах правда, а что присутствует лишь для украшения. Царь Соломон, Будда, Иисус и многие другие рассказывали притчи.

— А вы кто?

Профессор прищурился и поскрёб наморщенный лоб.

— Нарушитель…

— Нарушитель чего?

— Нарушитель принятых правил.

— Забавно… Пожалуй, это прозвище вам подходит… Вы знаете, Николай Яковлевич, что все считают вас странным?

— Знаю.

— Похоже, вам известно всё на свете, — улыбнулась Ира.

— Почти всё. — Он тоже улыбнулся. — К некоторым знаниям я только подбираюсь…

Он откинулся на стуле и постучал пустой чашкой о блюдце.

— Что ж, кофе был изумительный. Вы не находите? — спросил профессор.

— Да, вкусный…

— Хочу поблагодарить вас за приятно проведённое время, Ирочка.

— Вы уже… уходите?