Ни дня без мысли - Леонид Жуховицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убедительность передачи немного снижала информация, что все три благополучных господина ездят на иномарках, и охрана – на иномарках, и жены – на иномарках, и любовницы – на иномарках. Впрочем, это уже детали.
Не вступая в спор с благополучными господами, все же замечу, что острие их критики направлено не по адресу. В том, что остановились конвейеры наших автозаводов, правительство не виновато. Виноват народ. Не тот народ, который машины производит, а тот, который их покупает. Или – не покупает. Вот он и виноват. С него и надо спрашивать.
АЗЛК выпускал «Москвича» – народ не покупал. Пошли навстречу, выпустили «Ивана Калиту» и «Князя Владимира» – опять не берут! Ну что за люди! Какого еще рожна им надо? «Святогора» выпустили – и того не берут! Не ценят наших славных предков.
Сам я в автомобильном смысле как раз патриот, тридцать лет подо мною крутились отечественные колеса. И я бы со всей гражданской яростью поддержал благополучных господ, если бы не одна история.
История вот какая.
До дыр и лязга изъездив старые «Жигули», я собрался с духом, напряг родственников и купил новые. Причем, не абы где, а в фирменном салоне, и не абы какие, а новенькую «Десятку» цвета «белая ночь». Обошлась она, страшно сказать, в семь тысяч условных единиц. И то лишь потому, что я сумел отбиться от очень вежливого продавца, который долго уговаривал набрать еще долларов на восемьсот каких—нибудь блестящих прибамбасов. Впрочем, кое—что накинуть все же пришлось: полторы тысячи рублей за предпродажную подготовку. Зачем нужно специально готовить к продаже новую машину, я не понял, но вежливый молодой человек объяснил:
– Вы что, не знаете, как у нас собирают? Гайки—то надо подкрутить…
Часа через три на машине с подкрученными гайками я отправился домой. Проехал три километра – зажглась тревожная лампочка, тосол на нуле. Купил тосол, долил до упора, проехал еще четыре километра, как раз до дома – зажглась тревожная лампочка, тосол на нуле. Позвонил вежливому молодому человеку. Он вежливо сказал, что это странно. Я согласился – странно, тем более что я оплатил предпродажную подготовку.
– Одно с другим не связано, – объяснил молодой человек, – при предпродажной подготовке проверяют гайки, а у вас, наверное, шланг отвалился. Шланги мы не проверяем, мы проверяем гайки.
– Но ведь машина на гарантии.
– Ну ладно, – сказал он после долгой паузы, – подъезжайте, посмотрим.
– Как же, – говорю, – можно ехать, когда тосол на нуле? А если двигатель заклинит?
– Не должно бы, – сказал молодой человек.
– В случае чего, отвечать вы будете?
– Ну, притащите на буксире, – посоветовал вежливый продавец.
Я ответил, что тащить некому, пусть пришлют «летучку».
– «Летучку» можно, – вздохнул молодой человек, – но это будет вам дорого стоить.
– Вы не поняли, – возразил я, – это будет вам дорого стоить. Я напишу про эту историю в газету, и у вас никто не станет покупать машины.
Через сорок минут приехала «летучка», симпатичный парень приладил на место шланг. И все бы хорошо, если бы… Если бы на следующий день у меня с интервалом в пять минут не отлетели оба дворника. Поскольку случилось это за городом, «летучку» вызывать я не стал, снял две панели и сам подкрутил гайки, проделав работу, за которую, по идее, мне бы фирма должна заплатить полторы тысячи рублей как за предпродажную подготовку.
Со временем выяснилось, что мне еще повезло: сосед гонял в тот же салон свою новую «Девятку» одиннадцать раз!
Не вчера и не мною замечено – любая монополия прямым курсом ведет к загниванию. Проще – к халтуре. По человечески понятно стремление благополучных директоров неблагополучных заводов убрать конкурентов и вернуть в российский обиход большевистский принцип: «Лопай, что дают»! Но я не директор, я машины не продаю, я на них езжу. И прекрасно понимаю: чем острей конкуренция на рынке, чем трудней живется директорам автозаводов, тем легче живется мне. Потому и считаю, что заботиться в первую очередь нужно не о тех, кто продает, а о тех, кто покупает. Комфортно на рынке должно быть автовладельцу!
В связи с изложенным у меня два вопроса.
Первый: какие получатся социальные последствия, если все хозяева бракованных отечественных авто придут к воротам ВАЗа с орудиями своего труда, среди которых могут оказаться не только топоры и вилы, но и автоматы Калашникова, поскольку майоры и подполковники на службу тоже не пешком ходят?
Второй: какие пошлины надо ввести на иномарки, чтобы у наших родных «Жигулей» в первый же день не отваливались шланги, а во второй не отлетали дворники?
БИЗНЕС НА КРОВИ
Ночью не спалось, включил ящик. Какой—то фильм. Сперва смотрел в полглаза, потом захватило. Неожиданно и непривычно. Не стреляют, не насилуют, ни одного окровавленного трупа. Все одетые. Просто – человеческие отношения. Несчастливая издерганная девушка. Безнадзорный мальчишка лет двенадцати, то ли влюбленный в нее, то ли просто жалеющий. Еще какие—то люди. Когда могут, помогают друг другу, не могут, так хотя бы сочувствуют. Живут, как умеют – но по—людски, как и положено людям. Тонкий, грустный, очень человечный фильм.
В конце – титры. «Парниковый эффект», наше производство, прошлый год выпуска. Кто авторы, пропустил, видно, было вначале.
Обрадовался за создателей картины, разозлился на телевизионщиков. Почему хороший отечественный фильм крутят в три ночи, когда почти все спят? Кто его увидит? И почему в лучшее время гонят убогую халтуру, убеждающую, что половина из нас бандиты, а другая половина сыщики. Что, и профессий иных нет? Бездарно дерутся, бездарно мирятся, скучно воруют, а если и ложатся в постель, совокупляются так же скучно, как воруют. Неужели мы не стоим лучшего? Почему, в конце концов, телевизионная шатия держит нас за быдло?
Лучше бы я этот вопрос себе не задавал.
Почему держат за быдло? Да потому, что мы и есть быдло. Ведь телевизионные боссы вовсе не звери, они нормальные торгаши. И продают то, что продается. Они же не силой втюхивают нам халтуру. Сами смотрим! И дети наши смотрят, и те из них, кто послабей, строят реальную жизнь по экранной модели.
Я не верю ни в какие государственные запреты. Как запрещать, если половиной эфира владеет государственная компания «Газпром». Сами себя запретят?
А мы, телезрители, что—нибудь можем? Еще как можем! У нас в руках грозное оружие – пульт. Нажал на кнопку, и нет халтуры. Вот составить бы заговор телезрителей и при первом же трупе разом вырубить лукавый канал. Но как сговориться? По телевизору объявить? По телевизору круглые сутки талдычат обратное: «Не переключайтесь»!
Хуже всего, что нынешние первоклашки, когда вырастут, будут искренне думать, что это и есть правильное искусство – когда стреляют, когда гоняются за стрелявшими, когда детально насилуют во весь экран. Красный цвет здорово смотрится в кадре, вот он и хлещет из ящика только что не ведрами.
Сегодня бизнесом на крови считается торговля оружием. Завтра так станут называть телевидение.
МОЖЕТ, СПАСЕТ АНЕКДОТ?
Бывают же совпадения! Словно на АТВ секретно работают хакеры, и один из них ночью залез в мой компьютер, не нужный никому, кроме меня. Позвонили с «Времечка» и позвали на дискуссию о насилии на телеэкране. Действует это на зрителей или нет?
Набор гостей на «нравственной» передаче стандартный: психолог, священник, телевизионный критик Ира Петровская и я в качестве писателя. Ну и, конечно же, зал. Что крови на экране избыток, согласны все. Но – что делать?
Как обычно, первая идея – законодательно запретить. Возражают – карательные меры не помогут. Я, по опыту зная, к чему приводят российские запреты, поддерживаю скептиков: стоит принять закон, и в плане борьбы с насилием на экране тут же закроют «Времечко», уволят с работы Иру Петровскую, а нас с Димой Быковым посадят на пятнадцать суток.
Молодая женщина из зала утверждает, что ничего делать не надо, потому что насилие на экране точно отражает уровень насилия в жизни. С ней спорят. Мне вдруг приходит в голову неожиданный аргумент. В последние годы наши каналы стали ежеквартально, а то и ежемесячно повторять сюжеты о кровавых бандах, разоблаченных еще в брежневские или горбачевские времена. Почему? Да потому, что реального насилия для рейтинга маловато, свежих трупов не хватает, приходится выгребать старые из телевизионных холодильников.
Кто—то пытается обнадежить: руководители нескольких каналов собираются встретиться, чтобы решить задачу совместно. И, скорей всего, примут какую—нибудь декларацию. Авось, поможет. Но люди в зале скучнеют, в начальственные декларации никто давно не верит.
От полной безысходности предлагаю ввести для руководителей канала специальный налог. Черт с ними, пусть на экране будет столько убийств, сколько им нужно для рейтинга. Но каждый вечер руководитель канала будет обязан прочесть с экрана столько лирических стихотворений, сколько покойников он настрогал за день. Придется бедолаге либо срочно учить стихи, либо убирать трупы.