Совсем другая жизнь - Владислав Куликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прекрасно знаешь, — отрезал человек. — Закончим на этом. Я тебе расскажу, что именно хотел Усмон. Даже не Усмон, он пешка. За ним стоял шейх Мансур. Впервые слышишь? Опа, какие мы наивные! Я тебе расскажу, а ты делай выводы, как спасти свою (и мою тоже) шкуру.
* * *11 сентября 2001 года известный международный террорист Усама Бен Ладен смотрел на своей секретной базе «Тора-Бора» прямую трансляцию Си-эн-эн. На плазменном экране домашнего кинотеатра рушились небоскребы-близнецы.
То и дело повторялась картинка: «боинги» врезались в коробки Всемирного торгового центра. Причем это была частная (непрофессиональная) съемка. Она появилась на Си-эн-эн примерно через час после того, как стало известно о теракте. А это значило, что Бен Ладена… предали.
Снимали сами террористы, для того чтобы отчитаться перед Директором (одно из прозвищ Бен Ладена среди своих). Он и должен был увидеть эту запись первым. Однако исполнители продали пленку телекомпании.
«Никому нельзя верить! — с раздражением думал Усама, смотря телевизор. — Алчные скоты, сколько ни заплатишь, все мало». Но по большому счету он был доволен.
Несколько лет назад Директор впал в жуткую депрессию. Возня в Афганистане до смерти надоела. Никаких перспектив он не видел. А его осаждали террористы-прожектеры, мечтавшие выбить деньги на самые безумные затеи. Один из визитеров, например, на полном серьезе предлагал растопить лед в Гренландии, посыпав ее углем. По его мнению, растаявшая вода могла разом затопить США и Европу.
Ни одна идея не зажигала Директора. Он хотел выть с тоски! Дикой зеленой тоски человека, который может себе позволить абсолютно все, но абсолютно ничего не хочет.
— Старик, есть прекрасная идея! — Шейх Мансур ворвался в его кабинет и перешел к делу без всяких восточных церемоний. — Ко мне пришли парни, которые хотят угнать самолеты и направить их на Белый дом!
— Бред! Тебе нечем заняться? Иди выкури Масуда из Панджшера!
Но шейх Мансур был настойчив. Директор выделил денег, но в нагрузку приказал разобраться с Масудом (чье присутствие на белом свете уже давно его нервировало).
До самого конца Директор не верил в успех. Но 9 сентября 2001 года в резиденцию Ахмад Шаха Масуда в Панджшерском ущелье пришли двое арабских журналистов. Их провели к шефу. Интервью длилось всего несколько мгновений и закончилось смертью Масуда. В камерах у журналистов была бомба.
А 11 сентября 2001 года два «боинга» врезались в башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, еще один рухнул возле Пентагона.
Это был самый счастливый день в жизни Бен Ладена. Не потому, что сбылось невозможное (хотя это так). Но за ним открывались новые манящие горизонты! А по их кромке скользили ранее невиданные призрачные бриги.
— Вы вписали свое имя в историю борьбы с неверными! — льстили Директору сподвижники.
Жить без войны он уже не мог. Как только в крови закапчивался адреналин, жгучая боль начинала разрывать почки. Директора тошнило, а с мочой выходила кровь. Он обращался к лучшим врачам. Но ни одно лечение не помогало так, как война. Как только адреналин появлялся вновь, камни в почках загадочным образом рассасывались.
Поэтому, когда после 11 сентября 2001 года в Афганистан пришли захватчики, Директору полегчало. Он кочевал по горам верхом на лошади или верблюде вместе с шестьюдесятью телохранителями. Спал на дерюжке. И был абсолютно счастлив.
— У нас почти все готово, — доложил шейх Мансур.
— Почти — это как? — недовольно спросил Бен Ладен.
— Продавец попросил время, чтобы собрать крупную партию. Для него переправлять по частям более рискованно.
Они сидели на ковре в большой комнате затерянного в горах дома. Приютивший их хозяин то и дело наполнял пиалы, стоявшие перед гостями, козьим молоком.
— Что с людьми?
— Они ждут не дождутся своего часа, — с жаром воскликнул шейх Мансур. — Кабул, Москва, Берлин и Лондон превратятся в пылающие факелы. Они станут последними причалами для наших шахидов. Верных сынов Аллаха.
Шейх Мансур был заводной человек, любивший европейские костюмы. Он летал по всему миру, поэтому носил очень короткую бороду. В высшем свете Европы его знали как арабского бизнесмена и поэта (он действительно выпустил пару книжек стихов). Но это был воин. Они познакомились с Директором в конце восьмидесятых, когда еще шла война с советскими войсками. Мансур был одновременно и генератором идей, и прекрасным организатором, и исполнителем. Директор и не догадывался, что война была для Мансура всего лишь бизнесом. Последний проект, который продвигал Мансур, назывался «Причал шахидов». Цель — наводнить самоубийцами Афганистан, Европу и Россию. Выбив на это деньги, Майсур связался с Усмоном. И предложил поучаствовать.
* * *… — Опять эти фантазии! — недовольно воскликнул Найденыш. — Кто из нас сумасшедший, я или ты?
— Ты. А я твой глюк, — ответил гость, — только очень качественный глюк.
На этот раз они мчались по автобану в красном спортивном кабриолете. Найденыша даже обдувал ветер. Настоящий реальный ветер. («Да, глюки что надо», — затесалась мыслишка.)
— В общем, ты прав, — сказал гость, поворачиваясь к Найденышу. (Так и хотелось воскликнуть: «На дорогу смотри!» Потом вспомнил: это же все равно бред, тут не разобьешься. И успокоился.)
— Таким Бен Ладена представил Ветров, — продолжал человек, — он писатель, имеет право.
— Как же мне это поможет спасти жизнь? Вранье ведь.
— Может, вранье. А может, и нет. Если мы не знаем, как там на самом деле, как можем утверждать: вранье или нет? А?
— Не усложняй. Объясни, чего ты от меня хочешь?
— Помочь тебе найти свое имя. Ты сейчас примеряешь чужие имена, как одежку. А у тебя есть свое хорошее имя.
— Я не могу поверить.
— Просто оно тебе не нравится. Но раньше-то ведь нравилось.
— Раньше я был другим.
— Таким же. Точно таким. Поверь мне. Знаешь, как трудно заработать себе имя. Настоящее имя. Причем не важно, чем ты занимаешься, имя нужно везде. Представь, ты модельер, и твое имя Пьер Карден. Здорово, правда? А теперь ты точно такой же модельер, но с фамилией Пупкин. Купит кто твое платье? Пусть оно будет не хуже, чем у Кардена. Но твое платье никому на фиг не нужно, пока Пупкин не станет точно таким же именем, как Карден. Или же пришивай бирку «Карден» к своему платью. Сейчас так многие делают.
— Я не модельер.
— Ну это так, для примера. Террористу тоже нужно имя, иначе его никто не будет воспринимать всерьез. Че Гевара — эх, какое имя, а?! Бен Ладен — тоже имя. Люди, они ведь как дети, покупаются на яркую обертку.
Ветер раздувал яркую гавайскую рубашку человека. Найденыш отметил, что тот опять несколько другой.
— Теракт, он ведь должен вызвать шум. Иметь прессу. Кому нужен теракт, если про него не напишут в газетах?.. Ух-х.
Автомобиль резко вильнул, обгоняя впереди идущую машину. У Найденыша аж захватило дух.
— Сделали мы их, — радостно воскликнул человек. — На чем я остановился? Ах да — две вещи правят миром: имя и торговая марка. Что, в принципе, одно и то же.
— Я хочу проснуться, — вдруг произнес Найденыш, которому этот разговор показался пустым.
— Уже скоро, — ответил человек, — сейчас приедем.
— А куда мы едем?
— В твою тюрьму. — Человек расхохотался. — Шутка. Я пытаюсь до тебя достучаться. Семь потов сойдет, прежде чем, начав с нуля, заработаешь свое имя. А у тебя уже было хорошее имя, мон ами. Зачем от него отказываться?
Глава 7
Андрей выждал время, потом позвонил Антонине, чтобы объясниться. Но было уже поздно. Она его разлюбила. Вначале Тоня переживала муки: расстаться с любимым человеком — это как отпилить себе ногу. Требует нечеловеческого мужества. Точнее, животного мужества. Но это надо стерпеть. Ведь любовь, как хвост у ящерицы: один отбросишь, вырастут два новых.
Разум с самого начала твердил ей: расстаться придется. Ради сына. «Почему я всегда люблю тех, кого любить нельзя? — корила себя Антонина. — Игнатьева любила. Разбила его семью. Теперь Андрюшу. Надо опомниться!» Губная помада словно отрезвила женщину. А пощечинами она выплеснула энергию, разрывавшую ее на части. И — странное дело — полегчало. Правда, дома Антонина еще поплакала, благо, что муж, как всегда, задерживался. Потом три дня поболела. И — как рукой сняло.
Ветров позвонил, когда уже ничего изменить было нельзя. Они вместе посмеялись над недоразумением.
— А почему ты так завелась? — спросил Андрей. — По идее, я должен ревновать. Кто из нас холост?