Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма - Александр Никонов

–  Говорят, бывших наркоманов не бывает.

– Но бывают завязавшие. Я завязал.

Надеюсь, мой собеседник простит меня за публикацию в книге этих откровений. Я просто хотел продемонстрировать здравую точку зрения на проблему запрета отдельных наркотических веществ.

Но насколько вообще распространены нелегальные наркотики? Насколько велик этот рынок? Может быть, их так мало в сравнении с легальными, что запрет ущемит права совсем немногих потребителей, интересами которых можно пренебречь? Запретителям ведь не впервой пренебрегать интересами людей… И насколько вообще опасны наркоманы? Вот, скажем, кокаинисты – они опасны или, напротив, совершенно незаметны?

Помните, мы с вами пытались выяснить косвенным методом, на сколько в самом деле упало производство в России, – не по официальным документам, которые могут не отражать реального положения дел, а по фактическому потреблению электроэнергии в стране… Аналогичным образом поступили итальянские фармацевты. Они провели свое удивительное исследование на севере Италии в районе реки По.

– Нашей главной целью было проверить, насколько правдива официальная статистика по употреблению кокаина, – сказал доктор Этторе Цуккато из института фармакологических исследований в Милане.

По официальным данным, в бассейне реки По 15 000 человек принимают кокаин примерно раз в месяц. Эта цифра была получена с помощью анонимных опросов населения, медицинской статистики и статистики преступлений. (Всего в долине По проживает около пяти миллионов человек.)

Ученые брали пробы воды в реке По и искали в них бензойлекгонин – вещество, которое образуется в организме после переработки им кокаина, попадает в мочу, а с ней – в канализацию и в реку. Важный момент: никакой другой наркотик, а также никакой лекарственный препарат не приводят к образованию в организме бензойлекгонина. Только кокаин.

Методом спектрометрии ученые обнаружили в речной воде такую концентрацию бензойлекгонина, которая эквивалентна ежедневной дозе кокаина в 4 килограмма. Это 40 000 доз.

Иными словами, не 15 000 доз в месяц, как считалось ранее, а 40 000 доз в день оказались совершенно незамеченными для итальянского общества. Разумеется, рынок такого масштаба никакими запретами «отменить» нельзя. Ведь на самом деле государство не может запретить спрос. А именно спрос формирует предложение. Так получается рынок. И его можно либо загнать в подполье, где он сейчас находится, либо вывести на свет и контролировать. Если есть столь массовая потребность в чем-либо, только дурак может всерьез поверить, что запрет возьмет и ликвидирует эту потребность.

Запретите аборты – их будут делать подпольно. И государство вместо того, чтобы зарабатывать на этом (через налоги), будет расходовать бюджет на борьбу с этим явлением.

Запретите дышать – люди обзовут процесс дыхания «гипервентиляцией легких по медицинским показаниям», все обзаведутся справками от врача и будут не «дышать», а «гипервентилировать». И вы откроете грандиозный теневой рынок взяток.

Запретите людям пить водку, введите сухой закон – и, кроме подпольных ресторанов, вы взрастите спрута мафии. И снова государство вместо того, чтобы пополнять бюджет на алкогольном рынке (через акцизы и налоги), будет расходовать деньги на борьбу с бутлегерской мафией.

Запретите наркотики и…

Что вы говорите?.. «Стрелять надо»? О, я слышу голос тележурналиста Владимира Соловьева! Он тоже так думает: стрелять надо, как в Китае… Не поможет. Специально для наивного, верующего в стрельбу Соловьева рассказываю о Китае. В ноябре 2006 года китайские газеты признались, что в КНР за последний год число ВИЧ-инфицированных выросло на треть (!) по причине употребления наркотиков. Такова эффективность казней и расстрелов.

Напоследок реальная история. Она случилась в конце 2006 года. Человеку после автоаварии ампутировали ногу до верхней трети бедра. Каждый день ему делали перевязки, то есть отдирали от живого мяса присохший бинт. Боль была адская, по сути – каждодневная пытка. После перевязок он не мог уснуть, боль изводила его ночами. Медсестры ставили какие-то уколы, которые не помогали. Терпеть далее весь этот ад было практически невозможно. Выхода оставалось два – самоубийство или…

Вот как пишет об этом сам пострадавший в своем интернет-дневнике: «По вечерам кололи обезболивающее, которое не помогало. От постоянной боли, которая преследовала меня, я не знал куда деться. Помню, в один из вечеров мне сделали 4 укола обезболивающего почти подряд, полегчало, но не более чем на полчаса. Что-нибудь другое врачи давать отказывались даже за бабло. Еще помню, как однажды проснулся ночью от звериной боли в культе, долго мучился, потом пытался крикнуть сестру, но никто не пришел. Тогда я кинул со всей силы в закрытую дверь палаты судно, оно достаточно увесисто, но и это не помогло. Отчаявшись, я заорал во всю глотку, невзирая на спящих вокруг людей; минут через 5 пришла заспанная сестра и сделала укол, от которого полегчало, но как-то не очень. На следующий день в отчаянном последнем порыве я позвонил бывшей жене, которая имеет непосредственное отношение к медицине. Буквально на следующий день она мне привезла несколько упаковок лекарства под названием „Трамал“. Достаточно сказать, что данный препарат входит в список номер один по контролю за оборотом наркосодержащих лекарств. Полное обезболивание и, как следствие, крепкий сон наступают буквально через 5 минут после укола. Не хочу заниматься рекламой наркотиков, но в данном конкретном случае это был единственный выход…»

Итак, есть человек, который страдает. Есть его бывшая жена, которая, рискуя своей свободой, спасает экс-мужа, достав наркотик. И есть государство, которое по сути запрещает спасительный препарат человеку А и заставляет его испытывать нечеловеческие страдания только потому, что некий третий виртуальный человек В гипотетически может этот препарат купить в аптеке, если он будет свободно продаваться, и начать неправильно (без нужды) его употреблять. Допустим, человек В — наркоман. И допустим, что наркоман – плохой человек (так, во всяком случае, считается). Но ведь человек А — хороший, и его жена тоже хорошая. Однако, в случае чего, ее посадят, а он погибнет. Контрольный вопрос: почему из-за плохих людей должны страдать хорошие? Почему государство играет не за хороших? Почему ради ублюдков оно обрекает на пытку и тюрьму нормальных граждан?

А теперь обещанное домашнее задание. Пользуясь известной нами трехчастной схемой («невинные дети» – фантазирование – уговаривание), составьте сами не менее трех «аргументов» против легализации наркотиков по каждой из частей. Скомпонуйте из них микст в виде гневно-обличительной речи против наркотиков, которую (речь) вы могли бы произнести на собрании арканзасских домохозяек. Примените метод подстановки, вставив в эту речь вместо нелегальных наркотиков, на которые она направлена, легальные (табак, алкоголь). Получите несказанное удовольствие.

Глава 7 Пустой знак

Я не смотрел фильм Тарковского «Андрей Рублев». Но знаю, что, снимая кино, Тарковский стремился к максимальной достоверности всего, показанного на экране. И поэтому послал Ролана Быкова, который играл роль скомороха, добывать по архивам и библиотекам частушки того времени. Ему хотелось, чтобы с экрана скоморохи распевали подлинные тексты. Быков тексты добыл. Но Тарковского это ничуть не обрадовало, потому что использовать их в фильме было нельзя – частушки скоморохов оказались сплошь матерными.

Вот вам один из самых ярких примеров совершенно пустого, абсолютно бессмысленного, но крайне живучего общественного запрета, который транслируется из поколения в поколение – запрета на публичное произнесение некоторых звукосочетаний и написание определенных буквосочетаний. Которые иначе называют «плохими словами».

Предлагаю иную парадигму: «Нет плохих слов, есть глупые люди».

Глупые люди страдают комплексом неприятия мата. Я сталкивался с проявлением этого комплекса, этого тяжкого невроза довольно часто. Комплекс характеризуется тем, что активно отрицается носителем. Вернее, носители признаются, что комплекс у них есть, но отрицают, что это именно «комплекс». Слово «комплекс» их нервирует. Им больше нравится другое слово – «воспитание». Пойдем людям навстречу! Скажем так: «воспитание комплекса».

Такова уж судьба комплексов – носители признавать их в себе не хотят. «Нет-нет, у меня вовсе нет комплекса на фиолетовый цвет! Я его просто ненавижу до икоты. И, пожалуйста, не показывайте мне его! Не показывайте!!! Разве нельзя найти другую краску?»

«Просто ненавижу» в данном случае означает «беспричинно ненавижу». Точнее, небеспричинно, ибо причина у клинического невроза всегда есть и сидит, как правило, где-то в глубоком детстве. Здесь, наверное, лучше подойдет слово «необоснованно». Если у человека нет никаких логических оснований ненавидеть фиолетовый цвет, троллейбусы или определенные звукосочетания, и его коробит от них необоснованно, вот это и называется комплексом, то есть сильной паразитной программой, наработанной в глубоком детстве.