Лучше поздно - Mummica

- За тебя, Гарри, - он так редко называет меня по имени. - За тебя, - и свет, мерцающий в темных глазах, разгорается ярче.

А потом спальня, и он с негромким смешком опускается на скрипнувший матрац - слизнортовскую роскошь мы с обоюдного согласия все-таки сменили. Нам и так хорошо, на этом жестковатом пружинном матраце, всегда было хорошо - с самого первого раза, после которого он наконец поверил, что мне… не противно. Тогда я ужасно боялся - этого его смущения, собственной неловкости, бог знает чего еще, и поначалу так и было - и смущение, и неловкость… а потом исчезло - и остались только руки, узкие сухие ладони, и губы, и прижавшееся ко мне тело, и удивительная нежность, в которой растворилась боль, и счастье - наконец-то беспримесное, сполна разделенное на двоих.

Да, вот так… о господи, он изучил мое тело лучше, чем я сам, и сейчас, похоже, опять собирается сделать все, чтобы я достиг вершины первым - ему нравится наблюдать за мной в такие моменты. Но сегодня мне хочется перехватить инициативу.

- Северус, позволь мне… - шепчу я, приподнимаясь, и он, усмехнувшись, чуть отстраняется, и я начинаю с того, в чем никогда не могу себе отказать - медленно пропускаю сквозь пальцы тяжелые глянцевые пряди с мерцающими в них серебристыми нитями. Целую прохладную гладкую кожу - выпуклую жилку на шее, вздрагивающую под моими губами, ямку между ключицами - и, скользнув рукой по впалому животу, с бьющимся сердцем чувствую, как вздрагивает и меняется под моей ладонью тело любимого человека. Я готов переместиться ниже и взять все… не только в свои руки, но он мягко удерживает меня, и я без лишних слов понимаю, чего ему хочется.

Конечно. Все, что ты хочешь… все, что хочешь - разве я хочу чего-то другого? И я принимаю его, вжимаясь в сильное поджарое тело, скольжу ладонями по ниточкам шрамов, пробегаю кончиками пальцев по выступающим позвонкам - и он беззвучно ахает, наконец перестав сдерживаться, и поцелуи, то быстрые, то ошеломляюще глубокие, не гасят, а лишь разжигают пожар, пылающий внутри. Последние толчки, последние яростные содрогания - и стон, его - короткий и резкий, почти выдох, мой - дрожащий и протяжный, и я, придя в себя, боюсь пошевелиться, чтобы дольше чувствовать благословенную тяжесть его тела.

Потом он засыпает, ласково что-то пробормотав, - он всегда засыпает первым, хотя сначала обычно успевает прикрыть меня краешком одеяла. Но сегодня я набрасываю одеяло на нас обоих и потом еще долго лежу без сна, вслушиваясь в тихое сонное дыхание и легонько сжимая прохладную кисть - мне нравится так засыпать, держа его руку в своей. В камине с тихим шелестом догорают угли, а выше, почти под сводчатым потолком, мерцает чудо, которое я никогда не устану разглядывать - прозрачная серебристая сфера, а внутри…

Прошлое Рождество, и после долгих уговоров Макгонагалл он согласился подняться с нами к рождественскому столу - разумеется, проворчав при этом, что с гораздо большей пользой провел бы вечер в лаборатории. Но когда мы вошли в Большой зал, во взгляде, брошенном на огромную, сверкающую огнями ель - в этом году Хагрид принес всего одну, зато невероятных размеров - было больше теплоты, чем я ждал, и на осторожные вопросы о здоровье он отвечал коротко, но без раздражения. Конечно, никто не пытался нахлобучить на него остроконечную шляпу или осыпать конфетти, но когда Хагрид проделал это с разрумянившейся Макгонагалл, по мелькнувшей усмешке я понял, что он был бы, пожалуй… не против. А когда мы поднялись из-за стола и повернулись к выходу, кто-то робко тронул меня за плечо и, обернувшись, я придержал Северуса за рукав.

- Да, мистер Макнот? - взглядом я умолял его удержаться от сарказма, но язвить он, кажется, не собирался - просто ждал, спокойно разглядывая переминающегося с ноги на ногу семикурсника. Разумеется, извинения были принесены и - холодно и сухо - но приняты, как только он смог вернуться к занятиям, но с тех пор Макнот, кажется, ни разу не поднял на него глаза. Теперь он тоже стоял, опустив голову и разглядывая собственные сжатые кулаки, и Северус нетерпеливо вскинул бровь - но тут Макнот, решившись, наконец протянул руку.

- Вот, - тихо выговорил он, - это вам, сэр.

Я не знал, куда мне смотреть - на ошеломленное лицо Северуса или на чудо, мерцающее на раскрытой ладони. Крошечная серебристая сфера росла на глазах и наконец застыла, став похожей на огромный елочный шар, а внутри…

Хогвартс. Это был замок - весь, со всеми его башенками, и бойницами, и арочными мостиками, и паутинными ниточками плюща, оплетавшими стены, и дымком из труб, и мерцающими окнами. Чудо сияло собственным светом - так же, как сияли его распахнувшиеся глаза, и когда Макнот наконец поднял голову, Северус не отвел взгляда, бережно приняв подарок.

Дом, который принял его со всеми его ошибками, и он понял это и смог измениться. Дом, который он так любил и не предал, в который он в конце концов вернулся - навсегда, что бы он там ни говорил. Дом, в котором мы теперь вместе.

- Спи, - шепчу я, - он чуть пошевелился. Я не тревожусь, это не кошмар - кошмары его давно не мучают, просто иногда он чуть вздрагивает во сне. И тогда я обнимаю его, как сейчас, и тихонько глажу по волосам, и шепчу почти беззвучно:

- Спи. Ты дома.