Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

— Его не было рядом, когда я просил Его об этом. Зато нашлось кое-что другое.

Ворон убрал руки от свечи. Свет вдруг заиграл на золоте алта­ря — танцующий в темноте огонек превратил металл в жидкость.

— Что же?

— Другой путь.

Лошадь переступила с ноги на ногу, и пламя свечи затрепетало от сквозняка. Ворон закрыл лицо руками, как будто горюя, его изуродованная голова стала золотистой в лучах теплого света. Он тихо проговорил:

— Иисус оставил меня. Я молился, а Он меня оставил.

В темноте, словно проступая сквозь толщу воды, возник силуэт. Это было то дитя, которое Жеан видел на речном берегу: чудовищ­но изнуренная голодом, брошенная девочка с худым осунувшимся лицом. Ворон не замечал ее, и Жеан не стал обращать его внима­ние на девочку, опасаясь того, что может сделать чародей. Пока Во­рон смотрел в пол, Жеан махнул рукой, пытаясь прогнать ее. Де­вочка не шелохнулась, просто стояла и глядела на него, и ее лицо казалось в темноте белой маской.

— Мои родители — бедняки из ближайшей деревни, у них было много сыновей и дочерей. Я не родной их ребенок, а найденыш, мо­нахи заплатили матери — женщине, которую я называл матерью, — чтобы она выкормила меня. И я оставался в их семье до пяти лет, пока не умер отец. Тогда монахи из милосердия взяли меня сюда. Они обучали меня, кормили и собирались сделать одним из них.

— То воистину была воля Христа, — сказал Жеан.

— Воистину. Жизнь в монастыре у мальчишек была не так уж трудна, и я мог время от времени ходить в долину и навещать род­ных. Особенно я любил сестру.

— Лучше стремиться к Христу, чем возвращаться к земным при­вязанностям, — заметил Жеан.

Он говорил почти механически, озвучивая те прописные исти­ны, которые были вложены в него, давая те советы, которые дава­ли ему. Казалось, будто слова были той самой ниточкой, за которую он мог ухватиться, чтобы спастись от гнева, нарастающего внутри и грозящего уничтожить того человека, каким он когда-то был.

— Я так не думаю, — возразил Хугин. — Сестра уж точно значи­ла для меня больше, чем Бог. Мать занималась хозяйством и другими детьми, отец умер, и все свои нежные чувства я сосредоточил на се­стре. Когда я пробыл в монастыре пять лет, она заболела лихорадкой.

— Она умерла?

— Она умерла бы, если бы я ничего не делал.

— Ты молился?

— Да. И я умолял аббата послать за лекарем. Он заявил, что в до­лине полным-полно маленьких девочек, и если одной станет мень­ше, Господь не огорчится. Он захотел бы спасти крестьянского сы­на, который может пасти скот, строить и сражаться во имя Христа, но только не одну из сопливых девчонок.

— Он рассуждал неправильно, — сказал Жеан.

— И это стоило ему жизни, — сказал Ворон. Он окончательно избавился от прежней слабости. От гнева его голос зазвучал уве­ренно, мощно и звучно.

Жеан не мог ответить. У него кружилась голова. В носу снова стоял запах той жижи из-под снега. Ярость сгущалась внутри него. Он силился подавить ее, напоминал себе о цели путешествия: узнать, почему этот негодяй преследует госпожу Элис, понять, в чем причина, чтобы защитить ее.

— Я пришел к ней, я знал, что она умирает. Моя мать позвала од­ну женщину с гор, женщину, которая придерживалась старой ве­ры, которая когда-то сожгла себе лицо, чтобы овладеть своим ис­кусством. Она и рассказала мне, что эта долина — место особенное. Церковь была построена на источнике, посвященном старинному богу, мертвому богу, богу повешенных, хранителю удивительных рун. Римляне утверждали, что, когда они пришли сюда, здесь сто­ял храм Меркурия. Но я знаю его под другим именем: Один. Неко­торые называют его Вотаном, Воданом, Годаном, Христом.

— Христос не имеет никакого отношения к этим идолам, разве что ниспровергает их. — Жеан теперь пристально смотрел на Во­рона, силясь удержаться от... от чего?

— Твой бог так же жаждет крови, как и те, которым люди покло­нялись с начала времен, — заявил Хугин. — Ответь мне, когда пер­вый камень попал в первого мученика, когда Стефан пролил кровь за Христа, разве твой бог не улыбался?

Жаждет крови. Ощущения, испытанные в те минуты, когда его терзал Серда, снова вернулись — вкус плоти во рту, текучая сила, наполняющая тело по мере того, как теплая кровь сочится в горло. Тогда это представлялось чудовищным, однако сейчас воспомина­ние вовсе не казалось Жеану таким уж ужасным, оно было даже приятным.

— Богу нужна была смерть. Долине нужна была смерть. Знахар­ка показала мне тройной узел. — Руки Ворона лениво нарисовали в воздухе изображение. — Три в одном, ожерелье мертвого бога, петля, которая затягивается в одну сторону, которую невозможно растянуть обратно. Я отправился к аббату в его погреб. Он успел напиться, и мне было нетрудно сделать то, чего хотел бог.

У Жеана пересохло в горле. Глаза девочки как будто пронизыва­ли его насквозь. Он понимал, что отчаянно нуждается в глотке во­ды, отчаянно нуждается в пище. Жеан облизнул губы. Вкус того, что он нашел под снегом, стоял во рту, однако не насыщал, а лишь распалял желание найти еще.

— К утру сестра поправилась. Знахарка сказала, что за свою помощь хочет, чтобы сестра служила ей. И я пошел вместе с ними в горы.

Жеану казалось, что вся церковь раскачивается.

— Так ты говоришь, идол, которого ты нашел, снова хочет крови?

— Я уже дал ему. Я не знаю, чего он хочет.

Жеан был не в силах воспринимать слова Ворона. Кровь внутри него обращала вены и прочие полости тела в морские пещеры, за­хлестываемые приливной волной. Он мог думать только об одном.

— Что это? — спросил Жеан. Он с усилием выталкивал из себя слова.

— Что «это»?

— Ты испачкан в чем-то. На тебе что-то мокрое. — Жеан чув­ствовал запах. Ему отчаянно хотелось попробовать это, лизать и об­сасывать плащ Ворона, упиваться запахом и вкусом черной жижи, которая покрывала голову, плечи и руки Ворона.

— На тебе тоже, монах. Я занимаюсь нелегкой работой.

— Что же это?

Ворон улыбнулся. Его лицо показалось Жеану знакомым. Это проявление болезни, которая напала на него в тот миг, когда он сту­пил на территорию монастыря, в этом он не сомневался. Он где-то уже видел раньше лицо Ворона. Оно было изуродованным, распух­шим, покрытым шрамами, однако он узнавал его.

— Что это?

— Это кровь.

Девочка отступила назад, и тьма скрыла ее. Она просто верну­лась в трясину темноты. И исчезла.

Кровь. Жеан упал на плиты пола. Он знал, что это за запах, од­нако гнал от себя саму мысль об этом. Кровь, вкус которой он ощу­щал на лесной поляне, кровь, которую он слизывал со снега. Стены церкви завертелись вокруг него. Он ощущал, как сжимается горло, как холодеет кожа, покрываясь ледяным потом. Его тело просто распирало от желания действовать.