Хранящие тепло - Елена Лагутина

— Еще? — холодно поинтересовался он. Она не ответила, и он ударил снова — еще сильнее. Кристина, не выдержав, закричала, но от тут же схватил ее в охапку, зажал рот огромной ладонью.

— Не смей орать! Не смей, убью!

Теплая струйка коснулась губ. Ощутив языком соленый вкус, Кристина поняла, что это кровь, а не слезы. А он, словно почуяв раздражающий запах крови, как дикий зверь, не смог больше сдерживать себя. После третьего удара она сползла на пол, а он все продолжал бить ее ногами — по лицу, по голове, в живот. Черные точки, мелькающие перед глазами, все неслись вдаль. Потом к ним присоединилась еще одна стайка таких же точек, разноцветных, искрящихся. Они кружились перед глазами, завивались в спираль, будто огненный смерч. И этот искрящийся смерч манил за собой, как манят к себе цыганские костры вдоль дороги, обещая тепло, уют и спокойствие. Кристина знала — это обман, это песни сирен, которые нельзя слушать, но с каждой секундой чувствовала, что сил сопротивляться зову уже не остается. Так мучительно хотелось оторваться от земли и полететь за огненной стаей, воспарить над землей, больше уже ни о чем не думая и не чувствуя боли и страха.

Сознание покинуло ее не сразу — она лежала, не двигаясь, с полузакрытыми глазами. Словно в тумане, видела, как он ходит мимо нее, передвигается по квартире. Но потом все же не выдержала и сдалась, разрешив себе хоть на минуту, хоть на короткое мгновение поддаться зову сирен и воспарить над землей, больше не думая о том, что вернуться на землю ей, может быть, больше не удастся.

Ей казалось, что прошло всего одно мгновение — восхитительное мгновение полета, парения между жизнью и смертью. На самом деле, она пролежала на полу в полубессознательном состоянии больше часа. С трудом поднявшись и не чувствуя боли, огляделась вокруг, уже не понимая и не помня, что случилось. Только одна неразгаданная, зашифрованная мысль все продолжала биться в сознании, как бьется в клетке птица, больно ударяя крыльями, истошно просясь на волю: письмо. Письмо должно было быть здесь, на тумбочке, возле зеркала. Письмо — небольшой белый прямоугольник с двумя марками, наклеенными в правом углу. Письмо, белый прямоугольник…

Какой-то настойчивый звук отвлекал ее, не давал сосредоточиться. Письмо должно было быть, но его не было. Звук сводил ее с ума, она совсем перестала думать про письмо, мечтая только об одном — чтобы прекратилось это дребезжание. Потом она вдруг поняла, что это в ее силах — нужно просто повернуть задвижку на входной двери… В правую сторону… Вот так.

Звук, на самом деле, прекратился. Или, может быть, не было никакого звука, Кристина уже не помнила ничего. Она забыла про звук и про письмо. Теперь она мучительно пыталась воскресить в памяти имя человека — того человека, что стоял сейчас перед ней. Она знала его — когда-то давно, он был в ее прошлом и жил в ее памяти. Видимо, звук и его появление были как-то связаны между собой — он появился в тот момент, когда исчез звук. Он называл ее по имени, о чем-то спрашивал, тревожно глядя в глаза, но Кристина, как ни старалась, не могла уловить смысла. Она напрягала последние силы для того, чтобы вспомнить наконец имя этого человека. Это показалось ей настолько важным, едва ли не самым важным в жизни — вспомнить его имя. «Сергей, — мысленно спрашивала она себя, — нет, не то. Дмитрий? Кажется, Дмитрий? Дима? Нет…» Она хотела спросить, как его зовут, но, не сумев сосредоточиться на мысли, потеряла ее. Она смотрела на него и думала о том, что это — хороший человек, что ей не надо его бояться, как боялась она того, другого… Кого?

Кристина вздрогнула, испуганно прижала руки к груди — нет, только не это! Лучше уж искры, смерч, лучше снова услышать зов сирен, лучше больше не возвращаться оттуда, где было так тихо и так спокойно. Лучше…

Теряя силы, она медленно сползала по стене вниз, на пол. Он подхватил ее на руки.

— Кристина! — снова услышала она его голос, прозвучавший где-то далеко, совсем далеко. Ей, наверное, туда уже не вернуться… Напрасно он так встревожен. Напрасно переживает за нее — неужели не видит, как ей сейчас хорошо? Неужели сам не отдал бы все на свете за то, чтобы, как она, оторваться от земли и полететь к звездам? Напрасно… Ей нужно было сказать ему что-то важное. Она знала это, но не помнила, что именно. «Дмитрий? Борис? Борис? Нет, кажется… Кажется, вспомнила…»

— Денис, — беззвучно прошептала Кристина и снова потеряла сознание.

— Мам, а ты меня сегодня заберешь пораньше? После сна? Заберешь?

— Постараюсь, Марина.

— Ты всегда так говоришь.

Маринка была копушей. По утрам, отводя дочь в детский сад, Саша с трудом сдерживала желание взять и самой расстегнуть липучки на ее ботинках, расстегнуть пуговицы на куртке. На переодевание у Маринки уходило минут двадцать — все дети уже садились завтракать, а ее «принцесса» только застегивали ремешки на сандалиях.

— Александра Алексеевна! — окликнула ее появившаяся из детской воспитательница. Подойдя, она протянула Саше две фотографии — одну большую, другую маленькую.

Саша даже не сразу поняла, что это портрет Маринки. На голове был надет кокошник, на плечах — накидка с вышитыми желто-красными листьями. Глаза получились темными, почти черными, и даже само выражение лица было какое-то не ее.

— Надо же, совсем не похожа. Как будто не моя дочка, — улыбнулась Саша.

— Ну что вы, ваша! — рассмеялась воспитательница. — Это их на прошлой неделе фотографировали, а принесли фотографии только вчера.

Расплатившись за фотографии, Саша спрятала их в сумку, и, чмокнув Марину в подставленную щеку, вышла. На улице было пасмурно и туманно. Ей показалось, что в тени деревьев, растущих во дворе детского сада, мелькнула чья-то тень. Прищурившись, Саша вгляделась, но никого не увидела. «Наверное, птица», — решила она и остановилась, раздумывая, пойти или не пойти в магазин за продуктами. В этом не было особенной необходимости, и Саша собралась было уже повернуть домой, когда вспомнила про фотографию. Она уже давно собиралась купить рамку, чтобы поставить портрет дочери себе на стол.

В ближайшем магазине подходящей рамки не оказалось, и Саше пришлось пройти пешком пару кварталов до следующего магазина, но и там ничего подходящего не нашлось: Саша была очень придирчива. Еще какое-то время ушло на покупку продуктов. Вернувшись наконец домой, Саша посмотрела на часы и с грустью подумала о том, что сегодня, несмотря на данное обещание, она снова не сможет забрать Маринку пораньше. Слишком много накопилось неотложной работы — полтора часа, потраченные на магазины, придется наверстывать после обеда. «Завтра, — Саша дала себе слово, — завтра — обязательно. Заберу пораньше и поведу в парк. Обязательно».