Момент волшебства - Алан Фостер

– Что он говорит? – спросила Мемоу у Маджа.

Тут выдр смело вышел на середину.

– Мы хорошо знаем этого парня. Он выручил нас однажды, когда мы добирались до Поластринду. Но чтоб меня разорвало на месте, ежели я знаю, как он здесь очутился. – Мадж взглянул в туннель, из которого выглядывали испуганные морды его товарищей по несчастью. – Все в порядке, не волнуйтесь. Можно выходить. – Потом, понизив голос, он добавил:

– Тока уж, пожалуйста, насчет денег и доходов с ним ни словечка.

Мадж напряженно вспоминал, о чем Джон-Том горячо и убежденно, хотя и непонятно, беседовал с речным драконом, пока тот вез их по Вертихвостке. Джон-Том называл дракона… Как же он его называл?..

Маринистом? Маркинистом?.. Нет, как-то по-другому. Ага, вспомнил.

Марксистом! Дракон был марксистом. Знать бы еще, что это такое.

И не просто марксистом, а сознательным и последовательным. Однако Маджа не проведешь, он-то знает, что дракон – просто парень со сдвигом.

Всем своим приятелям, вылезающим из туннеля, выдр тихо говорил:

– Главное – действуйте коллективно.

– Что это значит? – спросила Мемоу.

– Откуда мне знать, черт бы меня побрал! Тока вели остальным, чтоб тоже действовали коллективно.

А Джон-Том тем временем гладил дракона по зубастой пасти.

– Эх, друг Фаламеезар, похоже, мы оказались товарищами по несчастью.

– Похоже, что так.

Дракон аккуратно опустил юношу на землю, огляделся и разинул пасть.

Оттуда вырвался столб пламени. Бывшие члены Кворума в ужасе прижались к стене – устояли только Оплод и компания выдр. Но огонь, направленный точно на груду мусора, поджег лишь ее, и в свете неровного пламени впервые с тех пор, как они покинули темницу, беглецам стало отчетливо видно все, что их окружало.

Дракон лег на брюхо и положил голову на лапы. Остальные собрались вокруг.

– Как ты умудрился сюда попасть? – стал расспрашивать Джон-Том.

– Знаешь, не удалось мне поднять на должную высоту сознательность масс на берегах Вертихвостки, – начал дракон. – Вот я и решил поискать других угнетенных, до которых лучше дойдут идеи коммунизма. Об этой земле я и раньше слышал много хорошего – здесь и озера большие, и рыбы полно. Отправился я сюда и сразу понял, что трудящиеся тут остро нуждаются в организации. – Он вздохнул, и облако дыма медленно всплыло к потолку. – Однако, как часто бывало и раньше, не хотят они меня слушать.

– Интересно знать, почему? – прошептала Куорли.

– Решил я тогда, что, раз уж у меня ничего не получается с народом, надо попробовать сагитировать их руководство.

– Ах вот как! – протянул Джон-Том.

– Именно так, и здешний правитель обманул меня, заморочил голову сладкими речами. А ведь тоже человек, как и ты, но только совсем на тебя не похож.

– Маркус Неотвратимый?

– Я же не знал, что он сверг здешнее законное правительство. Не знал, что он могучий волшебник, да к тому же гнусный фашист, у которого одно на уме – эксплуатация трудящихся масс ради личной наживы. Пока я все это сообразил, он меня усыпил. Смутно помню, как меня притащили в большой зал, который находится прямо над нами, разобрали пол и сбросили сюда. Потом потолок снова заложили. Я попробовал вырваться, но стены здесь крепкие, сложенные из толстого камня. Вот и сижу, как настоящий узник империализма. Однако этот проклятый эксплуататор хорошо меня кормит. Если затрубит труба, значит, пора есть.

Фаламеезар повернул голову и обнюхал тело несчастной макаки.

– На этот раз сбросил банкира. Маркус умен – знает, что я ем только капиталистов.

– Ты меня удивляешь, Фаламеезар, – возмутился Джон-Том. – Даже банкира можно убедить в справедливости всенародного дела.

– Ну, мертвого уже нельзя. – Дракон еще раз обнюхал тело. – Да, точно, покойник был банкиром. Ненавижу банкиров, они все гнусные грабители!

Прижавшись к дальней стене, Ньюмадин лихорадочно проверяла содержимое своих карманов. Она, как и покойная макака, понемногу занималась ростовщичеством, и до сего дня у нее не было повода сожалеть об этом. К счастью, Фаламеезар, поглощенный разговором с друзьями, не стал всерьез принюхиваться, и Ньюмадин успела избавиться от денег, расписок и долговых обязательств.

– К тому же, – продолжал Фаламеезар, – драконам нужно чем-то питаться.

Он вытянул длинную шею, одним махом отправил несчастную макаку прямо в рот и начал шумно жевать.

– Вот тебе раз! – пробормотала Сэссвайс, оглянувшись на Ньюмадин. – А она в обморок упала.

Фаламеезар тоже это заметил и начал принюхиваться, не переставая жевать.

– Что с ней случилось? Мне кажется, я чую запах…

Тут Джон-Том поторопился отвлечь дракона.

– Это она от спертого воздуха. Кстати говоря, перед тобой законное правительство Квасеквы. Видишь, Маркус обошелся с ними не лучше, чем с тобой. А ведь это законно избранный, как бы это выразиться, совет народных депутатов, свергнутый злым волшебником.

– Вот уж не думал, что у них было такое прогрессивное правительство, – удивился Фаламеезар.

– Они работают в этом направлений, – заверил его Джон-Том. – Ведь правда?

– Да, да, да! – как-то уж слишком поспешно ответили хором члены Кворума. Точнее, те из них, кто еще не потерял сознания.

Фаламеезар заметно обрадовался.

– Приятно встретиться с единомышленниками даже при таких печальных обстоятельствах. А еще лучше – увидеть наконец старого друга. Даже тебя, Мадж, хоть ты и высказывал иногда очень реакционные мысли.

Тут он осторожно погладил выдра по спине когтем, напоминающим острую кривую саблю.

– Эх, мне бы только вернуть мою дуару! – бормотал Джон-Том. – Маркус не додумался наложить на меня противомагическое заклятие.

– Ты прав, – подтвердил Оплод. – Я бы сразу почувствовал.

– Нужно проверить одну вещь, – сказал юноша и направился назад к туннелю. – Придется вернуться в темницу.

– Ты не шутишь?

– Нет, Мадж. Есть у меня одна идея. Слушай, вы с Куорли можете пойти со мной?

– Всегда на меня рассчитывай, Джонни-Том.

Готовность Куорли заставила и Маджа выразить согласие.

– Я скоро вернусь, Фаламеезар, – сказал чаропевец.

– Успеха тебе, товарищ, – ответил дракон.

– Подожди минутку, – остановила его Мемоу уже у выхода. Она бросила выразительный взгляд назад. – О чем нам говорить с этим драконом?

– Да о чем угодно. Он большой любитель поболтать. О том, какая наверху погода, всякие шутки-анекдоты. Фаламеезар обожает шутки, причем самые простые. Только чтоб никто не вздумал говорить, что хочет разбогатеть. Прославиться – сколько угодно, но не разбогатеть. И не забудьте повторять, как вы ненавидите капиталистов-эксплуататоров.