Моргенштерн (сборник) - Михаил Харитонов

Казённая «Победа» медленно плыла по московским переулкам. Снежинки тихо падали на лобовое стекло. Полковник оказался отличным водителем.

Шпулин механически отметил, что в машине тепло.

— Непатриотическая книжка получилась очень. Вы, когда читать будете, обратите внимание на монолог Костанжогло в шестой главе, где он спорит с англичанином, как его… забыл. Где доказывается, как дважды два, что сельское хозяйство в России всегда будет экономически убыточно, по причине климатической… И доходит до всяких нехороших предположений. Кстати, под видом англичанина там выведен сам основоположник. Который из Английского клоба… Вот, кстати. Давайте остановимся. Да не хватайтесь вы так за портфель, никуда ваша книжка не убежит…

Машина стояла возле высокого дома с фасадом, выставленным к улице углом. Его украшали огромные нелепые лоджии, засыпанные снегом. Совсем рядом с домом, прижавшись к нему, стоял белый ларёк с надписью «Мороженое».

— Прекрасный символ. Вы не задавались вопросом, почему большевики в Москве строят такие дома? Или, скажем, мороженое. У нас его продают даже зимой, в тридцатиградусный мороз. Смешно? Признаться, с этим мы всё-таки поторопились. Тогда казалось, что у нас уже всё получилось. Или вот-вот получится. К сожалению, углекислый метод сам по себе ничего бы не дал. Но, — он хлопнул застывшего Виталия Игнатьевича по плечу, — теперь, кажется, всё в порядке. Очень скоро зимы в Советском Союзе не будет. Мы уже знаем, как пробить озоновый слой.

Всё началось с Чаадаева. Теория, впоследствии ставшей неофициальной идеологией российской власти, была впервые изложена в «Апологии сумасшедшего». С точки зрения диалектического материализма она была, разумеется, наивной, так как сводила всё многообразие жизненных явлений к «фактору географическому». Кстати, на этой фразе дозволенная к распространению версия «Апологии» обрывалась. Полный же текст был раз в десять длиннее, и содержал в себе целое историософское учение.

Мир, каким он представлялся Чаадаеву, был разделён всемогущим Творцом на четыре части, по числу сторон света, каковые суть Юг, Восток, Запад, и Север. Каждая из сторон света посвящена одной из стихий: Югу соответствовал Огонь, Востоку — Воздух, Западу — Земля, и Северу — Вода. Эта принадлежность оказывала решающее влияние на темперамент жителей этих краёв, их мироощущение, что и обусловливало различие политических и экономических режимов.

Во всём этом не было бы ровно ничего оригинального, если бы не следующий изворот мысли московского затворника. А именно: он объявлял главной проблемой каждой из сторон нехватку стихии, противоположной его собственной. Так, главной проблемой Юга всегда была нехватка воды. Это порождало государства, основанные на распределении водных ресурсов: огромные оросительные системы, для построения которых требовались тысячи рабов. На Востоке недоставало земли: вопросы земельных наделов и их обработки оказывались главными. Интересно был решён вопрос с Западом: в этом вопросе Чаадаев единожды отступал от своего провиденциального материализма, полагая, что «нехватку воздуха» здесь надо понимать метафорически, как недостаток «естественной человеческой свободы», каковую Запад завоевал в долгой борьбе с собственными властями, от чего получился либерализм и демократическое правление… Зато с Севером (то бишь, в мысли Чаадаева, с Россией) никаких сложностей не возникало: главной бедой замерзающих краёв всегда было тепло.

Следствия из этого простого факта оказывались воистину необозримыми — и всё больше грустными. Например, можно было доказать с математической точностью, что никакое экономически успешное сельское хозяйство в России невозможно: короткое лето и долгие зимы ставили повышению урожайности абсолютный предел. То же самое можно было сказать и о промышленных перспективах: производство чего бы то ни было в российских пределах требовало дополнительных расходов на обогрев места производства. В исторической перспективе Россию ждал крах. Кое-какие надежды можно было возложить только на военное преимущество: завоевать холодную страну получалось климатически дороже, чем ей — завоевать весь мир. Армия Наполеона Французского, бесславно воевавшая в двенадцатом году с русским Генералом Морозом, была тому убедительным подтверждением. Русским же полкам, привычным к морозам, было куда приятнее прогуляться до Парижа… Однако, «ледяная крепость» (как изящно назвал Чаадаев своё Отечество в третьей части «Апологии», посвящённой военно-завоевательному вопросу), была уязвима перед европейской лукавой предприимчивостью: то, что русские солдаты завоюют на Западе, русские генералы отдадут обратно за небольшие подношения со стороны угрожаемых стран. В конечном итоге бедные страны всегда проигрывают войны, так как рано или поздно оказываются вынуждены торговать своими победами, за неимением других товаров. Выхода из положения Чаадаев не видел.

Понятно, что российские власти, ознакомившись с чаадаевским трактатом, предприняли все усилия, чтобы предотвратить распространение подобных воззрений. Вначале, впрочем, предпринимались и попытки что-то противопоставить столь пессимистическому воззрению на судьбы Отечества. Второй Том «Мёртвых Душ» был посвящён, по сути дела, попытке художественной критики чаадаевской теории. К сожалению, критика вышла настолько похожей на апологию, что пришлось в срочном порядке ликвидировать и само произведение, и его автора. Схожая проблема возникла и с Пушкиным, чью «Записку о России» (равно как и цикл поздних политических стихотворений) пришлось спрятать от настырных интересантов в секретные архивы, а самого автора подставить под пулю Дантеса.

Власть, однако, искала решение. Постепенно возникали и идеи «исторического ответа». Вначале царизм уповал на расширение пределов империи на Юг — захват Константинополя и выход к тёплым морям. Однако, нашлись и те, кто смотрел шире: только окончательное решение климатического вопроса сможет возвысить Россию до статуса мировой свердержавы. Из того, что Россия не может ждать милостей от природы, они делали вывод, что их надо взять силой.

Трудно сказать, в чьей голове впервые зародилась идея коррекции климатом при помощи искусственного парникового эффекта. Однако, даже самые первые прикидки показали, что любые разумные варианты предполагают такие вливания углекислоты в атмосферу, которые потребуют строительства особых гигантских установок по всей территории России. В самом лучшем случае они должны будут работать десятки лет без видимого эффекта. И, наконец, всё это должно происходить сугубо тайно: прознав о готовящемся климатическом перевороте, европейцы позабыли бы распри, и совместными усилиями сокрушили «ледяную крепость» раз и навсегда.