Дневники 1926-1927 - Михаил Пришвин

Но как же я в глубине своего сознания?

Христос наверно сила спасения личности, это путь восстановления утраченного родства. Но, вероятно, Христос больше Евангелия. А то как же понять «оставь отца и мать» (против этого: «чти отца и мать»). Про себя понятно, бывает необходимо и оставить отца, но если это обернуть в «шедше, научите все народы», то как раз и получится тот ужасающий вред, от которого произошел социализм, как сила греха.

NB. С одной стороны, «научите все народы», и в ответ, с другой стороны, тоже обратная формула материализма для «всех», там все и тут все.

В настоящее время столько накопилось всякого рода религиозных изысканий по этим вопросам, что разобраться в них не хватит жизни, искание в этом сводится к исканию лишнего языка в столпотворении Вавилонском. Первая задача — это охрана в себе простеца, т. е. надо, имея в голове все эти темы, решать их частично, пуская в оборот своего повседневного труда (подсыпать в жернова этого порошка столько, чтобы мельница не останавливалась). Надо иметь ввиду, своим созидающим ежедневным трудом я являюсь одной из подробностей мировой мельницы, что эта механическая мельница «в общем и целом» мелет то же зерно, как и моя духовная мельница, но только механизм личности и мировой мельницы совершенно иные, что если меня движет Христос, то другого — сила совершенно другая.

Не проповедь Бога нужна человечеству, а охрана Его в себе. Эта охрана Его в себе должна создать такое напряжение, которое передается (объективируется) в общем деле, нужно создать вещь, заключающую в себе личного Бога, не раздумывая, не подчиняясь, не насилуя, не разглагольствуя, не страдая, люди примут его «мое тело», а ликуя. (Это, конечно, не «хлеб», предложенный Христу дьяволом).

<В подлиннике зачеркнуто> Просто говоря, нужно заниматься творчеством, а не методикой творчества.

К Алпатову

Из беседы с Григорьевым выходит, что мысль моя о девственности, создаваемой искусством и наукой, верная. Тема Успенского: «выпрямила»{52}. Так все хорошее искусство (отчасти и наука) выпрямляет, т. е. дает возможность забыться от пола («принимающей» похоти). Таким образом, Алпатов входит в эту атмосферу девственности и сам настолько становится девой, что Ина и другие женщины с ним обращаются как с подругой. Только Ина разгадывает его подземную борьбу и потому (сама, вероятно, страдая тем же) начинает истерически смеяться.

Следовательно, Музей — это большое место в романе.

Вполне понятно отступление Алпатова к дикарям и оздоровление, но дальше, когда попрана девств, плева (искусство), дальше…

15 Января.

К 15-му Апреля я должен совершенно окончить «Любовь»: три месяца — 4 листа. Если дадут 1000 руб. — это как раз и хватит, а потом возьму еще аванс. -

<На полях> 2 стр. в день = 1 ½ л. в месяц.

16 Января.

— Не верьте писателю, если он пишет историческую повесть, что он в прошлом: он описывает его настоящую жизнь в образах прошлого. (Это я подумал при чтении своего романа «Любовь»).

— Человек тем отличается от зверя, что освободил свои передние лапы и создал ими культуру.

— Возвышенное искусство («выпрямила») потому так называется, что человек под воздействием его становится как бы выше своих животных влечений (это искусство все вокруг Девственницы), отсюда рождается драма: преодоление девства.

Завтра или послезавтра приедет Разумник. Надо с ним посоветоваться: 1) о собрании сочинений (и в отношении к Груздеву), 2) о «Кащеевой цепи».

17 Января. Перечитал вчера «Любовь» и понял, что это я так изобразил Голгофу, а между тем, я не знал об этом совершенно ничего и даже разбойников поместил только потому, что так было со мной. Ясное доказательство, что я человек христианской природы.

18 Января. Вчера приехал Иванов-Разумник, и сегодня я его с тоской проводил. Он так несчастлив, что ничем ему не поможешь, как-то безвыходно в нем, удар ему пришелся по голове: «Ты Разумник, так вот будь же ослом» (острие в острие). Тут как-то даже и повернуться нельзя. В его положении надо уйти от всего, чем жил, от литературы, политики, найти родники жизни глубже всего этого и в этом быть счастливым. Так все живут чем-то…

19 Января. Тихо и ясно. Лунная ночь. Сильный мороз. Великолепный восход весны света.

Нельзя говорить людям о своей слабости и тоске, но трудно иногда выносить, когда на слабом месте жизни обнаруживается вдруг чувство мысли о жестокости и незащищенности бытия человека на земле (опять говорят о войне, опять шушукаются о непрочности основ Сов. союза). Надо будет оградить себя защитными молитвами.

Чувство мысли. Появлению своей мысли всегда предшествует чувство, новая мысль непременно родится в сорочке чувства и если, появившись, вдруг забудется, то вспомнишь потом по чувству. Можно не бояться, что рожденная мысль пропадет, мысль эта непременно вернется.

Настоящая, своя, собой самим рожденная мысль является, как солнце, в предшествии зари.

Защитная молитва от жидов Госуд. издательства: ничего не помогает, кроме матерного слова. А так как это расстраивает жизнь (выводит из себя), то все переговоры надо поручить другому лицу с более крепкими нервами.

В субботу Р. напишет, в понед. — вторн. я получаю ответ о «Собрании» и до 1-го Февраля должен покончить с вопросами существования и приняться за дело.

20 Января. Тихо. Ясно. Мороз.

Не оставляет тревога о войне. Приходит в голову, что эта тревога — явление моих уклонных лет. Но это неправда. Это новое против прежнего желание жизни. Прежде мы знали, что воюет одна незначительная часть общества (наши «герои»), а общая жизнь продолжается. Но теперь, если война, значит, всех дочиста. Первобытный человек, животное, вообще все в природе: личность не защищена, и защита направлена к продолжению рода, число особей — лучшая защита рода. Личность — ничто. И вот теперь мы вернулись к тому же пещерному человеку: мы в отдельности ничто, лишь бы выжить государству, социализму, коммунизму.

Все дело в том, что в христианской культуре действующим фактором явилась личность и общественность стала лишь этапом в самосознании личности. Герой, хотя умирает за други своя, но умирает добровольно, сознательно, смерть за ближних — высшее проявление личности: так личность достигает «бессмертия» (смертию смерть поправ). Теперь же такое состояние стало обязательным для всех, а вместе с тем, и тем самым свобода личности, ее самопознание исчезло, и мы вернулись к первобытному состоянию.