Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ) - Забудский Владимир

— У тебя на этой неделе первая встреча с психологом, ты помнишь? В пятницу.

— Помню, — прошептал я, не открывая глаз.

— Если хочешь, я помогу тебе побриться. Ты уже основательно зарос.

— Зачем? Чтобы испугать этого книжного червя и сократить время сеанса? — прыснул я. — Звучит заманчиво. Но, пожалуй, воздержусь. Чем быстрее я обрасту густой бородой, тем лучше для окружающих.

— Как знаешь. Между прочим, мне всегда нравились мужчины с бородами. Напоминают мне о временах благородных рыцарей и прекрасных принцесс, — заметила медсестра на прощание, подмигнув мне.

Когда она вышла из палаты, я заметил, что по моему лицу блуждает улыбка, и снова вспомнил слова Слэша. В сознании всплыли здравые рассуждения, подсказав, что все внимание Ульрики ко мне продиктовано, безусловно, лишь ее добросовестностью как медсестры, а может быть, даже прямыми указаниями врачей. Но все-таки я дал слабину и позволил странным мыслям и фантазиям, пока еще совсем смутным и неоформленным, ненадолго поселиться в моей голове.

Жизнь — и без того тяжелая штука. Слишком тяжелая, чтобы не позволять себе даже мечтать.

§ 59

Надо сказать, что эти мысли, как минимум, совсем не повредили моему лечению. Мой прогресс на той неделе резко усилился.

Во вторник 23-го марта я в сопровождении Джо Слэша сделал свои первые шаги, пользуясь костылями, трижды успев потерять равновесие по пути из одного конца палаты в другой. Но, достигнув все-таки цели, я, тяжело дыша, протянул мозолистую руку и отодвинул жалюзи, чтобы впервые бросить взгляд на тот самый пейзаж, что описывал мне доктор.

— Перельман не врал. Вид на городишко действительно ничего такой, — жадно вглядываясь в очертания улиц, которые я так часто представлял себе во сне, прошептал я.

— Парень, ты делаешь успехи. Завтра же надо начинать прогулки. А с начала следующей недели перебираемся в тренажерку, разрабатывать твои мышцы как следует. Не против, дружище? — спросил физиотерапевт, потрепав меня по плечу.

— С удовольствием, — улыбнулся я, радостно глядя на солнечные улицы.

В среду, четверг и пятницу Ульрика вместе с Джо по два раза в день сопровождали меня на коляске в парк, окружающий больницу, где я, взявшись за костыли, под их присмотром совершал прогулки, каждый раз увеличивая расстояние на полсотни, а иногда и на сотню шагов. Мне часто случалось падать. Но я настоятельно просил Джо, как бы жалко я не смотрелся, не страховать меня и не поднимать после падений. Борясь с болью и неудобствами, не обращая внимание на синяки, я справлялся с этим сам, каждый раз чувствуя упрямое удовлетворение.

— Ты — настоящий молодец, Димитрис. Олимпийский дух из человека не выведешь, — уважительно кивнул Слэш, когда во время нашей пятничной дневной прогулки я сумел полностью обойти больницу вокруг на костылях без посторонней помощи, оступившись за это время всего лишь три раза. — Но ты все-таки не гони лошадей так сильно. Я же вижу, как у тебя дрожат руки.

— К рукам быстро вернется сила. Я съедаю каждый день по добавочной порции на завтрак и обед. А мозоли меня не пугают, — упрямо покачал головой я, отирая со лба испарину.

— Медсестричка говорит, ты сегодня ночью плохо спал. Просила за тобой приглядывать.

В ту пятницу Ульрика была выходной, и мы с Джо вышли на прогулку вдвоем.

— Она очень беспокоится обо мне. Но от ночных кошмаров еще никто не умирал.

— Что тебе снится, братишка? Что-то из того, что ты видел на войне?

Перед моими глазами вдруг предстали горные кряжи Африки, март 2090-го, и лицо ребенка, на груди которого останавливается перекрестье прицела. А затем еще целый ряд других картинок ничем не краше.

— Я не могу говорить об этом, Джо. И не очень-то хочу.

— Извини, дружище. Не подумал. Хорошо, что теперь у тебя есть специалист, с которым ты сможешь обо всем этом покумекать. Я слышал, это очень опытный психолог. Он даже преподает и пишет научные работы.

— Я никогда не любил, Джо, когда в моей голове пытаются копаться люди, которым на самом деле на меня плевать. Раз мне назначили эти сеансы, я буду их отбывать. Но я не собираюсь никому там плакаться в жилетку.

— Не спеши так говорить, приятель. Тебе от этого может стать только лучше. Тем более, он, кажется, имеет доступ ко всем этим вашим секретам, так что ты сможешь говорить начистоту.

«То, что этот человек связан с моим работодателем, заставляет меня верить ему еще меньше, чем постороннему, Джо», — подумал я, но благоразумно воздержался от этого комментария.

— Будет видно, — закруглил я эту тему.

§ 60

Первый сеанс с психологом был назначен в тот день в 16:00.

Я так и не последовал совету Ульрики побриться. Взглянув на себя в зеркало, я убедился, что седая щетина уже густо укрыла щёки, подбородок, шею и кожу над губами, прикрыв некоторые из шрамов. Седые кудри достигли длинны, при которой уже прикрывали лоб и уши. Оставшегося видимым лица, впрочем, было достаточно, чтобы испугаться. Черные круги под глазами, свидетельствующие о плохом и нерегулярном сне, дополняли и без того красноречивую картину: впалые щёки, выступающие на лице прожилки, болезненная острота черт худых лица, дергающийся правый глаз. На вид мне можно было дать и сорок, и больше лет.

— Ну что ж, тебе ведь моим внутренним миром предстоит заниматься, а не внешностью, док, — мысленно обратился я к психологу, завершив осмотр.

Габриэла, подменявшая в тот день Ульрику, сопроводила меня с шестого этажа, где находилась моя палата, на второй, где располагались, в том числе, уютные комнатки для встреч пациентов с посетителями. В комнате № 225 меня и ждал мозгоправ.

— Доктор Митчелл? — постучавшись, заглянула туда Габриэла. — Прибыл ваш пациент.

— Какой он мне «пациент», милочка? — деловитым, но очень добрым и мягким женским голосом отозвались оттуда. — Я не психиатр, а психолог. И это не мой кабинет, а уютное место, где у нас назначена встреча. Проходи, Димитрис! Тебе не нужно для этого ничье разрешение.

Голос показался мне смутно знакомым.

Взявшись за костыли, я поднялся с коляски и проковылял внутрь. В комнатке с уютным интерьерам преобладали зеленые тона. Здесь была пара мягких кресел, стоящих у искусственного камина; диван, заваленный кучей мягких подушек; столик с парой стульев, на котором разместилась шахматная доска с крупными фигурками; аквариум с живыми рыбками; множество зеленых растений, словно в оранжерее.

За одним из кресел сидела невысокая женщина хорошо за сорок или под пятьдесят приятной благообразной внешности. По-домашнему удобная, но в то же время хорошо выглядящая светлая кофточка, длинная юбка, аккуратная короткая стрижка слегка поседевших волос, круглые очки в красивой оправе — все это создавало ощущение спокойствия, уюта и надежности. В ее внимательных глазах читался жизненный опыт и мудрость, а также профессионализм, прикрытый аурой доброжелательности. Я видел эти глаза не впервые. И фамилия также была мне знакома.

— Сколько лет, сколько зим, Димитрис, — улыбнулась доктор Кэтрин Митчелл, в прошлом психолог специнтерната «Вознесение», любезно указывая мне на кресло по соседству. — Присаживайся, дорогой. А ты, милочка, будь так любезна, попроси заварить нам вкусного чаю к печенью, которое я принесла.

Ковыляя на костылях к креслу, я недоверчиво косился на женщину, пытаясь убедиться в том, что я не ошибся в своем предположении. Нет, определенно. Прошедшие с нашей последней встречи пятнадцать лет не слишком изменили ее, лишь добавили чуть седины в волосы и мудрости в глаза.

— Я очень рада нашей встрече, — не смущаясь моим молчанием, она протянула мне руку.

Присев вначале в кресло и поставив костыли рядом с камином, я ответил на ее жест легким пожатием, ощутив сухую ладонь с холеной гладенькой кожей без морщинок, не привыкшей к физическому труду. Я вдруг вспомнил, как Митчелл рассказывала мне, что выросла в гетто, где курила марихуану и тусовалась с бандитами. Долгий же путь иногда приходится пройти!