Мадам Гали -2. Операция «Посейдон» - Юрий Барышев

В тумане мелькают прекрасные лица, какое столетие, сказать трудно, да и невозможно, создатели этой ленты постарались смешать несколько веков.

Симпатичный герой оказался сыном земной женщины и некого демона, короче говоря, этот парень постоянно ввязывался в самые странные истории, с трудом отбиваясь от разнообразных чудовищ, которые являлись то в человеческом облике, то прямо-таки в адском. Но закончилось все полным провалом жителей бездны, ибо светлый меч героя разрубил-таки узы древнего проклятия, отравившего жизнь двунадесяти поколений.

— Уф, слава богу, что все это закончилось, — сказал Хмельницкий, когда они вышли из полуподвала, в котором был оборудован небольшой кинозал. — Вот только на кой черт гибнет героиня, и он хоронит ее почему-то на пустыре, около какого-то черного камня? И почему тут же, буквально через час, послушница монастыря сама лезет к нему в постель? Уж не для того, чтобы омыть ему раны?

— Ну, и для этого тоже, — рассмеялась Гали, — зато это все как-то жизнеутверждающе. Это как бы про нас с тобой.

— Но героиня гибнет, — возразил Игорь.

— Зато другая лезет, — рассмеялась Гали. — Да брось, это же кино, специфический вид искусства. Потом, это, как я знаю, экранизация. Может быть, какой-то японской новеллы в московском пейзаже. Я от этого зрелища страшно проголодалась. Куда двинемся? Давай поедем в «Прагу», я там не была вечность, заодно и поговорим.

Они заказали чешского пива «Праздрой», королевских креветок и салат из морской капусты.

— Игорь, через несколько дней я уезжаю домой, в Париж. Остается мало времени, поэтому поговорим сейчас, если не возражаешь.

— Конечно, какие дела.

— Я все уже продумала: во-первых, я оставляю тебе сейчас пять тысяч рублей для начала на приобретение икон. Заведи книгу учета, где записывай все расходы, связанные с этим делом. Должно быть три позиции — стоимость иконы, транспортные расходы и непредвиденные траты. Устрой тайник, лучше дома. В мастерской у тебя бывает слишком много народа. В тайнике храни деньги и бухгалтерию. Деньги не трать попусту, приеду — проверю. Если ты не справишься с соблазном, мы немедленно расстанемся. Я говорю серьезно.

— Второе — начни подыскивать двух-трех помощников, лучше художников, которые со временем освободят тебя от поездок по городам и весям. Но это на перспективу. Их еще надо будет проверить на вшивость. Обо мне им ни слова, они должны знать только тебя. Ты понял?

Связь будет односторонняя — только от меня. Звонить буду два-три раза в месяц, будем обмениваться новостями. Самое главное — за качество икон, их ценность отвечаешь ты. Не кидайся на дешевку, лучше купить одну-две стоящие, чем десять просто досок. На Западе стали хорошо разбираться в русском искусстве. Туфту дорого продать не удастся. Да и рисковать ни к чему. Бизнес в Европе будем делать честно… вначале. Надо еще приобрести имя и известность, на это уйдет не менее трех лет.

Игорь сидел молчаливо и ушам своим не верил. Два дня назад эта мадам трясла своими сиськами и вертела задницей перед дипломатом, и, казалось, это все, на что она способна. А сейчас перед ним сидел прожженный бизнесмен, который с металлом в голосе инструктировал своего менеджера.

— Что-то не так? Ты меня слышишь? — встрепенулась Гали.

— Да, да, продолжай.

— Где ты витаешь? Повтори, о чем я сейчас говорила.

— Ты говорила что-то про известность.

— Нет, ты прослушал, пожалуйста, будь внимателен, повторяю еще раз, от жены трудно будет скрыть масштаб наших операций, поэтому лучше скажи ей, что скупаешь иконы для комиссионного магазина в Москве. Сейчас некоторые магазины потихоньку с черного хода торгуют досками. Тебе все ясно?

— Да, я понял.

— Не обижайся на изменение тональности, но по-другому нельзя, привыкай.

— Тебя проводить? — предложил Игорь после того, как они вышли из ресторана.

— Нет, спасибо. Я заеду к маме, — Гали вынула из сумочки объемистый пакет. — Держи, можешь не пересчитывать. Расписку не беру — верю. Прощай.

Время уже перевалило за полдень, когда Кнут Скоглунд очнулся в своем номере. Голова трещала немилосердно, в сухом, как африканская пустыня, рту стоял отвратительный привкус. Кнут медленно, с усилием приоткрыл глаза, которые сразу же резанул ворвавшийся в комнату, в щель между плохо задернутыми портьерами, луч яркого солнечного света, в котором кружились и сверкали пылинки. Едва взглянув на божий мир, Скоглунд сразу же крепко закрыл веки и натянул простыню на голову: несмотря на жару, его колотил озноб. Похмелье было, но еще сильнее его мучило ощущение неудачи. Он не помнил, как оказался в номере, но беседу с Лукьянченко память восстановила в мельчайших подробностях, вплоть до ухода специалиста. В ушах до сих пор звучала каждая фраза, которую «рубил» въедливый русский. Он вспомнил его вопросы, вспомнил, как легко Лукьянчено удалось сломать его «оборону» и прижать его к стенке. «Лукьянченко удалось навязать мне свою игру… Я ушел с одними обещаниями, а он вытянул из меня еще несколько важных характеристик «Посейдона». Еще две-три такие встречи, и торговать будет нечем», — подумал Скоглунд. Хотелось пить. Еще сильнее хотелось похмелиться. Избавление от мучений находилось совсем рядом — в номере был холодильник, где его ждали вполне сносные напитки. Но чтобы подлечиться чешским пивом или хотя бы утолить жажду апельсиновым соком, нужно было до него добраться. Но пока что даже мысль о малейшем движении отдавалась под черепной коробкой болью. «В конце концов, они же не видели документацию! Что они могут сделать, исходя из одних только разговоров? Пусть даже самых профессиональных?» — утешился Кнут. Однако на фоне похмельной депрессии все мнилось в черном цвете, и даже самые разумные доводы в пользу положительного исхода событий казались надуманными. «Пора признаться самому себе, что игра проиграна», — констатировал Кнут.

Раздался тихий, осторожный стук в дверь. Не дожидаясь ответа, незапертая дверь в номер отворилась, и на пороге появился Рун в своем любимом сиреневом кимоно. Рыжие кудри растрепались по плечам, полы развивались, а на довольной, разрумянившейся физиономии застыла томно-мечтательная мина.

— И ты в таком виде расхаживаешь по коридору? — у Кнута не хватило сил даже на крепкую ругань.

— А ты, оказывается, ханжа, приятель, — лукаво улыбнулся Рун, проигнорировав недовольство приятеля. — Сам где-то бражничал почти всю ночь, таксист и бой доставили твой труп в номер, а после этого ты пытаешься сделать мне выволочку за то, что я вышел в коридор без штанов?

— Черт тебя подери, — беззлобно ругнулся Скоглунд. — Принеси мне пива из холодильника, и я тебе все прощу…

— Мне с детства нравился Добрый Самаритянин, — усмехнулся Рун, поспешив к холодильнику и довольно быстро вернувшись с пивом для друга и соком для себя, — твои мучения разрывают мне сердце, бедный Кнут. Надеюсь, они были не напрасны?

— Я не знаю, Рун, — Кнут ответил не сразу. Лишь наполовину опорожнив бутылку, он оказался способен вести связный диалог. — Не знаю. У меня дурное предчувствие. Этот русский долго мучил меня вопросами… Говорил, что «кота в мешке» никто не покупает, и сначала надо ознакомиться с основными характеристиками… Он прямо спросил меня: «Есть ли у вас полное описание системы и результаты боевых испытаний? Если вы рассчитываете, что мы купим у вас за полмиллиона долларов только ваши слова, то мы не такие наивные».

— Что ты ему сказал? Что документация на «Посейдон» находится в Москве?

— Я уклонился от ответа, но пообещал, если сделка состоится, предоставить все сполна.

— Я надеюсь, ты не собираешься показывать им документы? — встревожено спросил Рун. — Как только мы вынесем кейс за порог дома Торвальда, с ними можно будет попрощаться…

— Да нет, конечно! — усмехнулся Кнут. — Я показал им только «уши и хвост» кота, этого достаточно.

— Но чем все это кончилось? — не унимался Рун.

— Ничем, — отмахнулся Кнут. — Сказал, что доложит информацию руководству, потом позвонит мне и сообщит окончательное решение.

— Мало ли, что они хотят! — зло бросил Рун, подходя к холодильнику за очередной бутылкой пива. — Он хочет увидеть документы, а мы — деньги. Они будут портить тебе нервы в надежде, что у нас кончится терпение, Кнут. Мы ни за что не отдадим «Посейдон», пока они не покажут нам доллары. Не забывай, что ты на него потратил пять лучших своих лет.

— Они на своей территории. Они здесь живут. Они могут ждать годами, а у нас через неделю кончаются отпуска и визы. Что мы тогда будем делать?

— Соберем чемоданы и купим обратный билет, — усмехнулся Киркебен. — Кому из нас нужнее «Посейдон»? Нам с тобой лично не угрожают вражеские подводные лодки. Так что мы можем спокойно уехать с «Посейдоном» обратно. А вот их-то сроки как раз поджимают: с каждым днем приближается час запуска «Краба»… Сам посуди, что мы теряем? Разве можно потерять деньги, которых у нас не было?