Запасной - Гарри Сассекский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сидели, разговаривали, слушали музыку. Оживленная компания. Весёлая компания.
Когда вечеринка закончилась и все разошлись, я подвёз Флоренс до дома. Так её звали.
Флоренс. Хотя все звали её Фли (по-русски «блоха»).
Она жила в Ноттинг-Хилле, сказала она. Тихая улица. Когда мы остановились у её квартиры, она пригласила меня на чашку чая. Конечно, сказал я.
Я попросил телохранителя объехать квартал несколько сотен раз.
В тот ли вечер или в другой Фли рассказала мне о своём далеком предке? На самом деле, скорее всего, ни то, ни другое. Кажется, приятель рассказал мне позже. В любом случае, он возглавил "Атаку легкой бригады", обречённое на провал наступление на русские пушки в Крыму. Некомпетентный, возможно, безумный, он стал причиной гибели ста человек. Позорная глава, полярная противоположность Роркс-Дрифт, и теперь я брал страницу из его книги, с уверенностью устремляясь вперёд на полном ходу. За первой чашкой чая "Эрл Грей" я спрашивал себя: Может ли она быть моей второй половинкой?
Связь была настолько сильной.
Но я также был настолько безумен. И я видел, что она знала это, считывала с моего невозмутимого лица. Я надеялся, что она находит это очаровательным.
Очевидно, так оно и было. Последующие недели были идиллическими. Мы часто виделись, много смеялись, и никто ничего не знал.
Надежда взяла верх надо мной.
Потом об этом узнала пресса, и нашей идиллии пришёл конец.
Фли позвонила мне в слезах. У её квартиры стояли восемь фотографов. Они преследовали её через весь Лондон.
Она только что увидела, как в одной газете её назвали "моделью нижнего белья".
На основании фотосессии, сделанной много-много лет назад! Её жизнь свели к одной фотографии, сказала она. Это было так упрощённо, так унизительно.
Да, тихо сказал я. Я знаю, каково это.
Они копали, копали, обзвонили всех, кого она когда-либо знала. Они уже охотились за её семьей.
Фли просто продолжала говорить: Я так не могу.
Она сказала, что за ней ведётся круглосуточное наблюдение. Как за какой-то преступницей.
Я слышал сирены на заднем плане.
Она была расстроена, плакала, и мне тоже захотелось плакать, но, конечно, я этого не сделал.
Она сказала в последний раз: Я больше не могу, Гарри.
Я включил громкую связь. Я был на втором этаже Кларенс-хауса, стоял у окна, окружённый красивой мебелью. Прекрасная комната. Лампы висели низко, ковёр у моих ног был произведением искусства. Я прижался лицом к холодному полированному стеклу окна и попросил Фли встретиться со мной в последний раз, хотя бы поговорить об этом.
Мимо дома маршировали солдаты. Смена караула.
Нет.
Она была тверда.
Неделю спустя мне позвонил один из друзей, который подговорил нас в баре.
Слышал? Фли вернулась к своему бывшему!
Правда?
Видимо, не судьба была вам.
Точно.
По словам друга, это мать Фли велела ей прекратить отношения и предупредила, что пресса разрушит ей жизнь. Они будут преследовать тебя до самых врат ада, сказала ей мать.
Да, согласился я с другом. Мамы знают лучше.
45
Я ПЕРЕСТАЛ СПАТЬ.
Просто перестал. Я был так разочарован, так глубоко подавлен, что просто не спал по ночам, метался, думал. Жалел, что у меня нет телевизора.
Но я жил на военной базе, в комнате, похожей на камеру.
Потом, по утрам, без сна, я пытался летать на "Апаче".
Рецепт катастрофы.
Я пробовал травяные лекарства. Они немного помогали, мне удавалось поспать час или два, но по утрам я чувствовал, что мозги не работают вообще.
Затем Армия сообщила мне, что я отправляюсь в путь — на манёвры и учения.
Может быть, это как раз то, что нужно, подумал я. Это выведет меня из этого состояния.
Или это может стать последней каплей.
Сначала они отправили меня в Америку. На юго-запад. Я провёл неделю или около того паря над мрачным местом под названием Гила Бенд. Условия, как говорят, были похожи на Афганистан. Я стал более подвижным с "Апачем", более смертоносным с его ракетами. В пыли я чувствовал себя как дома. Я взорвал много кактусов. Жаль, не могу сказать, что это было весело.
Затем я отправился в Корнуолл. В пустынное место под названием Бодмин-Мур.
Январь 2012 года.
Из палящей жары в лютый холод. На болотах всегда холодно в январе, но я прибыл как раз в тот момент, когда разразилась жестокая зимняя буря.
Меня поселили вместе с двадцатью другими солдатами. Первые несколько дней мы провели, пытаясь акклиматизироваться. Мы вставали в пять утра, разгоняли кровь с помощью бега и рвоты, затем собирались в классах и изучали новейшие методы, которые придумали злодеи для похищения людей. Многие из этих методов будут использованы против нас в течение следующих нескольких дней, когда мы будем пытаться пройти долгий марш-бросок по холодному болоту. Учения назывались "Побег и уклонение", и это было одно из последних препятствий для лётных экипажей и пилотов перед отправкой.
Грузовики отвезли нас в изолированное место, где мы провели несколько полевых занятий, изучили некоторые методы выживания. Мы поймали курицу, убили её, ощипали, съели. Потом начался дождь. Мы мгновенно промокли. И были измотаны. Наше начальство только прикалывалось.
Они схватили меня и ещё двоих, погрузили нас в грузовик и отвезли в ещё более отдалённое место.
Выходим!
Мы прищурились на местность, на небо. Неужели? Здесь?
Начался холодный, сильный дождь. Инструкторы кричали, что мы должны представить, что наш вертолёт только что совершил аварийную посадку в тылу врага, и наша единственная надежда на выживание — пройти пешком от одного конца болота до другого, расстояние в десять миль. Нам дали речёвку, которую мы теперь вспоминали: Мы христианская армия, сражающаяся с ополчением, симпатизирующим мусульманам.
Наша задача: избегая врага, покинуть запретную местность.
Вперёд.
Грузовик с рёвом уехал.
Мокрые, холодные, мы огляделись, посмотрели друг на друга. Ну и отстой.
У нас была карта, компас, и у каждого был бивачный мешок, по сути, непромокаемый носок в полный рост, чтобы в нём спать. Еда была запрещена.
Куда идти?
Туда?
Ясно.
Бодмин был пустынным, предположительно необитаемым, но то тут, то там виднелись фермерские дома. Освещённые окна, дым из кирпичных труб. Как же нам хотелось постучать в дверь. В старые добрые времена люди помогали солдатам на учениях, но теперь всё было иначе. Местных жителей много раз ругали
