Во власти бури - Данелла Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Придумай, как мне расторгнуть помолвку с Максвеллом и при этом вернуть Газель.
— Я не Бог, а простой смертный, дорогая, и чудеса не в моей власти.
— Перестань скромничать, Колин! Я вот думаю, что нам с тобой теперь делать…
— У меня есть идея. — Он отстранился и многозначительно поднял бровь.
— Не сомневаюсь. А если точнее? — кокетливо осведомилась Ариадна.
— Если точнее… — начал Колин, но договорить не успел.
Да и не нужно было, потому что руки Ариадны соскользнули с его плеч и двинулись вниз — не трудно было предположить куда. Это лишило его способности мыслить связно.
Глава 20
Через три дня они оказались в окрестностях Бернем-Торпа.
Ариадна должна была радоваться: как-никак ей удалось добраться до цели и ускользнуть от преследователей. Однако она ощущала лишь беспричинную тревогу, которая усиливалась по мере того, как местность становилась все более знакомой. Впереди ожидало объяснение с Максвеллом. Стоило подумать об этом, как возникло на редкость неприятное предчувствие.
Девушка не знала, что делать. Разве не для того затеяла она это безумное предприятие, чтобы попасть в Норфолк?
Но за время путешествия все изменилось.
А вокруг простирались поля сахарной свеклы, ботва казалась коричневой на фоне светлых сорных трав, на межах там и тут торчали гранитные валуны, сдвинутые с плодородных земель, валялись обломки кремневых скал, источенных морскими ветрами. Мельницы медленно помахивали крыльями. Пахло вереском, заболоченной землей и морем.
Море.
Колин тоже чувствовал близость моря. Когда ветер начал приносить ни с чем не сравнимый соленый, острый и свежий запах, Ариадна тотчас заметила перемены. Глаза его теперь были постоянно тревожны, лоб пересекали морщины.
Девушка тщетно задавалась вопросом, что служило тому причиной. Ее ветеринар что-то скрывал, и секрет этот мешал Колину сделать ей предложение, о чем она втайне мечтала. Разумеется, Ариадна не раз пыталась выудить из него эту мрачную тайну, но ни одна из ее попыток не увенчалась успехом. Наконец девушка отказалась от борьбы и замкнулась в себе. Отчасти она надеялась, что Колин раскается или хотя бы постарается развлечь ее, но он как будто даже не замечал ее присутствия. Он смотрел прямо перед собой час за часом, погруженный в какие-то невеселые мысли. Их близость перестала быть легкой, игривой и счастливой, словно глухая стена отчуждения оставалась между ними и в моменты страсти.
Что так его мучило? Что могло быть настолько постыдным, чтобы человек не мог поделиться этим даже с любимой? Что бы то ни было, оно не заставит ее разлюбить!
Когда-то Ариадна думала, что влюблена в Максвелла. Что она знала в то время о любви? Она путала любовь с удачным союзом, с гарантией будущего, и потому достоин был только человек богатый, влиятельный, знатный. Теперь она лучше знала жизнь. Чувство к Максвеллу ни шло ни в какое сравнение с чувством к Колину Лорду. А ведь она даже не знала, было это его настоящее имя или просто псевдоним.
Лорд Марден. Подумать только!
Почему-то даже мысленно Ариадна не могла называть его так и предпочитала то имя, под которым его узнала. Он был и останется для нее Колином. Доктор Лорд. Сильный, красивый, умный, благородный. Мужчина, на которого можно положиться, с которым можно связать жизнь, не опасаясь неприятных сюрпризов. Настоящий мужчина. Но какими бы чудесными и желанными ни были эти качества, важнее всего его доброта, умение чувствовать чужую боль, сострадание. Человек мог лишь догадываться, а вот животные знали наверняка. Животные видят людей насквозь. Даже Шареб — упрямый, своенравный, капризный Шареб — отбросил первоначальное предубеждение и теперь словно пытался искупить свою недавнюю враждебность. Он подпал-таки под чары ветеринара, как почти с первого взгляда пленилась им Ариадна.
Но расстояние до Норфолка сокращалось, а предложение так и не было сделано. Неопределенность несла с собой страх за будущее, а с ним росли раздражение и гнев.
До поместья Максвелла оставалась четверть часа пути.
Ариадна верхом на Шаребе вырвалась вперед и теперь оглянулась на Колина, ехавшего в коляске, запряженной Громом.
Он, по привычке последних дней, сидел с отсутствующим видом, уронив руки с вожжами на колени. Он смотрел вдаль и, казалось, стремился пронизать взглядом холмы, за которыми дышало море. Соленый ветер ерошил его светлые волосы и подергивал за рукава рубашки, и Ариадна со вздохом подумала, что от него глаз не отвести. Взгляд ее потянулся к рукам с длинными ловкими пальцами, которые умели как воспламенить ее, так и успокоить, потом к губам, поцелуи которых опьяняли, и к длинным темным ресницам, которыми она не уставала любоваться. Боже, она любила, любила его! Она желала завладеть им навеки!
Но никакого «навеки» быть не могло, потому что в отдалении уже показалась оплетенная плющом восьмифутовая ограда с выбитыми поверху острыми штырями. За поворотом выросла витая решетка ворот. Если Колин собирался что-то предпринять, время для этого наступило.
"Прошу тебя! Ведь это так просто — сказать «будь моей женой»…
Молчание было ответом Ариадне. Своей неспешной рысцой Гром повернул за угол, и впереди замаячили ворота.
— Мы на месте? — спросил Колин.
— Да.
— Ариадна, я… — начал он, натягивая вожжи, и умолк.
— Что? — поощрила девушка, едва осмеливаясь дышать.
Взгляды их встретились. Колин прочел нетерпеливое ожидание и надежду в глазах Ариадны, понял, что она задержала дыхание, и знал, что она хотела от него услышать.
Ее маленькие ручки стиснули поводья с такой силой, что побелели костяшки пальцев. На прекрасном лице появилось умоляющее выражение.
А он не мог, не имел права. С ним ее ожидала бы участь простого ветеринара, презрение общества, к которому она по-прежнему принадлежала вопреки своей эксцентричной выходке. Общество простит все леди Ариадне Сент-Обин, кроме брака с ветеринаром.
Она заслуживала лучшего.
Возможно, поначалу все будет романтично, мило, но идиллия не продлится вечно. Они останутся в одиночестве, а друзей смогут обрести лишь в тех кругах, о которых еще недавно Ариадна отзывалась свысока. Одной из самых богатых невест Англии придется пойти на большие жертвы, а они ему ни к чему.
Ариадна заслуживает лучшего мужа, чем впадший в немилость морской офицер, который даже не может набраться смелости и рассказать о прошлом, об ужасном дне пятилетней давности, который поставил жирную черную точку на его карьере. Видит Бог, он хотел, он стремился рассказать о том, что лишало его права сделать ей предложение, но боялся увидеть выражение ужаса на ее лице. Лучше еще несколько минут видеть на нем любовь, чем всю жизнь — сострадание. Сострадание — не лучшая основа для семейной жизни. Оно убивает любовь, что бы там ни говорили.