Порт-Артур. Том 2 - Александр Степанов

Звонарев повел орудия далеко в обход и вышел почти к Голубиной бухте. Здесь русские и японские позиции разделяла пологая долина почти в четыре версты шириною. По дну ее, среди зарослей уже засыхающего гаоляна, вилась узенькая проселочная дорога. Японцы и русские косили тут гаолян на топливо и сено для лошадей. По молчаливому соглашению обе стороны не обстреливали этих отрядов фуражиров. Поэтому орудия, замаскированные под повозки, не привлекли к себе внимания японцев.

Вскоре взвод миновал последние русские заставы и оказался между враждующими армиями. Звонарев с Блохиным шли шагах в ста впереди, внимательно оглядывая местность. За ними, чуть погромыхивая, двигались пушки. Шествие замыкали пять человек.

Вскоре их обстреляли свои же.

– Вам глаза, что ли, позастило, аль вы не видите, в кого палите! – начали ругаться артиллеристы.

Не в меру рьяные секреты поспешили прекратить огонь. Наконец взвод добрался до небольшого перевала, откуда были хорошо видны все японские тылы у Высокой. Во впадине на половине горы собралось до двух полков, готовящихся к штурму. Было ясно видно, как японские солдаты и офицеры, лежа и сидя на земле, подкрепляли свой самурайский дух – коньяком. Из тыла к ним беспрерывно подходили все новые и новые резервы. К вершине горы ползли разведчики.

– Живо с передков! – скомандовал Звонарев.

Орудия осторожно сняли и на руках выкатили из высокого гаоляна. Отсюда до цели было около полутора верст. Блохин и Ярцев стали за наводчиков, Юркина же оставили при передках, чтобы в случае нужды поскорее их подать к орудиям. Ничего не подозревая, японцы заканчивали последние приготовления к атаке. Раздался резкий и протяжный звук военного горна. Солдаты вскочили и сплошной массой двинулись на гору. Прапорщик, стоявший несколько поодаль за кустарником, торопливо скомандовал:

– Прицел сорок, угломер триста-ноль. Орудиями – правое, огонь!

Воздух рассекли два резких выстрела, и снаряды с завыванием понеслись в атакующих. Несколько десятков убитых и раненых японцев остались на месте, остальные же бросились в разные стороны.

– Беглый огонь! – скомандовал Звонарев. Но солдаты без команды уже посылали снаряд за снарядом, поражая обезумевшего от страха и неожиданности врага. Японцы беспорядочной толпой выбегали из-за укрытия и тотчас же попадали под сосредоточенный огонь крепостных батарей. Множество трупов покрыло склоны Высокой.

Рыча от восторга, Блохин с Ярцевым давали выстрел за выстрелом. Звонарев, оглохший от непрерывного грохота, наблюдал в бинокль за происходящим впереди.

Было видно, как японские офицеры, избивая солдат шашками, старались навести среди них порядок, но никто не слушался. В этот момент с горы стремительно ринулась лавина стрелков и матросов. Остатки японцев в полном беспорядке бросились наутек. Высокая опять была отбита русскими.

– Патронов больше нет, – доложил Блохин.

– В передки! – скомандовал Звонарев.

Ездовые, стоявшие на ближнем отъезде, всего в пяти шагах от орудий, тотчас же осадили передки к самым орудиям, и в следующую минуту обе запряжки уже неслись вскачь по дороге. Опомнившиеся наконец японские батареи открыли огонь по уходившему взводу. Несколько снарядов, посланных японцами вслед, разорвались очень близко, осыпав землю свинцовым дождем. Почти у русских линий в переднем орудии была убита лошадь. Быстро освободившись от нее, взвод продолжал свой путь, хотя и замедленным ходом. Воспользовавшись этим, японские аванпосты решили захватить заднюю пушку и кинулись за ней.

– Вашескородие, разрешите пугануть их, – попросил Блохин.

– Валяй! – махнул рукой прапорщик.

Сняв орудие с передков, артиллеристы сделали вид, что хотят стрелять. Японцы опрометью бросились назад. Через пять минут взвод был уже в безопасности.

Когда Звонарев явился с докладом к Ирману, полковник ограничился лишь упреком в напрасной, по его мнению, гибели лошади.

Звонарев хотел было со своими солдатами вернуться на Саперную батарею, но его встретил Гурский и настойчиво просил повременить с уходом.

– Нам надо будет еще оборудовать позицию для минометов. Без этого Ирман вас не отпустит, – уверял лейтенант.

Звонарев согласился. Вместе со своими артиллеристами он поместился в одном из свободных блиндажей.

– Сегодня японцу перцу подсыпали малость, будет утесовцев помнить! – заметил Блохин.

– Всех вас я представляю к крестам, – ответил Звонарев.

– Ежели за всякую малость их давать, то скоро и вешать некуда будет! – бросил Блохин.

– Соснуть, что ли, пока тихо? – проговорил Юркин.

Скоро он и Блохин задремали.

Ярцев вытащил из кармана измятую, засаленную книжку и, шевеля губами, начал водить пальцем по строчкам. По его скуластому загорелому лицу разлилось выражение умиленного восторга. От удовольствия он иногда зажмуривал даже глаза, повторяя про себя понравившиеся ему выражения.

– Что ты читаешь? – спросил заинтересованный прапорщик.

Ярцев смутился.

– Так, пустяковые сказки, – ответил он нехотя.

Книжка оказалась «Русланом и Людмилой» в дешевом народном издании.

– Это же прекрасная вещь! Ты знаешь, кто был Пушкин?

– Великий стихотворец. Сказки у него, как песни, сами на голос просятся.

– Как это ты добрался до Пушкина?

– Я сызмальства остался сиротой. Поп один научил меня грамоте. Как-то попалась мне книжка господина Пушкина, с тех пор ровно свет увидел, все стишки его в голове вертятся.

– Оказывается, ты поэт! Сам-то стихи сочиняешь?

– Куда мне! Я вот наизусть хочу выучить «Руслана» и «Полтаву», а сам придумать ничего не могу, складу не получается, – печально вздохнул Ярцев.

– За проявленную сегодня храбрость я награжу тебя книгой Пушкина. Крест же получишь само собою.

– Вашбродь, Сергей Владимирович, по гроб жизни буду вам благодарен! – весь расцвел солдат, даже привстав от волнения. – Чем ни на есть, а отслужу вам! Креста же мне вовсе и не надо.

Было уже темно, когда появился Акинфиев. Он был утомлен и бледен.

– Пойдем ужинать, – пригласил он.

Звонарев охотно согласился.

Надя уже ждала их с ужином.

– Сережа сегодня отличился! – поспешил сообщить жене Акинфиев и рассказал о вылазке.

– Крест, значит, получите. То-то Варя обрадуется!

Она давно всем уши прожужжала о ваших подвигах.

– Ей, несомненно, надо бы надеть – эполеты. Нет ли у вас сочинений Пушкина? – перевел разговор Звонарев.

– Зачем вам? Варе, что ли, любовные послания в стихах писать? – удивилась Акинфиева.