Подари мне семью - Алекса Гранд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жуткое состояние. Но куда страшнее рык, раздающийся позади и врезающийся в барабанные перепонки.
– Что ты сказала?!
Глава 36
Никита
«Не было никакого ребенка».
«Я все придумала».
«Иначе он бы от тебя не ушел».
Лютая дичь крутится у меня в башке, перемалывает внутренности в мясорубку и никак не хочет откладываться на подкорке.
Киры слишком долго не было, и я решил спуститься, чтобы проверить, все ли у нее в порядке. А в итоге стал свидетелем мерзкого признания, которое вывернуло меня наизнанку.
И теперь я стою, широко расставив ноги, сжимаю пальцы в кулаки и шумно таскаю ноздрями кислород, в надежде, что он поможет переработать скопившейся за грудиной шлак.
По новой переживаю полузабытые эпизоды. Прокручиваю в мозгу день, когда отрекся от Киры, и дохну то усиливающейся во сто крат вины.
– Что ты сказала, повтори!
Ору так, что сам глохну. Прохожие оборачиваются и крутят у виска, Семен воинственно расправляет плечи, я же сосредоточиваюсь на невозмутимом Дашином лице и с ужасом осознаю, что ей наплевать.
На то, что мурыжила меня столько времени. На то, что нагло врала. На то, что сломала несколько жизней.
– Я никогда не была беременна, Никита. Ни-ко-гда. Доволен? – скривив губы, произносит Дарья и нервно мнет ткань удлиненного серого пиджака.
Даже в таком положении очень стильная, но прогнившая насквозь. Пустая.
– Ну, ты и тварь, Даш.
Высекаю хрипло и чувствую, что скоро меня накроет. Разнесет в щепки. Размажет к чертям.
– Деньги решают все, Никита. Нужные связи, внимательные врачи, правильный диагноз. Я просто очень хотела, чтобы ты был рядом.
– Ты же понимаешь, что то, что ты сделала – ненормально. Это не любовь, это какая-то больная привязанность. Ты – психопатка. Тебе лечиться надо.
Вываливаю это все залпом и меняю объект гнева. Я не могу ударить женщину, прикованную к инвалидному креслу, зато могу обогнуть эту чертову коляску, оттеснить Семена в сторону и схватить его за грудки.
– Ты с самого начала обо всем в курсе был? И семейка ваша все знала, да?
– Да.
Беспечно подтверждает мои догадки Сема и вряд ли догоняет, что этим подписывает себе не подлежащий обжалованию приговор.
Жажда крови внутри меня достигает пика, требует выхода наружу, и я не могу ей противиться. Выбрасываю резко кулак, пробиваю короткий джеб и валю Семена на асфальт.
Осыпаю его градом ударов, мешу ногами и ожидаемо теряю контроль. Совсем не думаю о последствиях. О том, что могу превратить здорового человека в калеку. О том, что единственный, кто плыл по течению и кого надо винить в сложившейся ситуации – это я сам. О том, что, в конце концов, мне могут выкатить серьезный иск и даже завести на меня уголовное дело.
– Лебедев, ты что делаешь?! Прекрати!
– А-а-а-а-а!
На периферии слуха раздаются какие-то крики, но я их не различаю. Продолжаю раз за разом выплескивать боль, смешанную с грязью, и не чувствую такого необходимого сейчас облегчения.
Превращаюсь в поехавшего зверя, дуреющего от багровых капель на чужой коже, которого способен остановить лишь один человек.
– Никита, хватит! Хватит.
Кира. Ее я слышу во всей этой какофонии звуков и внезапно смотрю на себя ее глазами. Безумный, с горящим диким взглядом, со стесанными костяшками и с бушующим смерчем в душе.
Разве такой мужчина ей нужен? Разве такого спутника она заслужила?
– Прости.
Шепчу немеющими губами и опускаю руки вдоль туловища. Во рту мерзко горчит, конечности ходят ходуном, тремор усиливается.
Мерзкое чудовище. Кровожадный монстр. К которому не то что приближаться нельзя – его необходимо запереть в клетке.
Хочу поделиться с Кирой своим открытием, но не успеваю. Она отчаянно машет головой, подлетает ко мне и прижимает указательный палец к моим губам.
– Поехали домой, Никита. Пожалуйста!
Льнет ко мне теснее, не испытывая брезгливости. Гладит запястья. Обнимает. И меня от этого ее безоговорочного принятия отпускает.
Чернота постепенно отступает. Возвращаются утраченные маяки и постулаты. Становится стыдно за отвратительную вспышку гнева. Не перед Вершиниными – перед ней.
Так что я шумно выдыхаю, ощущая, как адреналин течет по венам, и присаживаюсь на корточки рядом с вытирающим кровь с подбородка Семеном. Достаю из бумажника несколько оранжевых купюр и кладу на землю рядом с ним.
– Вы же только на языке денег умеете разговаривать? Будем считать, что я компенсировал причиненный ущерб. Идет?
– Тебя ведь все равно не закроют?
– Нет. У меня достаточно влиятельных друзей.
Сообщаю Семену твердо и встаю на ноги, мечтая поскорее покинуть этот гребанный двор и забрать у агента задаток. Помогаю Кире поднять брошенную на асфальт сумку и стаканчики с безнадежно остывшим кофе и ровно на долю секунды застываю, когда между лопаток вонзается истеричное.
– Это ты псих, Никита! Ты! Катись к черту!
Даша кричит еще что-то обидное нам вслед, но мой организм опускает непроницаемую заслонку и блокирует наполненные бессильной яростью проклятия.
Вот так выстраивает защиту. Сегодня я хапнул более, чем достаточно. Теперь надо как-то уложить новые знания на полку и переварить всю ту дичь, что бурлит у меня внутри.
Обнять Киру. В сотый раз извиниться. И окончательно вычеркнуть семейство Вершининых из своей системы жизненных координат.
Дарья никогда не носила под сердцем моего ребенка и почти восемь гребанных лет притворялась, что горюет о его утрате. Нажимала на нужные кнопки, дергала за правильные струны и весьма виртуозно играла на моих слабостях.
Так что в этой ситуации я вправе снять с себя обязательства и забыть об обещании помогать ей
