Сын Войны, Дочь Хаоса - Джанетт Рэллисон

отказался от месяца жизни ради меня? — удивлённо спросила я.

— Если это то, что нужно.

Что-то внутри меня смягчилось, слегка приоткрылось. Я знала, что этот жест значил для него, для человека, который верил, что эта жизнь, всё, что есть. Я наклонилась и поцеловала его. Он поцеловал меня в ответ, поцелуй страстного желания, обладания. Через несколько мгновений он поднял голову.

— Значит ли это, что ты остаешься?

— Мне нужно помочь отцу. Помогая ему, я помогу и тебе тоже.

Джек не выглядел убежденным, поэтому я провела пальцами по его щеке, прослеживая изгиб его челюсти.

— Если бы я думала, что мы сможем спастись от скарабеев, живя на полюсах, я бы не так сильно беспокоилась о попытках остановить их. Мы все могли бы просто прожить свою жизнь, чередуя Арктику и Антарктиду. В конце концов, для любого из вас было бы слишком опасно возвращаться в цивилизацию, чтобы получить эликсир. Это была бы скучная жизнь, хотя и с нормальной продолжительностью, так что мне не пришлось бы спорить с тобой об этом.

Я опустила свою руку на его, переплетая наши пальцы вместе.

— Нигде больше не безопасно. Даже на полюсах. Я не уверена, что кто-нибудь пережил бы нападение скарабеев на наш лагерь, если бы Люсинда не заперла людей в палатке и не подожгла её. Если большинство из нас окажется на полюсах, Хорусиане найдут способы найти нас. Я не хочу, чтобы с тобой или нашими семьями случилось что-нибудь плохое.

Джек вздохнул. Он наклонился и легонько поцеловал меня в губы.

— Не задерживайся слишком долго.

* * *

Полёт над Египтом, как ни странно, напомнил мне полёт над ледяными покровами на полюсах, за исключением того, что вместо сплошного белого моря самолёт летел над коричневым морем песка. И лёд, и песок колыхались под рукой ветра, пока волны не образовали подобие натюрморта из океана.

Всё время полёта в Каир я беспокоилась о скарабеях в своей дорожной сумке. Я боялась, что они умрут, или, что они будут производить так много шума, что их услышат другие пассажиры, или, что таможенники найдут их.

Ничего этого не произошло.

Я не беспокоилась, что моего отца не будет там, чтобы встретить меня, когда я приземлюсь, о чём, как оказалось, мне следовало бы беспокоиться. Потому что его там не было. И он не взял трубку, когда я позвонила.

Я села на скамейку возле выдачи багажа и стал ждать. Люди с подозрением смотрели на меня, и не один парень говорил наводящие на размышления вещи по-арабски. Я притворилась, что не понимаю их. Я наблюдала за толпами, проходящими мимо, смесью людей в западной одежде и людей в халатах и кефиях, традиционных головных платках, которые носили мужчины, или хиджабах-вуалях, которые носили женщины. Наконец ко мне подошёл невысокий местный с маслянистыми усами. Ему было около сорока, с мускулистыми руками и ногами человека, привыкшего к тяжёлой работе. Слой пыли покрывал его синие брюки и белую рубашку.

Он кивнул мне.

— Ты Эйслинн Бросна, да?

— Да, — сказала я, присмотревшись к нему повнимательнее. Очень немногие знали мою настоящую фамилию. В школе меня всегда регистрировали как Смит, Джонс или Уильямс. Я осторожно встала.

Он улыбнулся, обнажив серебряный зуб среди прочих.

— Меня зовут Чисиси. Твой отец послал меня за тобой.

Действительно? Человек, которому не понравилось, что я вышла из дома без телохранителя-Сетита, послал за мной незнакомца? Была ли это ловушка? Мог ли этот египтянин быть Хорусианином?

— Вы можете это доказать?

Я перенесла свой вес на случай, если мне понадобится выровнять его при ударе ногой.

Чисиси сделал шаг ближе. От него пахло потом и чесноком.

— Твой отец сказал, что тебе нужно позвонить ему. Он сейчас занят… — Чисиси огляделся, чтобы убедиться, что его никто не подслушивает — в Великой Пирамиде.

Это не имело смысла.

— Почему он исследует Хуфу? Он был задолго до скарабеев.

Чисити издал короткий смешок.

— Там похоронен не только Хуфу. Позже фараоны решили, что это хорошая недвижимость. Проще построить ещё одну комнату в этой пирамиде, чем вообще построить новое место. Множество тайников внутри и под пирамидой.

Я предположила, что в этом был смысл. Фараоны начинали работать над своими гробницами, как только приходили к власти. Если они правили недостаточно долго, их гробницы часто занимали преемники. В Древнем Египте политические маневры не заканчивались смертью.

Папа определённо вторгся на территорию одного из самых важных объектов Египта. Я достала свой телефон и снова набрала его номер. Он не взял трубку. Я надеялась, что его не увезли власти.

— Он не отвечает.

Чисиси пожал плечами.

— Он, вероятно, слишком глубоко внутри. Трудно поймать сигнал внутри двух миллионов каменных блоков, — он улыбнулся своей белозубой улыбкой. — Ты не веришь, что я говорю правду?

Я снова села на скамейку.

— Я подожду, пока не смогу поговорить со своим отцом.

Вместо того чтобы обидеться, Чисиси сел рядом со мной с весёлой ухмылкой.

— Ты умная девушка, раз не доверяешь мне. Я работаю здесь на Сетитов. Что может быть опасно, нет? — он наклонился ближе. Его дыхание тоже пахло чесноком. — Особенно для девушки, которая наполовину Хорусианка.

Я не совсем поняла его.

— Ты Сетит?

Если нет, то, как он узнал о них и обо мне?

— Нет. Я работаю на мистера Асуана, а теперь ещё на пару человек. Важные Сетиты. Очень старые. С тех пор как начались нападения скарабеев, они остаются в своих домах и не выходят. Я бегаю по поручениям и покупаю еду. Скарабеи очень плохая вещь, — он сказал это так, как будто не имел этого в виду. — Но они делают меня богатым человеком, — он издал тихий смешок. — Теперь мистер Асуан просит меня помочь твоему отцу. Достаю ему всё, что ему нужно. Так что я тоже выполняю для него поручения.

Чисиси всё ещё был слишком близко, хотя я не была уверена, было ли это потому, что мы говорили о Сетитах, или у него не было понятия о личном пространстве.

— Мой отец рассказал тебе обо мне? — спросила я. — О том, что я наполовину Хорусианка?

— Нет, мистер Асуан сказал мне. Все Сетиты здесь знают. Они говорили об этом с твоим отцом. Они не позволят ему сказать тебе, где они живут. Ты заставляешь их очень сильно нервничать, — он снова рассмеялся. — И я заставляю тебя нервничать. Я думаю, это означает, что я самый страшный человек в Каире, не так ли?

Я была рада, что он нашел это забавным. Пока я смотрела,