Нуониэль. Часть вторая - Алексей Николаевич Мутовкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появился плотницкий отряд. Солдаты начали разгребать горы тел, чтобы протащить к вратам новые цепи. Однако Вандегриф не унимался.
– Откройте! – орал он, стоя на коленях и барабаня по чёрным пластинам. – Он ещё там!
Вандегриф бил и бил по вратам своими израненными руками. Потом он припал ухом к холодным, измазанным в крови пластинам агата, и стал слушать. Но ни ударов мечей, ни рычания чудищ не доносилось из-за Третьих Врат. Лишь пронизывающий холодный вой ветра струился из щелей древнего портала. Врата будто бы отрезали мир подземный от мира этого, и теперь никто и ничто, кроме ветра, не могло пройти ни туда, ни обратно. Вандегриф в отчаянии упал перед вратами на колени и завыл.
– Бросьте, господин! – окликнул Вандегрифа рыцарь Марнло, стоявший еле дыша у одной из высоких колонн. – Он нелюдь, там ему и место.
Рассвирепевший Вандегриф вскочил и бросился на Марнло с твёрдым намерением задушить эту гадину. Благо тут же подоспел рыцарь Карий Вакский. Он обнял Вандегрифа и повалил на окровавленный пол.
– Пусти! – орал Вандегриф, пытаясь вырваться.
– Не надо, господин! – уговаривал его Карий.
Сам Марнло в это время стоял с поднятым мечом. Взгляд у него горел ненавистью. К нему подбежал рыцарь Овиан и схватил за руку, держащую меч.
– Господин, не стоит! Вы выше этого! – сказал Овиан.
Через минуту все успокоились. Карий отпустил Вандегрифа и помог ему подняться.
– Нелюдь! – хмурясь, повторил это мерзкое слово черноволосый рыцарь. – Этот нелюдь спас ваши никчёмные жизни!
– Спас жизни не он! – громогласно произнёс Марнло. – И уж простите, господин Вандегриф, не мы с вами. Спасению мы обязаны господину Ломпатри. Все эти твари чуть не одолели нас, хотя шли в бой гурьбой, как дикари! А что бы случилось, попади они под командование такого великого воеводы как Ломпатри? Нам бы тогда и армия ваших нуониэлей не помогла!
Вандегриф хотел ответить, но рыцарь Карий обнял его и повёл прочь из колонного зала, сказав на ухо всё, что он думает о рыцаре Марнло. Солдаты тем временем продели могучие цепи в кольца на стенах и принялись заковывать врата. Воевода Гвадемальд приказал людям выбить доски из окон, выходящих на юго-восток. И как только эти доски упали, в помещении тут же стало светло. По Третьим Вратам прошла ощутимая дрожь. Затем всё стихло. Тот гул ветра, который постоянно сочился из щелей в древнем портале, смолк. Тьма исчезла, и наступило утро.
Карий и Вандегриф с трудом добрались до выхода: горы убитых солдат и разрубленных тварей преграждали им путь. Снаружи дела обстояли не лучше. Всё же воздух здесь не вонял потом, кровью, подземельем и шерстью. Тут властвовал запах пожарищ – горели почти все деревянные строения. Солдаты, занимающиеся телами, клали ровными рядами бездыханных людей, а тварей сразу же кидали в эти огромные костры. Настало время тяжёлой работы, не менее противной, чем сама битва.
– Господин Вандегриф! – окликнул вышедших на двор Воська. Он и Закич подбежали к рыцарю со стороны южных врат.
– Где он? – спросил Закич.
– Кто?
– Рыцарь! – уточнил Воська.
– И рыцарь, и Тим! Где все? – тараторил коневод.
– Тима нет, – хмуро ответил рыцарь. – Он остался за вратами. Я попытался его остановить, но он мне не дал.
– Вот ведь упрямое полено! – взбесился Закич. – Что он возомнил о себе? Лучше бы к нему не возвращалась его никчёмная память!
Воська захныкал. Закич сначала выругался на старого слугу, но потом обнял его.
Лорни они обнаружили недалеко от Дозорной Башни. Он сидел на земле весь в крови, а перед ним лежал мёртвый Ейко. На теле бывшего слуги жрецов курлыкали три голубя. Скиталец так переживал смерть парнишки, что даже не заметил появления друзей.
– Не уследил, – убивался Лорни. – Ринулся в бой, а они все за мной. Не хотел умирать один, но, если честно, не думал, что все побегут.
Появился Молнезар. Он нёс на себе Чиджея, раненого, с перебитыми крыльями и истекающего кровью.
– Ты ещё на себя возьми вину за всех погибших, – рявкнул крестьянин.
– И то верно! – вздохнул Лорни. – А что фей?
– Ещё полетаем! – отозвался Чиджей довольно бодрым голосом.
К компании подскакал Гвадемальд. Он сидел на вьючном коне, и держал под уздцы статного Грифу.
– Ваш конь – вожак! – сказал рыцарь, передавая поводья Вандегрифу. – Побежал в укромное место, когда началась вся эта заваруха. А остальные кони последовали за ним. А что же господин Ломпатри? Кто последним его видел?
– Я отнёс его к той одинокой башне среди плакун-травы на утёсе, – сказал Чиджей. – Он преследовал тхеоклемена. Потом я направился помогать лучникам.
Весть о преследовании обеспокоила Закича. По его сердцу пробежал холодок.
– Где? – спросил коневод и, увидев, куда указал Молнезар, побежал искать своего господина. Воська и рыцари кинулись вдогонку. Вандегриф вскочил на своего верного коня, и вместе с Гвадемальдом они первыми выехали на Треугольное Плато. Закич и рыцарь Карий догнали их, когда те уже стояли перед входом в Чёрную Тень. Воська, изо всех сил спешил за остальными, но безнадёжно отстал. Зато ему удалось найти то, что впопыхах пропустили остальные. Старый слуга заметил на краю тропинки в кустах плакун-травы блеск рыцарского медальона. Он поднял знакомое и почти родное украшение и поспешил дальше.
Рыцари спешились у входа в Чёрную Тень. Гвадемальд обнажил меч. Закич пробился вперёд и кинулся к двери.
– Стой! Там могут быть… – попытался остановить его Вандегриф, но тщетно. Коневод распахнул двери и вбежал на первый этаж башни. Здесь, в свете факелов возвышался постамент с троном. На троне сидел Ломпатри. Голова рыцарь поникла. В правой руке он держал сияющий глаз феи, а в левой – свой благородный меч. У ног рыцаря, на залитом кровью полу лежал расколотый щит. Нарисованный белый единорог остался на одной половине, а его витый рог на другой. Тут же был сломанный посох Великого Господина. В углу залы, запутавшись в свои одеяния, валялся мёртвый Белый Саван.
Закич подбежал к Ломпатри и коснулся его плеча. Рыцарь сидел неподвижно. Закич чуть не вскрикнул, но вовремя прикрыл рот ладонью. Он коснулся белого шрама, рассекавшего густую правую бровь Ломпатри. Даже загрубевшими под коркой запёкшейся крови пальцами Закич почувствовал, сколь холоден этот шрам.
