Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть - Айдын Шем

- Ты чего это? - Володя удивленно воззрился на товарища.

- Володя, ведь могут другого назначить! Надо мне срочно подать заявление о согласии на эту должность! - Февзи чуть ли не тянул товарища за руку.

- Погоди, не пори горячку, - спокойно ответил Володя. – Завтра надо просто позвонить в отдел кадров Академии, а потом пойдешь сам или можем, в конце концов, пойти вместе.

- Почему завтра? – нервно воскликнул Февзи.

Руководитель группы еще никогда не видел своего сотрудника таким возбужденным.

- Потому что сейчас уже без пяти шесть, - Володя показал на висящие на стене часы, потом добавил с некоторой обидой: - Я не знал, что тебе так не терпится покинуть наш коллектив.

- Володя, как ты можешь так говорить? Я никогда в жизни не работал в таких условиях, в таком окружении! - Февзи был тронут. - Но ты должен понять, что означает для меня жить и работать на родине.

- Для меня, например, весь Советский Союз родина, - несколько напыщенно произнес руководитель группы.

Чуткий крымский татарин готов был уже ответить, что, мол, «у тебя, мой друг, масса и других достоинств», но быстро сообразил, что честный малый Володя не заслуживает такого сарказма, хотя его заявление и дурно пахло.

- И для меня, наверное, было бы так, если бы меня не вывезли из Крыма насильно, - только мягко заметил Февзи.

 А Володе, хотя резонность такого ответа была неопровержима, все же что-то в нем не понравилось, что-то было в этом ответе от национализма, который лектор вечернего университета марксизма-ленинизма недавно изобличал на семинаре. Впрочем, Володя был человек думающий, и он постарался внушить себе, что, действительно, тут случай особый и что, пожалуй, поруганная родина вдесятеро дороже.

- Любовь к родному пепелищу, - произнес он с усмешкой, но без ехидства, потом добавил: - Ну, хорошо! Завтра созвонимся и вместе поедем устраивать тебя на новую работу. Расскажем, что ты родом из Крыма, это будет дополнительным обстоятельством в твою пользу. Все будет тип-топ.

Февзи молча кивнул, потом, понизив голос, произнес:

- Володя, если в отделе кадров узнают, что я крымский татарин, то последует стопроцентный отказ.

Володя вопросительно посмотрел на Февзи:

- У тебя же в паспорте записано, что ты родился в Ленинграде.

Да, такая запись была. Когда бывший зек получал паспорт, он не скрыл свой арест, однако указал местом рождения Ленинград. Проскочило. Считающаяся зазорной, но не утаиваемая молодым мужчиной правда о его «криминальном прошлом» отвлекла внимание паспортистки от маленькой лжи.

Камилл взволнованно объяснял Володе:

- Место рождения не будет принято во внимание. Крымским татарам в Крыму проживать не разрешено уже только потому, что они крымские татары.

- Этого быть не может! Это же нарушение элементарных человеческих прав! - воскликнул Володя.

- Вовочка, ты уже большой мальчик и, кажется, познал кое-что о нашей жизни. Нельзя же оставаться таким наивным, - ласково выговорил Февзи своему товарищу.

Да, Володя кое-что познал, и не без помощи Февзи, рассказавшего ему о гибели почти всей своей деревни в Азии, о тюрьме и лагере, о предательстве любимой учительницы, о своем друге Олеге, отец которого, герой войны, был арестован и погиб. Но, сталкиваясь с реальными случаями нарушений записанных в Конституции свобод, молодой ученый каждый раз оказывался неподготовленным к восприятию действительности. Его семья однажды пострадала в тридцать седьмом, однако разговоры об этом в их доме были под негласным запретом, поэтому рос он в родном городе Свердловске полный веры и любви к родимой советской власти. Потом уж, обучаясь в Ленинградском университете, он много узнал от своих однокурсников, которые были много старше его, и прошли до поступления в студенты по страшным дорогам войны. Пришла пора, и студентам стали известны материалы Двадцатого съезда, и немало бессонных ночей прошло в комнате общежития, где студенты-фронтовики давали свои комментарии к докладу Хрущева. Потом уже последовала открытая критика Сталина на Двадцать втором съезде. И вот, знакомство со своим ровесником, много горя пережившим крымским татарином – это знакомство сыграло значительную роль в понимании Володей действительного положения дел в стране.

На следующий день Февзи был назначен начальником экспедиционной базы с ежемесячной выплатой полной ставки младшего научного сотрудника плюс половины оклада заведующего хозяйством, а также с поквартальной выплатой полевого довольствия. Ну что тут скажешь, повезло человеку! Да еще два месяца оплачиваемого отпуска в родном Ленинграде в зимние месяцы! Если же откажешься от отпуска в городе на Неве, то вот тебе, пожалуйста, денежная компенсация!

Февзи ни разу не использовал двухмесячный зимний отпуск для поездки в Ленинград. Его тоска по ставшему любимым городу, вполне насыщалась срочными недельными, а то и более длительными, вызовами в Главное Экспедиционное Управление. Он в дни, когда позволяла погода, ездил на попутных машинах по Крыму, ближние же места, вплоть до Судака, объезжал верхом на лошади, пару которых экспедиция брала «на прокат» у одного из колхозов. Появился в собственности экспедиции и свой старенький автобус, на котором, однако, далеко ездить было рискованно из опасения, что он развалится на свои составляющие. Февзи, опытный авторемонтник, к началу сезона археологических работ приводил автобус в рабочее состояние, не требуя, между прочим, оплаты этих своих трудов.

Во многих местах Крыма побывал Февзи, но не мог набраться смелости посетить родную деревню - легко ли оказаться на пепелище рода своего? Но и посещение других крымских поселений ранило душу молодого мужчины, который видел повсюду разор и поругание…

Главное Экспедиционное Управление арендовало неподалеку от развалин мечети хана Узбека небольшой двор с постройками, предназначенными под склады и под гараж, ну и, конечно, две жилые комнаты, которые в зимнее время заселял сам Февзи, а во время работы экспедиции в одной из комнат размещалась полевая контора. Тому, как устроился в своем родном Крыму наш герой, можно было позавидовать!

Со своей ленинградской пропиской Февзи в административных конторах Старого Крыма, с которыми он контактировал по делам службы, считался уважаемым и привилегированным гражданином. Несомненно, если бы эти достойнейшие товарищи из горсовета или другого подобного учреждения, пристальнее приглядевшись, узнали бы в Февзи крымского татарина, то полетели бы во все инстанции доносы, и вылетел бы наш везунчик не только из Крыма, но и, возможно, из Ленинграда - и еще неизвестно, где бы приземлился.

Сознавая это Февзи, тем не менее, думал о том, что пора, пора реализовать завет старого Мурата-эмдже и привезти в Крым из Узбекистана жену, народить с ней детей. Ну не будет он при этом на всех углах кричать, что он татарин, но зато возникнет на родине семья, которая будет едва ли не единственной крымскотатарской семьей на поруганной родине - первым росточком. Трудности, которые могли при этом возникнуть из того обстоятельства, что у него здесь не было своего жилья, его не пугали – трудности разного рода всегда сопровождают человека в его жизни и не являются достаточным основанием для того, чтобы не обзаводиться семьей не рожать детей.

В Узбекистане действовало национальное Движение крымских татар, но о нем Февзи знал очень мало.

Глава 18

Много исторических ступеней миновала страна за те годы, которые прошли в нашем неспешном повествовании, совершившем в конце второй главы скачок назад - тогда от Камилла, глядящего в иллюминатор воздушного лайнера, мы перескочили в год сорок девятый, в конце которого юноша оказался в камере предварительного заключения чинабадской госбезопасности.

В эти без малого двадцать лет вместились и годы новых массовых репрессий, и смерть товарища Сталина, вдохновителя и организатора всех наших деяний, и разоблачения, прозвучавшие на Двадцатом и Двадцать втором съездах Компартии, и последующие годы оттепели, и свержение реформатора Хрущева, и начало долгого, долгого конца.

Мы уже знаем, как нелегко стал наш герой студентом, знаем о том, как с основанной ташкентскими студентами организации начиналась национальная борьба крымских татар. Тогда, после получения Камиллом и его товарищами дипломов о высшем образовании их, зачинателей национально-освободительного Движения, всех загнали в удаленные регионы Узбекистана, где практически не проживали крымские татары. Камилл, которого распределили в Сурхандарьинскую область, естественно, не поехал в эту глубинку, справедливо полагая это распределение ссылкой. Он скрывался в одном из близких к Ташкенту горных поселков, преподавал физику в вечерней школе для рабочей молодежи. Он приезжал в Ташкент каждую пятницу поздно ночью после проведенных вечерних уроков и предполагал, что его местопребывание органам неизвестно. Встречался он только с другом Виктором, который однажды поведал ему, что недавно в случайном, якобы, разговоре малознакомый человек спрашивал о нем.