«Несвятые святые» и другие рассказы - Архимандрит Тихон (Шевкунов)

Верности ждет от нас Господь, верности, больше ничего. Верности Духу Божию. Верности нашей вере. Верности Христу.

Сегодня в нашей обители особый праздник — совершилось появление в этот мир нового монаха. В евангельском рассказе, который мы слышали сегодня, Господь поставил перед Собой ребенка и сказал: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное.

Всякий монах после пострижения — перед Господом как ребенок, безгрешный, перед которым открывается новая жизнь. Только от самого монаха теперь зависит, сможет ли он остаться таким же чистым сердцем, как стоявший перед Спасителем ребенок. А по Преданию мы знаем, что тем мальчиком был будущий святой Игнатий Богоносец, претерпевший мученичество за Христа и оставшийся верным Ему, несмотря ни на что. Или человек изберет другое — и будет верным лишь своим желаниям, которые возведет в закон для себя и для всего мира. И захотев перехитрить всех, в результате обманет лишь самого себя…

Верности ждет от нас Господь. И от тебя, брат наш монах N! Именно верности. Монашеским обетам. Послушанию. Верности в смирении. Верности в том, чтобы более всего на свете возлюбить Спасителя нашего Господа Иисуса Христа и никого и ничто в этом мире не предпочесть Ему.

Если ты выполнишь этот свой завет с Богом, который дал сегодня на постриге, то многие люди через тебя смогут прийти ко спасению и к вечности. Если же, избави Бог, сердце человеческое и сердце монаха будет обращено к самому себе, если верности Богу мы не соблюдем, то произойдет самое страшное, что может быть с нами, — бессмысленная жизнь монаха. Ничего страшнее этого нет!.. Но вот — тебе даны все оружия помощи и победы.

Господь ободрил тебя удивительными словами, ты слышал на постриге. Все мы молились за тебя. Перед тобой открывается особый путь, полный борьбы, искушений и в то же время особого, не сравнимого ни с чем смысла, радости и счастья, непостижимых миру.

Дай Бог всем нам, братья и сестры, сохранить верность своему призванию. Ведь обет верности касается не одних только монахов. Господь, пишет святой Ефрем Сирин, ищет не монаха или мирянина, не ученого или простеца, не богатого или бедного, а только сердце, жаждущее Бога, исполненное искреннего произволения быть верным Ему и Его заповедям! Дай Господь нам понимания этой верности. Она делает нашу жизнь осмысленной. За такую верность Христос подает Своим ученикам радость, силы и мужество для преодоления искушений, которым должно встретиться на нашем жизненном пути. Аминь.

P. S. Этот монах ушел из обители через пять лет.

В Церкви нет никаких принудительных механизмов, чтобы удержать человека в монастыре. За без малого двадцать лет у нас в Сретенском было три таких случая с нашими пострижениками. Когда говорят, что это совсем немного относительно других монастырей, мы не верим. Даже одно такое происшествие — трагедия для монастыря, но в первую очередь для самого монаха, изменившего своим обетам.

Этих людей бесконечно жаль. Церковные уставы предписывают не погребать их на христианском кладбище, вменяют в самоубийц. Их браки Церковью не признаются. Мне доводилось читать богословские объяснения подобным уставам и канонам, но всегда казалось, что они слишком жестоки. Но как-то, однажды услышав не богословское объяснение, не параграф из древних канонов, а всего лишь маленькое четверостишие, я вдруг понял, что церковные правила лишь констатируют состояние, в которое ввергает себя монах, отрекшийся от избранного им пути. Конечно, Господь милостив и для всех есть покаяние, но вот как подвел итог своей жизни профессор философского факультета МГУ, автор книг по античной философии Арсений Чанышев. Он не был монахом. И каяться в нарушении обетов, данных Богу, ему не было никакой нужды. Но он был сыном монаха… Вот это четверостишие:

Я — сын монаха, плод греха.Я — нарушение обета.И Богом проклят я за это:К чему ни прикоснусь — труха.

Повесть о епископе, впадшем в блуд

Из «Пролога»

Водном ввизантийском городе жил епископ, которого очень любил народ. Но однажды произошло ужасное: по своей слабости или по легкомыслию, да еще, конечно, и по наущению дьявольскому, этот епископ впал в блуд.

В воскресный день, когда весь город собрался на Божественную литургию, епископ вышел перед народом, снял с себя омофор, знак епископского достоинства, и сказал:

— Не могу больше быть вашим епископом, ибо я впал в блуд.

Сначала воцарилось молчание. А потом по всему храму раздались рыдания. Люди стояли и плакали. Епископ тоже плакал, опустив голову перед своими прихожанами. Наконец люди немного успокоились и сказали:

— Что же теперь делать? Мы все равно тебя любим! Поэтому облачайся и служи литургию, ты остаешься для нас епископом и пастырем.

На это епископ ответил:

— Благодарю вас за великодушные слова, но я действительно не могу больше быть епископом. По уставам святых отцов, епископ, который согрешил таким грехом, недостоин приступать к совершению Божественной литургии.

Народ отвечал ему:

— Мы не знаем всех ваших уставов. Наверное, они очень правильные и важные. Но мы полюбили тебя за те годы, которые ты служишь в нашем городе. Всякое бывает в жизни. Надевай свое облачение и служи. Мы тебя прощаем.

Епископ горько усмехнулся:

— Вы-то простили меня… Но ни сам я себя никогда не прощу, ни Церковь меня не простит. Нет мне оправдания перед Богом. Поэтому расступитесь — я пойду в пустыню плакать и каяться о своих грехах.

Однако народ только плотнее сомкнулся и не дозволил епископу даже сойти с амвона.

— Нет! — настаивали люди. — Ты — наш епископ, облачайся и служи!

Так продолжалось до позднего вечера. Народ был непреклонен, и несчастный епископ не знал, что ему делать. Поняв наконец, что люди его не отпустят, он сказал:

— Ну что ж, быть по-вашему! Но останусь я только при одном условии. Сейчас вы все выйдете из храма, а я лягу на паперти. И каждый из вас вернется, попирая меня ногами, чтобы все знали, какой я грешник и чего стою.

Теперь уже епископ не поддавался на уговоры, и народ вынужден был смириться. Все покинули храм, а епископ лег на пороге, и каждый из его прихожан, от старого до малого, с ужасом, а многие и со слезами вошли в церковь, попирая архиерея ногами.

И вот, когда последний горожанин оказался внутри храма, все услышали глас с неба: «Многого ради смирения прощается ему грех его!»

Иподьяконы облачили епископа в священные одежды, и он служил Божественную литургию.