Умножающий печаль - Георгий Вайнер

Оконефэфэ знал всемирный лабиринт денег, как старый экскурсовод любимую экспозицию. Настоящий, вдохновенный художник, творец и пониматель денег…

И сейчас он мне был нужен, как никогда.

Я уселся в кресло напротив него и спросил душевно:

— Скажи мне, хитроумный друг мой Оконефэфэ, что надо сделать, чтобы у тебя были большие деньги?

Он пожал плечами:

— Считается, что для этого нужны какие-то особые личностные свойства…

— А ты так не думаешь?

— Я думаю, что нужно не наличие, а скорее отсутствие определенных свойств.

— Например?

— Ну, например, важно отсутствие сентиментальности. Ностальгичности. Влюбчивости. Лишних, тормозящих реакции знаний. Эмоциональная туповатость должна быть — в форме отсутствия сомнений. Нет места жалости. Естественно, недопустимы расхожие представления о совести. Вообще должен вам заметить, босс, что все десять заповедей сильно отвлекают от работы…

Я засмеялся:

— Хорошенькую ты картину нарисовал!

— А вы с этим не согласны? — серьезно поинтересовался Илья.

— Да как тебе сказать? Это тот случай, когда соглашаться стыдно, а спорить — глупо. Но я тебе сообщу самое главное условие, о котором ты забыл. Чтобы были большие деньги, их надо вдумчиво, умело и надежно сохранить. Чтобы в надлежащее время приумножить. Вот этим ты и займешься сейчас…

— Готов! — собрался Оконефэфэ.

— В связи с ситуацией, которую ты наблюдаешь теперь ежедневно, я своевременно выгнал очень значительные суммы на систему дальних счетов. Схему их распределения и количество получишь у Палея. Прояви себя во всем блеске, пожалуйста, крутани их так, чтобы нигде никогда никаких ниточек, следов паутинных не осталось! Пусть отлежатся немного, я надеюсь через год их ввести сюда, как штурмовую армию…

— Будет сделано, чиф-коммендер! — шутовски отдал честь Илья. — Размещу надежно и выгодно. У меня валяется в Италии один очень респектабельный, но нищий инвестиционный фонд. В Люксембурге парочка… Пускай они поработают за мелкую денежку.

— Короче, подготовь мне справку. Я посмотрю — и в бой! Твоя доля в этом пакете — полтора процента. По завершении, естественно…

— О, спасибо большое, босс! Срок?

— Ну, не знаю, думаю, недели две у тебя есть, может быть, три. Сейчас здесь будет жарко, не до нас, — сказал я и достал из стола дискету Кота. — А вот второй вопрос — срочный…

Я прошелся по кабинету, раздумывая о том, сколько можно сдать Илье информации.

— Меня пробуют шантажировать. — Я помахал перед его лицом дискетой. — Здесь есть все — правда, домыслы, вымыслы, помыслы. Бытовая грязь и возвышенная гадость. Шантажист грозится скинуть информацию в Интернет. Соображения есть?

— Можно взглянуть? — протянул руку Илья.

— Нет нужды. — Я убрал дискету. — Не загружай чепухой свою мудрую голову. Как думаешь, я могу разыскать терминал, с которого она сошла?

— Можете. Наверное. Но это чудовищный объем работы. И очень долго. С непредсказуемым результатом…

— Я тоже так думаю. Поэтому мы не будем его искать. Мы уничтожим ценность информации, — сказал я твердо. Я долго, мучительно думал об этой проклятой дискете и теперь принял решение окончательно.

— Уточните, босс, — вежливо попросил Оконефэфэ.

— Если на слабый, разъеденный инфляцией денежный рынок выбросить десятикратное количество фальшивых денег, что произойдет?

— Валюта рухнет окончательно, — уверенно сказал Илья.

— Вот именно! Сегодня же создашь группу. Возьми компьютерщиков у Петра Петровича, а сыскарей и аналитиков у Сафонова. Подкрепись парой-тройкой разнузданных журналюг, которым надо будет хорошо заплатить, но играть с ними втемную… Пусть верят, что все по-настоящему, по-честному.

— Пока что я и сам играю втемную, — заметил Илья.

— Ну-ну, не прибедняйся, прозорливец, ты уже уцепил. Формулирую задачу: ты готовишь дюжину материалов размером в 10–15 страниц каждый. Это должны быть увлекательнейшие истории о коррупции в верхних эшелонах власти, о разбое и беспределе олигархов, о продажности ментов и прокуроров, о лихоимстве мэров и губернаторов. Истории должны быть основаны на правде, правдоподобных слухах, недостоверных сплетнях, заведомой лжи, и чем она чудовищней, тем лучше. Названия зарубежных банков, номера счетов от фонаря и копии денежных проводок откуда-то с Луны, фотографии их кредит-кард, загородных домов и драгоценностей…

— Кто герои историй — по персоналиям? — перебил Илья.

— Только всенародно известные лица. Олигархи, нынешний и прошлый премьеры, их заместители, министры кабинета, тузы Администрации Президента и Патриархия. И обязательно, просто непременно, что-нибудь крутое про Чубайса! Действующие в связи с ними — всякого рода полууголовная и совсем блатная публика… Все понял?

— Понял, — немного очумело кивнул Илья. — И что со всеми этими детективными ужасами надо делать?

— Ждать. Может быть, они нам и не понадобятся. Но если мы не уймем шантажиста и он сбросит свою дискету в Интернет, ты начнешь с часовым интервалом сплавлять в сеть твои кошмарные байки. В течение дня мир получит чертову дюжину историй, с которыми он не разберется до конца следующего века. В этой лавине компроматов ни один человек не поймет, кто кому доводится Николаем: Серебровский — Березовскому? Или Ходорковский — Гусинскому? Или Потанин — Быкову, а Быков — Лебедю. Задача ясна? Вопросы есть?

— Задача ясна, вопросов нет. Есть по этому случаю уместное воспоминание…

— Давай, у тебя еще пять минут…

— Уложусь быстрее. Как вы знаете, я жил раньше в городе Бельцы, который вы почему-то высокомерно называете Крыжополем. Конечно, это не Париж и не Лос-Анджелес. Даже не Рио-де-Жанейро. Маленький, плевый городишко. Однажды он был потрясен душераздирающей историей. Продавщица райпо Лида бросила своего жениха Лерика Шимко и вышла замуж за участкового Сукирко. Надо сказать, что Лерик был завидный и очень зажиточный жених, потому что работал шофером ассенизационной цистерны, а в городе без канализации это очень почетная и выгодная должность. Но любовь к красавцу менту оказалась сильнее низких интересов к водителю говновоза, и свадьба очень шумно загуляла в Лидкином доме на Заречье. В разгар веселья туда подъехал Лерик на своей вонючей цистерне, очень печальный и очень пьяный. Как принц Гамлет, обозрел чужое счастье, забросил в открытое окно спускной шланг и затопил ликующую общественность города Бельцы жидким говном под самую крышу.

— Ну и что ты хочешь сказать?

— Я хотел узнать, когда подавать цистерну к окошку Интернета…

Кот Бойко: погоня

Короче! Слушай только себя, козел! Поговори с душой своей — что подскажет, то и делай! Забудь про остальные разговоры, советы, подсказки, просьбы и опасения! Как предчувствуешь — так и поступай!

Уговорил меня Карабас ехать на метро. Затеряешься, мол, в толпе, как капля в дожде. Не хотел я, а дал уговорить. Поехал на лучшем в мире метрополитене, ядри его в туннель!

Это я-то — тот самый легендарный ученик, которого наш директор Мрак Темнотеич хотел вышибить за то, что я со своих фарцовых заработков ездил в школу на такси!

Видимо, столько сил с утра ушло на выстрел, что упала сопротивляемость души. Согласился, поехал! И почти час мечусь, как крыса в западне, пытаясь сбросить с хвоста двух «бетимпексовцев». Может быть, вообще-то говоря, их здесь больше, но этих я срисовал точно. Эти двое вместе с покойным охранником Валерой, царство ему небесное, везли меня в «Интерконтиненталь» на встречу с приснопамятным другом Николаем Иванычем — или черт его знает там как!

Как они на меня вышли, как перехватили меня — понятия не имею. Во всяком случае, когда я перепроверился на станции «Комсомольская», они уже вели меня. И наверное, вызвали подкрепление. Вдвоем, на людях, в толчее метро они не наберутся нахальства задерживать меня. Но эта льгота у меня очень недолгая — подмога вполне может подоспеть в милицейской форме, и они у всех на глазах начнут крутить пантомиму под названием «захват геройскими ментами вооруженного преступника».

Я методично прочесывал все доступные мне переходы и пересадки в надежде оторваться где-нибудь от них, но они перли за мной неутомимо, как приклеенные.

Хорошо, я их запомнил. Один, постарше, в черно-сизой куртке с оттопыренными карманами, был настоящий красавец из учебника патологии.

Готов примазать, его когда из маманьки вынимали — щипцы на башку накладывали, тащили его в этот славный мир с большим усилием и усердием. У него были вдавленные виски, будто ямы в черепе позади глаз, и на дне этих пугающих углублений под серой нездоровой кожей что-то шевелилось и пульсировало. Может быть, мозг? Или гной? Нет, он мне был как-то несимпатичен.

А второй был боец хоть куда — здоровенный костистый парень, похожий на мускулистый скелет.