Дневник смертницы. Хадижа - Марина Ахмедова

— Хадижа! — крикнул он и замахнулся на меня. Я смотрела на него из-под тяжелых век не мигая, и мне было все равно, если он меня ударит Махач вцепился в кулак зубами. Когда он разжал зубы, на его пальцах остались глубокие кровавые следы. Махач обнял меня и прижал к себе. Его сердце билось, как испуганная птица.

— Хадижа, — мягко заговорил он, — ты должна идти первой. Я выйду через минут двадцать и приду туда же.

— Почему сейчас со мной не идешь?

— Сейчас я не могу, — сказал он. — У меня осталось одно дело. Но ты должна уйти как можно скорее. Или ты мне сильно помешаешь. Ты же не хочешь мне помешать? Нет, не хочешь.

Я замотала головой.

— Иди, вставай, — он поднял меня. — Я скоро приду. Я приду туда же. Тут в сумке у тебя деньги на всякий случай, я положил.

— На какой случай?! — испугалась я.

— Просто, просто, — стал успокаивать он. — Ты же не можешь выйти в город без денег?

Он сунул мне в руку сумку. Вывел в коридор.

— Сейчас выйдешь на дорогу. Поймаешь машину, назовешь адрес, тебя отвезут. Там железные зеленые ворота. Постучишь. Когда тебе откроют, скажи, что ты моя жена. Жена Махача Казибекова.

Он наклонился и подставил мне под ноги мои туфли. Мои ноги распухли и не вмещались в туфли, я старалась их засунуть, держась за плечо Махача.

— Да что с тобой, Хадижа? — спрашивал Махач, не поднимая лица.

— Махач! — крикнула я.

Он поднял глаза, в них стояли слезы. Никогда в жизни я ни у кого не видела таких красивых глаз.

— Не плачь, Махач, ты же скоро придешь, — сказала я как во сне.

— Да, я приду, — повторил он.

— Я позвоню тебе, Махач.

— Позвони мне, — повторил он.

— Махач, я тебе не говорила, у меня же будет ребенок. Ты не знал.

Он поднялся и как будто сразу успокоился. Он стал таким, как раньше, когда мы только познакомились. Он взял мою руку, поднес ко рту, повернул ладонью и поцеловал. Я зажала его поцелуй в кулаке. Он прижал меня к себе, я обхватила его спину, не разжимая кулак.

— Иди и не оборачивайся, — сказал он мне на ухо. — Сюда не возвращайся, через двадцать минут меня здесь уже не будет.

— Махач! — крикнула я.

Он открыл дверь и толкнул меня в спину.

— Чем быстрей ты уйдешь, тем быстрей мы увидимся, — сказал он, подталкивая меня за порог.

— Я что-то еще хочу сказать тебе! — крикнула я.

— Говори, только быстро.

— Мое сердце не меньше твоего. — Я показала ему зажатый кулак. — Я люблю тебя в два раза больше.

— Мы всегда будем вместе. Иди! — Он вытолкнул меня и захлопнул дверь.

Я побежала. Чем быстрее я уйду, тем быстрее мы увидимся. На бегу я махала зажатым кулаком, а другой рукой прижимала к себе сумку. Какой она стала тяжелой! Я выбежала с той стороны, где был выход не на улицу, а во дворы других частных домов. Я бежала не останавливаясь, и ветер распускал мои волосы. Чем быстрее я уйду, тем быстрее мы увидимся.

Я выбежала на дорогу и махнула зажатым кулаком. Сразу остановилась «шестерка». Я села в машину и назвала адрес. Мы поехали. Как только мы выехали на широкую дорогу, я увидела бэтээры, которые ехали нам навстречу.

— Вы не могли бы ехать быстрее, — задыхаясь, сказала я.

Чем быстрее я туда приеду, тем быстрее мы увидимся.

Машина остановилась возле зеленых железных ворот.

Я постучала в них кулаком. Было тихо. Я стучала и стучала, не могла остановиться. Чем быстрее, тем быстрее… Я задыхалась.

Дверь в заборе, обведенная белой краской, открылась. За ней стояла женщина в черном платке, закрывающем подбородок. Мне не понравились ее глубоко посаженные глаза под густыми рыжими бровями, но я не могла тогда об этом думать.

— Я жена Махача Казибекова! — крикнула я. — Я его жена!

— Входи, — сказала женщина и быстро потянула меня за плечо внутрь.

Это был небогатый дом. Двор был залит цементом. У входной двери стояло несколько пар мужской и женской обуви. Внутри пахло сыростью. На полу в коридоре лежал синтетический палас.

— У вас есть часы?! — крикнула я.

— Зачем тебе часы? — тихо и монотонно спросила она.

— Махач будет здесь через двадцать минут! Я хочу посмотреть время!

— Иди отдохни. — Женщина завела меня через дверной проем, прикрытый белой кисейной занавеской.

В этом доме пахло как в мечети. Даже через ситцевый палас ноги мерзли от холодного бетонного пола. Почему здесь так холодно летом?

— Почему здесь так холодно летом? — спросила я женщину.

— Иди, иди, — подтолкнула меня в спину она.

В этой комнате не было даже дивана. Только низкий столик, обитый цветной клеенкой, стоял в углу. И старый телевизор. Женщина посадила меня на подушку.

— Сестра, — позвала она меня, стоя напротив и глядя на меня из глубины своими глазами. — Меня зовут Патя. Отдыхай. Я принесу тебе чай.

Когда она вышла, я схватила пульт, лежавший сверху на телевизоре. Я стала щелкать каналы. Я превратилась в камень, когда увидела наш дом, окруженный бэтээрами и людьми в масках. Что они там делают, не понимала я, что им от нас надо. Голос сказал, что на Редукторном проходит операция по уничтожению боевиков. Аман! Это был наш дом! Там не было никаких боевиков!

— Аллах, что ты делаешь? — чуть не крикнула я. — Аллах, ты с ума сошел? Ты зачем это со мной делаешь? Аллах, ты же ничего не понимаешь, ты же не знаешь, Аллах. Так же нельзя делать! Так не бывает! Где это в Коране написано, что так надо?! Ты зачем, Аллах?!

Когда бэтээры в телевизоре стали стрелять, я услышала в комнате крик. Кто это так кричит, не понимала я. Как будто корова рожает! Не разжимая кулак, я била им по телевизору. Меня кто-то схватил за плечи и дернул назад. Я схватила телевизор другой рукой и потянула его на себя. Кто это так кричит? Я увидела перед собой лицо Патимат.

— Не кричи! Не кричи так! — говорила она мне.

Она сошла с ума! Я не кричала!

Наступила темнота. Наверное, я упала в обморок. Меня унесло и носило по темноте. Я почувствовала брызги на лице и открыла глаза. Я лежала на подушках, передо мной, скрестив ноги, сидела Патимат и еще какой-то мужчина в папахе. Он перебирал четки и пел молитвы.

— Сколько времени?! — крикнула я. — Махач пришел?!

— Тихо, тихо, сестра, — заговорил мужчина.

— Он сказал, что придет через двадцать минут!

— Уже все закончилось, — сказала Патимат.

Я поднесла к лицу кулак, разжала его, ногти оставили на ладони белые следы, из которых проступала кровь. Я поцеловала ладонь.

— Включите телевизор, — попросила я, приподнимаясь. — Я хочу посмотреть новости.

— Не нужно тебе это смотреть, — ответила Патимат не шевелясь.

— Включите телевизор! — закричала я.

— Включи, — коротко сказал мужчина. — Лучше будет, если она посмотрит и своими глазами увидит, что они делают с нашими братьями.

— С нашими детьми и мужьями, — добавила Патимат и ее глаза загорелись.

Она подошла к телевизору взяла пульт и стала переключать каналы. Новостей не было.

— Оставь на первом, скоро начнутся, — сказал ей мужчина.

Я смотрела на экран, там шел сериал про московских милиционеров. Я ничего не понимала из того, что они говорили, как будто разучилась понимать русский язык. Или как будто они говорили на непонятном языке. Мужчина продолжал щелкать четками. Он сидел не поднимая глаз. Наконец начались московские новости, потом их сменил местный канал. Показали нашего президента. Он посещал строящееся предприятие. Потом сказали, что вчера был убит генерал Казибеков. Я заметила, что на этих словах по лицу Патимат пробежала тонкая улыбка. Наконец снова показали наш дом. Я еле его узнала. Спереди, где у нас была входная дверь, теперь появилась огромная черная дыра. Голос сказал, что спецоперация по уничтожению боевика успешно завершена. Я увидела нашу перевернутую мебель, мою одежду, рассыпанную по полу. А потом я увидела Махача. Он лежал без обуви на полу, в той комнате, где мы спали еще прошлой ночью. Он лежал ко мне спиной, его свитер задрался. Я узнала его со спины.

— Это Махач! — закричала я.

Я вскочила и бросилась к телевизору. Я била руками по экрану, чтобы достать Махача оттуда, чтобы надеть на него носки. Почему он должен был лежать без обуви?! Аллах, ты мне скажи, почему он был должен лежать без обуви?! Это я во всем была виновата! Я разжала кулак! Если бы я не разжала кулак, Махач был бы жив! Зачем я разжала его?!

— Аллах, что ты со мной наделал?! — стонала я. — Как я ненавижу тебя! Если бы я не разжала, Махач был бы жив! Чем быстрее я уйду, тем быстрее он придет. Чем быстрее я уйду, тем быстрее он придет.

Чем быстрее, тем быстрее. Уйду, придет. Чем быстрее, тем.

Наступила новая темнота, которая была чернее и глубже, чем первая. По ней пробегали белые бараны, я ловила их, но не могла поймать. Дедушка говорил мне, что надо ловить их за задние ноги, но я ловила их за спину, и они выскальзывали из моих рук. В руках оставалась только чернота. Потом чернота как будто сузилась, округлилась и превратилась в рот Анны-Ханум. В него летели белые бараны, а выходили черные. Я знала, что если поймаю одного барана, то на Махаче появятся носки. Если второго — то свитер. Почему он должен лежать голый? Почему?