Призраки в горах - Тимур Свиридов

– Да что в самом деле!.. Яблоко… оно же нормальное! Вполне съедобное! – Олег поднес ту половинку, что держал в руке, и с хрустом откусил большой кусок. – Никакой отравы нет!..

– Хинджал! Хинджал плохой! – Сухейла показывала на лезвие кинжала, и ее указательный палец мелко дрожал. – Плохой! Плохой!

– Мы его сейчас сделаем хорошим, – нашлась первой Надежда, – быстренько продезинфицируем, снимем всякую заразу.

Она вынула из шкафчика флакон со спиртом, взяла ватку, намочила ее и быстренько протерла лезвие с одной и другой стороны, а потом и красивую, слоновой кости рукоятку с мелкими рисунками и узорами из золотой и серебряной проволоки.

– Теперь все в порядке, никакой инфекции! – Надежда повернулась к Олегу и протянула ему кинжал. – Разрезай следующее яблоко!

– Нет! Нет! – Сухейла протянула обе руки, ограждая Олега от протянутого кинжала. – Нет, пожалуйста!..

– А чем, собственно, тебе этот кинжал не нравится? – недоуменно и громко спросил Елизаров. – Чем он плохой?

– По-моему, очень красивая вещица. Видать, старинная, – вставила Надежда.

– Кто? Кто давал такой плохой хинджал? – Сухейла возмущенно и требовательно смотрела на Олега. – Кто давал плохой хинджал в твои руки?

Олег не знал, что ей ответить. Он вдруг понял, что за этим острым клинком стоит какая-то тайна. Но сказать правду не решался: а вдруг один из тех, кого он свалил на горном уступе, приходится девушке родней? Олег краем уха слышал, что в здешних местах практикуется кровная месть, этакая восточная вендетта.

– Успокойся, Сухейла! Не надо расстраиваться.

– Я никогда не буду успокаиваться! Никогда! Это хинджал, – она ткнула в лезвие побелевшим дрожащим пальцем, – есть кровь! Есть кровь моя мама!..

И Сухейла поведала страшную историю. По ее щекам текли слезы.

Волнуясь, сбиваясь, глотая концы слов, она рассказала о том кошмарном, теперь уже далеком дне, когда в их дом ворвались озверевшие душманы. Их было много, четверо или пятеро. Полы халатов заткнуты за пояса. Сухейла на всю жизнь запечатлела в своей памяти их торжествующие озлобленные лица. И этот кинжал Сухейла хорошо видела. Один из душманов поднес его к лицу матери, к ее глазам и говорил гадкие черные слова. Она закрыла лицо руками. Мать даже не звала на помощь, потому что в доме не было ни одного мужчины. Она была беременной на последнем месяце. А душман этим кинжалом пырнул ее в живот. Много, много раз. И другие тоже кололи кинжалами в живот…

– Вот почему этот хинджал плохой…

Праздничного настроения как не бывало. Валентина шмыгнула носом, поднесла к глазам платочек. Надежда хмуро смотрела на пол. У Елизарова желваки ходили ходуном. У Олега пересохло в горле. Неужели тогда на него напали те самые душманы?

– Сколько их было, Сухейла? – спросил Бестужев. – Четыре?

– Да, да! Наверное, четыре! – она закивала и показала ему четыре пальца. – Когда поймаем, суд будет. Народный суд будет!

– Не будет им суда, – твердо произнес Олег. – Уже никогда не будет. Нету их! Я сам убил их. Своими руками. Понимаешь?

– Убил? – не поверила Сухейла. – Все четыре душмана?

– Да. Всех четырех, – ответил Олег. – Можешь успокоиться. Их больше нет.

– А кинжал – это боевой трофей сержанта, – пояснил Елизаров и укоризненно взглянул на Олега. – Такие вещицы сдавать положено.

– Ну да! – возразила тут же Надежда. – Красоту такую сдавать! Чтоб какой-нибудь штабист себе ее прикарманил?

– Ты… прости меня, вы брали этот хинджал на совсем убитый душман? – допытывалась Сухейла.

– У каждого такой был, у всех четырех, – ответил ей Олег. – Взял я только один.

– Ну и сглупил, сержант! – сказал Константин. – Брать надо было все, чего церемониться.

– Ой-йе! Ой-йе! – воскликнула Сухейла с радостным вздохом. – Ой-йе! У меня сегодня праздник! Такой счастливый день! Такой хороший русский Новый год! Ты… Вы дали мне такой праздник! – она шагнула к Олегу, наклонилась и, схватив его руку, быстро поцеловала ее. – Спасибо! Ташкар! Спасибо!

Олег опешил. Еще никогда никто ему рук не целовал. Тем более он не ждал такого поступка от симпатичной афганской девушки. Краска хлынула в лицо. Он не знал, как поступить, что говорить. Только растерянно моргал глазами.

Сухейла преобразилась. Она вся лучилась торжествующим светом радости. Глаза сияли, как звездочки, счастливая улыбка не сходила с губ. Она всплеснула руками, повела плечами. Гибкая, тонкая, стройная, хлопая над головой в ладоши, пустилась в пляс вокруг стола, красиво изгибаясь в тонкой талии.

– Таки-таки тум! Таки-таки тум!

Константин, а за ним и все остальные, стали в такт ее движениям хлопать в ладоши, приговаривая вслед за Сухейлой:

– Таки-таки тум! Таки-таки тум!

Сухейла приблизилась к Бестужеву и стала танцевать около него. Олег, улыбнувшись, вскинул руки и стал, подражая ей, двигать плечами и хлопать в ладоши.

– Давай, сержант, веселее! – подзадоривал Константин.

– Спасибо вам, шурави! Спасибо вам, советские люди!

Сухейла остановилась около Олега. Доброе настроение снова воцарилось в комнате. Все повеселели, заулыбались.

– Как хорошо, когда все хорошо кончается! – сказала Валентина.

– У нашего народа, у афганцев, есть своя конституция, которая не записана на бумаге. Называется она Пуштунвалей. Она для всех обязательна, для каждого племени, для каждой семьи. Все ее выполняют.

Сухейла коротко рассказала о Пуштунвалее – неписаном кодексе чести и достоинства афганцев. Этот кодекс передается из поколения в поколение. Он предписывает каждому афганцу самоотверженно защищать свою родину, предоставлять убежище и защиту всем, независимо от веры и сословия, оказывать гостеприимство каждому, высоко держать национальное достоинство, почитать старших и должным образом отвечать на нанесенную обиду и оскорбление. В Пуштунвалее отражены нормы и правила поведения, семейно-бытовые отношения, обряды, связанные с бракосочетанием, рождением ребенка, смертью. Особое место в Пуштунвалее отводится вопросам кровной мести, компенсации за убийство, ранение или увечье.

– У меня сейчас нет взрослого брата, нет отца, нет никого, кто мог бы держать в руках оружие и заступиться, отомстить за смерть нашей семьи, – продолжала Сухейла. – Я осталась одна. Поставив саблю отца в угол, столько лет жила надеждой, мечтой, терпением. И все верила, что вырасту, будет у меня семья, муж, вырастут дети и станут сильными мужчинами. Я надеялась, что буду сама, как мои мама и папа, учителем, а мои ученики вырастут и станут взрослыми, сильными, честными и справедливыми. Верила, что наступит такое время и мои взрослые мужчины, мои взрослые ученики отыщут тех четырех душманов и накажут их по строгим законам Пуштунвалея!

– Сухейла, тебе пришлось бы ожидать десятки лет! – сказала Надежда и недоуменно пожала плечами, как бы говоря, что время сотрет острые грани и сгладит вражду.

– Пусть десять, пусть сто лет! Время для отмщения не имеет никакого значения, – отчеканила в ответ афганка. – У нас в народе говорят так: «Если афганец осуществит свою кровную месть даже через сто лет, то и в этом случае можно считать, что он проявил быстроту». Если отец умрет, не отомстив недругу, это сделает сын, сын умрет, не совершив мести, дело доведет внук. Афганцы никогда и никому не прощают обиды!

В эти минуты, когда речь шла о законах Пуштунвалея, о суровых обычаях кровной мести, Сухейла вся подобралась, стала сосредоточенной, как дикая кошка перед прыжком. Слова ее звучали резко и четко. В глазах из-под длинных, чуть загнутых ресниц, мелькали сухие искры. В ней заговорила горячая восточная кровь, густо замешанная на многовековых традициях и суровых нравах, которые не могли загладить и притушить ни современное воспитание, ни приобретенное образование.

– Но радость моя пришла раньше! Чистая кровь моего отца, кровь моей мамы смыта черной кровью четырех душманов! Это сделали руки моих друзей, руки советских солдат, настоящих мужчин. Мой отец говорил так: «Делаешь людям добро, получишь от людей добро. Делаешь людям зло, получишь от них зло». Душманы сделали большое зло и получили большое зло, – Сухейла подошла вплотную к Олегу, положила ему руки на плечи, открыто посмотрела в лицо. – Ты есть мерана и туранзан. Мерана – это храбрость, туранзан – доблесть и отвага. Так афганцы называют достойного мужчину, который, когда услышит призыв о помощи, идет оказать ее, даже если придется рисковать своей жизнью. Я каждую ночь молила Аллаха, я плакала и призывала храброго человека придти на помощь бедной одинокой афганке. Ты услышал мои слова, пришел и совершил бедал хистел… По-русски не знаю как сказать, это будет, кажется, расплата, как у вас говорят, око за око, кровь за кровь. Теперь ты самый близкий мне человек, ты есть мой кровный бородар! Мой кровный брат!

Сухейла своей щекой прижалась к его правой щеке, потом к левой.