Поворот Колеса - Тэд Уильямс

Там они остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям — даже суровая дисциплина конюшен Пика Бурь не могла запретить живым существам время от времени уставать — и посовещаться с теми своими сородичами, кто сделал своим домом покинутый замок Джошуа Эркинландского. Предводительница Когтей Утук'ку, первая среди равных, помимо своей воли испытывала уважение к окутанному саваном хозяину замка, одному из Красной Руки. Он сидел в своих развевающихся серых одеждах, в каждой складке которых просвечивал янтарно-красный, на развалинах того, что некогда было личной резиденцией принца Джошуа. Она была почтительна, но не делала ничего более того, что было необходимо. Даже для норнов, прошедших через долгие века ледяного изгнания, в подручных Короля Бурь было что-то беспокоящее. Как и их господин, они уже ушли в никуда, испробовав небытия, прежде чем вернуться обратно. Они так же отличались от своих еще живущих товарищей, как небесная звезда от морской. Норны не любили Красную Руку; не любили их выжженной пустоты — каждый из пяти был только отверстием в существе реальности, отверстием, до краев наполненным ненавистью — но поскольку их госпожа сделала войну Инелуки своей войной, им оставалось только склониться перед любимыми слугами Короля Бурь.

Они обнаружили, что какая-то стена встала между ними и их собратьями. Поскольку о Коггях была уже спета Песня Смерти, хикедайя из Наглимунда почтительно сторонились их и отвели им холодную комнату в крайних покоях замка. Трое недолго оставались в полном ветров замке.

Оттуда они поехали через Переход к руинам Да'ай Чикизы и на запад, в Альдхорт, где широким кругом объехали границы Джао э-Тинукай. Утук'ку и ее союзники уже вступили в стычку с Детьми Восхода и получили все, чего хотели. Это было задание, которое следовало хранить в секрете. Хотя временами лес, казалось, активно препятствовал им — внезапно уводя тропы в тупик и так тесно переплетая деревья, что свет знакомых звезд, проникая сквозь них, становился изменчивым и обманчивым — всадники неуклонно двигались вперед, направляясь на юго-восток. Они были избраны королевой норнов: не так легко было сбить их с горячего следа.

Наконец они достигай края леса. Теперь они были уже близки к тому, что так долго искали. Как и Инген Джеггер месяцами раньше, они пришли с севера, неся смерть врагам Утук'ку. Но в отличие от Охотника Королевы, который потерпел поражение в первый же раз, когда поднял руку против зидайя, эти трос были бессмертны. Спешки не будет. Ошибки не будет.

Они повернули коней к Сесуадре.

— Ах, Боже Милосердный, какая тяжесть упала с моих плеч! — Джошуа глубоко вздохнул. — Хорошо наконец двинуться в путь!

Изгримиур улыбнулся.

— Даже если никто с этим не согласен, — сказал он. — Да. Это хорошо.

Джошуа и герцог Элвритсхолла сидели на лошадях у ворот, отмечавших край вершины горы, наблюдая за тем, как жители Нового Гадринсетта в полном беспорядке снимаются с лагеря. Поток людей тек мимо них по старой дороге ситхи, спиралью обвивавшейся вокруг громады Скалы прощания, и исчезал из виду где-то внизу. Казалось, что овец и коров в этом шествии было не меньше, чем лошадей — блеющие, мычащие животные тоскливо брели вниз, внося хаос в ряды перегруженных переселенцев. Некоторые из горожан построили грубые телеги и высоко нагрузили на них свои пожитки, что привнесло какую-то праздничную атмосферу.

Джошуа нахмурился:

— Моя армия больше похожа на переезжающую городскую ярмарку.

Хотвиг, только что подъехавший к принцу вместе с Фреозелем Фальширцем, весело засмеялся.

— Вот так всегда выглядят наши кланы, когда они в пути. Единственная разница в том, что большая часть этих — обитатели камней. Вы привыкнете, принц.

Фреозель критически наблюдал за происходящим.

— Приходится забирать с собой всех коров и овец, которые у нас есть, ваше высочество. Много ртов нужно накормить. — Он неловко заставил лошадь пройти несколько шагов — верховая езда еще не очень хорошо давалась лорду-констеблю. — Эй, вы, там, — крикнул он, — пропустите эту телегу.

Изгримиур подумал, что Джошуа прав — это действительно похоже на бродячую ярмарку, хотя и выглядит гораздо менее весело. Мешали плачущие дети — хотя совсем не все малыши были недовольны переездом — и явное подспудное недовольство взрослого населения Нового Гадринсетта. Немногие хотели покидать это относительно безопасное место: стремление во что бы то ни стало отобрать у Элиаса трон было им непонятно, и почти все предпочли бы оставаться на Сесуадре, пока другие сражаются. Однако всем было ясно, что после того, как Джошуа уведет за собой всех владеющих оружием мужчин. Скала прощания немедленно перестанет быть таким, уж безопасным местом. Так что недовольные, но не желающие подвергаться риску лишиться защиты импровизированной армии принца жители Нового Гадринсетта следовали за Джошуа к Наббану.

— С этой оравой мы не напугаем и кучку школяров, не говоря уж о моем брате, — сказал принц. — Тем не менее я ни о ком из нас не стал думать хуже из-за лохмотьев и жалкого вооружения. По правде говоря, мне кажется, что я впервые понял чувства моего отца. Я всегда обращался со своими вассалами так хорошо, как только мог, но никогда не испытывал такой сильной любви, какую чувствовал к своим подданным Престер Джон. — Джошуа задумчиво погладил шею Виньяфода. — Хорошо было бы, чтобы старик распространял эту любовь на обоих своих сыновей. И все-таки, мне кажется, я представляю себе теперь, что он чувствовал, когда въезжал в Эрчестер через Нирулагские ворота. Он готов был отдать жизнь за тех людей, точно так же, как я мог бы отдать свою за этих. — Принц снова застенчиво улыбнулся, как бы смущенный тем, что обнаружил свои чувства. — Я проведу свою драгоценную толпу через Наббан, Изгримнур, чего бы мне это ни стоило. Но когда мы доберемся до Эркинланда, все будет в руках Божьих, и кто знает, что Он решит сделать с нами?

— Никто из нас, — сказал Изгримнур. — Добрые дела ведь тоже не покупают Его благосклонности. По крайней мере так сказал мне прошлой ночью отец Стренгьярд. Он считает, что пытаться купить любовь Бога своими добрыми делами — это едва ли не больший грех, чем докупать его ненависть дурными.

На краю дороги упрямился мул, их на Сесуадре было несколько. Его хозяин толкал телегу, в которую мул был впряжен, пытаясь таким образом заставить его двигаться, Животное застыло, растопырив ноги, молча, но неумолимо. Владелец обогнул телегу и стегнул мула прутом по спине. Животное только прижало уши, принимая удары с немой враждебностью. Проклятия хозяина наполнили утренний воздух; люди, задержанные застрявшей телегой, эхом повторяли их.