Путешествие на восток - Кирилл Клеванский

Тори была настроена очень серьезно, такой я её еще не видел.

— Ты не говорил, что у тебя в друзьях пираты.

— До сегодняшнего дня сам не знал, — честно ответил я. В этот момент о борт корабля ударилась особо вредная волна, и резкая боль в боку, напомнила мне о том что я вроде как ранен.

— Опять? — поинтересовалась Мия.

Я лишь развел руками.

— Слезай, — вздохнула девушка, доставая из захваченного мешка костяную иглу и нитки.

Поворчав, для виду, я спустился. Присохшую рубашку пришлось срезать, промыв длинный, но неглубокий разрез, Гуфар принялась его зашивать.

— Тебе не кажется, что это уже своеобразная традиция, — чуть поморщился я, от очередного стяжка. — Я без рубашки, в крови, а ты с иголкой.

— Я же не виновата, что ты не умеешь обращаться с оружием, — фыркнула девушка.

Я аж поперхнулся. Ничего себе — повлиял на леди. Эдак она скоро и шутить начнет.

— Уела, признаю, — кивнул я. — А насчет друзей. Не пираты они, а наемники. Мы вместе служили во время Нимийской кампании.

— А как же они здесь оказались?

Тон тори мне отчаянно не нравился. Видимо у неё весьма предвзятое отношение к лихим людям.

— Понятия не имею, хоть и есть парочка идей.

— И тебе совсем не интересно как твои друзья стали пиратами? Этими… этими… головорезами! Бесчестными, низкими червями, убивающими безоружных?!

Мия раскраснелась, её длинный черные волосы разметались словно по ветру, а зеленые глаза полыхали жарким пламенем.

— Мне, конечно, в некоторой степени любопытно. Но чтобы не произошло, мне не за что осуждать Пило и Руста.

— Не за что осуждать?!

— Да, не за что, — твердо кивнул я. Рану уже давно зашили, поэтому я поднялся с места, нацепил недавно купленную рубаху и повернулся к выходу. — Я знаю что ни я, ни Руст, ни Пило, ни кто либо из наших друзей-наемников, никогда не делали то, что делать нельзя. Мы не убивали детей и стариков, не брали женщин против их воли и не резали, как ты выразилась, безоружных.

— Этого не достаточно чтобы быть благородным человеком!

— Этого достаточно чтобы быть человеком, — покачал я головой. — Благородный, не благородный, это уже не важно. Все что у нас есть, было взято мечом, у других людей, у которых точно так же есть меч. Не знаю, чему тебя учили во дворце, и что ты там почерпнула из своих книжек, но в моем мире все решать только сталь. Ты можешь сколько угодно сидеть и лить слезы. Можешь проклинать пиратов, которые зарубили всю команду, у которой, между прочим, была возможность защититься. Но это никак не изменит «права сильного». Я думал за время нашего путешествия, ты это уже поняла.

На некоторое время повисла тягостная тишина.

— Ты просто оправдываешься. Все эти убийства, грабежи, насилие. Разве заслужил тот мальчик юнга, быть задушенным собственными кишкам?! Или капитан, у которого четыре дочери, должен был испытать весь этот ужас тонущего человека, не имеющего ни единой возможности себя спасти? Нет оправдания жестокости и бессмысленным убийствам!

— Может вы и правы, если смотреть с вашей колокольни, высокородная тори, — я глубоко, но с тонной презрения поклонился леди. — Но видите ли, беглые рабы, нищие, вечно голодные крестьяне, дети шлюх и пьяниц живут в другом измерении. Философию и мораль им преподает любой старший, готовый отнять последний кусок хлеба. Вместо вина у них теплая грязь и вонь трущоб, а горячую ванную, заменяет теплая кровь, реками текущая у подножья ваших башен.

— И все равно, я слышу только оправдания. Любой, если захочет, может жить достойно. А вы как псы, грызетесь за оброненную кость. Живете без достоинства, без морали и принципов, называете себя воинами, понятия не имею что это такое на самом деле. Жалкие и никчемные — лишенные чести.

— Что ж, ваше счастье, высокородная тори, что сейчас вы разговариваете со мной, а не с любым другим, как вы выразились «псом». Потому что иначе, ни какие приказы капитана, ни мои клинки, магия или друзья, не помешали бы пиратам, да и любым другим, опять же — «псам», разъяснить вам все что они думают о «лишении чести». Правда, боюсь, вам бы хватило всего пары часов, чтобы смерть показалась прекраснейшей из перспектив. Во всяком случае, сестре моего знакомого, для осознания этого хватило именно столько.

— Эт…

— Помолчите, ваше благородие. У меня есть заказ отвезти вас к папеньке во дворец, и обещание, данное вам, это выполнить. И меня не прельщает провалиться из-за вашей глупости. Я запру дверь, если захотите выйти — постучитесь в соседнюю каюту, там будет одна из женщин-офицеров.

Я уже развернулся к двери и взялся за ручку, как сзади послышался чуть приглушенный голос.

— Чтобы ты сейчас не говорил, это все равно будут лишь пустые оправдания.

— Удивительно, тори, — буквально прорычал я. — У бесчестного бывшего раба хотя бы хватает совести попытаться оправдаться. Но, еще ни разу я не слышал этого из уст высокородных — благородных аристо и дворян, полных чести, достоинства и мужества чего-нибудь в этом роде.

Хлопать дверьми не в моем стиле, но очень хотелось. Впрочем, я просто запер на замок и поплелся в сторону кают-компании. Понятное дело, вскоре случилась самая мощная пьянка на троих, которою я когда ибо видел, во всех мирах. Первый, невинный тост за встречу, породил за собой плеяду себе подобных и весь вечер и всю ночь, под радостные вопли гулящих пиратов, довольных богатой добычей, мы вспоминали былые деньки и делились новыми впечатлениями. Правда это заняло у нас всего около часа, и я почти не проронил ни слова за это время. Потом, когда закончилась четвертая бутылка рома, мы уже просто пили, веселились как могли, стравливая путанные байки и конечно же горланили песни «Пробитого золотого» во все горло. Не удивительно, что сейчас мы стоим на палубе «отдыхая». На самом деле, мы, зеленые как весенние листья, силимся не показать слабину, но на всякий случай все же перевесились через парапет.

— И все же — а как вы здесь оказались? — пробухтел я, сдерживая очередной рвотный позыв.

Складывалось такое впечатление, что судно вовсе не идет по тихой морской глади, а шатается как в шторм. Хотя, скорее всего, штормило только меня.

— Так мы ж вчера рассказывали, — напомнил Руст, а потом ненадолго задумался. — Или не рассказывали…

— И я не помню, — добавил Пило. — Я вообще не помню ничего, после того как мы достали седьмую рома.

— На меня не смотрите, — покачал я головой. — У меня темнота уже после четвертой.

— Ослабел наш Зануда, — вздохнул Руст.

— Практики мало, — в тон Щуплому, вздохнул и я.