Жилец. Смерть играет - Сирил Хейр

— Вы не возражаете, если я присяду за ваш столик? — произнес рядом приятный низкий голос.

Петигрю молча кивнул, не отрывая взгляда от газеты. Но прежде чем он успел дочитать до конца колонки, природное добродушие взяло верх над его притворной отчужденностью. В конце концов, это клуб, а не публичный ресторан, и он не хотел заслужить себе славу невежды. Он убрал газету с импровизированной подставки и взглянул на вновь прибывшего со всей возможной любезностью.

Со смешанными чувствами Петигрю увидел, что напротив водворился начальник полиции. Сначала его охватило крайнее раздражение. Само присутствие Макуильяма служило напоминанием о том самом предмете, которого он так старательно избегал. Но в следующее мгновение он ощутил облегчение. Он мало знал этого человека, но казалось естественным полагать, что человек его должности будет последним, кто станет обсуждать убийство, и Петигрю от всей души хотелось в это верить. Мельком оглядев зал, он увидел, что буквально все посетители повернули головы в сторону их столика, и понял, что шеф полиции поступил очень удачно (или предусмотрительно), выбрав себе в качестве компаньона по столику человека, который меньше всего хотел склонить его на разговор о злободневном событии.

Процесс поедания пищи совершался в полном молчании. Макуильям заказал себе еду и сразу же начал деловито с ней расправляться. За остальными столиками вновь возобновились разговоры, прервавшиеся было с его появлением, хотя и на более тихих тонах. С облегчением, странным образом смешанным с разочарованием, Петигрю уже начал думать, что закончит ленч, так ни словом и не обменявшись со своим соседом. Затем, как раз в тот момент, когда он сунул в рот полную ложку безвкусного крема, политого карамелью, который клуб почти неизменно подавал на десерт, его сотрапезник вдруг перегнулся через стол и заговорил:

— Вы не возражаете, если я задам вам один вопрос, мистер Петигрю?

— Нет, разумеется, нет.

— Сегодня утром я разговаривал с инспектором Тримблом, и у меня нет сомнений, что он снова обратится к вам. Но случайно застав вас здесь, я подумал, что могу прояснить себе мнение по делу, если вы не против.

Когда Макуильям намеревался проявить максимальную учтивость, он позволял себе проявить легкий шотландский акцент, лишь для придания своей речи выразительности. Петигрю, бывший истым англичанином, находил это несносным.

— Не имею возражений, — суховато сказал он.

— В таком случае не откажите сказать — вы, конечно, помните, что мистер Диксон звонил вчера насчет приезда сюда мистера Дженкинсона, чтобы он принял участие в концерте?

— Я слишком хорошо это помню. — Петигрю внутренне передернулся. Практически я сам долго с ним разговаривал.

— Но заказал машину у Фаррена именно мистер Диксон, это так?

— Ах это! Да, конечно, заказывал он.

Тогда такой вопрос: вы не припомните, кто присутствовал в комнате, когда делался этот заказ?

Петигрю старательно сосредоточился.

— Дайте подумать, — сказал он. — Разумеется, был я, потом мистер Эванс, миссис Бассет и… минутку — готов поспорить, что еще мисс Портес.

— Мисс Портес?

— Первая скрипка. Она тоже является членом комитета.

— Понятно. Кто-нибудь еще?

— Не думаю. Но дверь в комнату была в это время открыта, и я не уверен, что снаружи не находился кто-нибудь еще из музыкантов. Помните, репетиция только что закончилась, так что люди еще не покинули здание. Но я не обратил тогда на это внимания.

— Не могли бы вы сказать, был ли там мистер Вентри?

— Я совершенно уверен, что его не было. Он ушел гораздо раньше, до того, как нам удалось дозвониться до Дженкинсона. Помню, он был очень раздосадован, потому что Диксон отверг предложенного им кларнетиста взамен Збарторовски.

— Насколько я понимаю, он предлагал молодого Кларксона?

— Да, — несколько удивился его осведомленности Петигрю. — Именно его.

— Понятно.

Шеф полиции закурил сигарету и задумчиво уставился в пространство. Зал вокруг них постепенно пустел по мере того, как члены клуба перемещались в курительную выпить кофе.

— Вы не согласились бы, мистер Петигрю, выпить со мной кофе здесь? У меня, — он кинул взгляд на часы, — есть еще пять минут и…

— Вовсе нет, разумеется, — уверил его Петигрю, который также стремился поскорее закончить беседу.

— Строго говоря, — продолжал Макуильям, — мне не следовало бы расспрашивать вас, поскольку, как я сказал, расследование поручено инспектору Тримблу. Он очень… чрезвычайно добросовестный офицер, — Петигрю показалось, что при этом старший констебль подмигнул, — и я уверен, что вы окажете ему всяческую помощь. Может, для него будет лучше, когда вы с ним увидитесь, чтобы вы не говорили ему, что мы вот так с вами разговаривали.

— Я вас понимаю.

— Я так и думал. А теперь, как вы думаете, вы могли кому-то сказать об этом заказе на машину?

— Я думаю, да. Я уверен, что сказал об этом своей жене.

— О чем именно?

— Да насчет всей этой истории про кларнетиста, которого мы должны были достать вместо проклятого поляка. Мне пришлось здорово потрудиться в тот день и чертовски трудно договариваться с Дженкинсоном, когда я наконец до него дозвонился, и…

— Но говорили ли вы миссис Петигрю или кому-либо еще, что заказали у Фаррена машину, которая должна встретить Дженкинсона в Истбери с поездом семь двадцать девять?

— Господи, нет, конечно!

— Этого я и боялся. — Макуильям вздохнул, по всей видимости ожидая, что Петигрю как-то отреагирует на его замечание, но, тщетно прождав какое-то время, наконец спокойно сказал: — Если можно так выразиться, мистер Петигрю, вы демонстрируете необычную отчужденность.

— Я вас не понимаю, — напряженно заметил Петигрю.

Он прекрасно все понимал и в то же время знал, что Макуильям знает это, и извлекал из этого некоторое удовольствие. «Странно, — подумал он, — каким выразительным может быть внешне неподвижное лицо! Этот парень говорит мне, что я лгу, и при этом и глазом не моргнул. Интересно, как это ему удается?»

— Я имел в виду, естественно, — уточнил начальник полиции, восхитительное равнодушие, с каким вы удовлетворялись ответами на мои вопросы. Большинство людей на вашем месте не удержались, чтобы спросить, к чему они.

— У меня есть небольшой опыт в том, чтобы задавать вопросы и отвечать на них, — невольно объяснил Петигрю.

— Небольшой опыт, понятно. — Макуильям, по-видимому, был невероятно удивлен этим признанием, хотя на его лице ни один мускул не дрогнул. — Думаю, вы знакомы с моим другом Маллеттом из Нового Скотленд-Ярда?

— Да, — угрюмо ответил Петигрю, чувствуя себя загнанным в угол.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я скажу вам, что он очень высоко отзывался о вашем уме?

Это было последним ударом. Не сам комплимент, а мягкий укоризненный тон, которым он был произнесен, доконал Петигрю. Внезапно ему захотелось рассмеяться вслух и обнять этого странного выдержанного полисмена, как мужчину и брата.

Вместо этого он спросил:

— Скажите, старший констебль, вы играете в шахматы?

— Немного. И — чтобы не подражать вашей отстраненности — почему вы об этом спрашиваете?

— Я просто думал, на сколько ходов вперед вы способны видеть.

Мужчины несколько секунд глядели друг другу в глаза, а затем одновременно рассмеялись.

— Думаю, можем считать игру законченной, мистер Петигрю. — Макуильям вновь стал серьезным. — Я понимаю ваши чувства, но у меня сильное убеждение, что вы можете нам помочь. Мистер Маллетт часто рассказывал мне…

— А Скотленд-Ярд тоже будет расследовать это дело?

— Боюсь, что нет. Я не хочу обескураживать Тримбла в его первом серьезном деле, а он чрезвычайно самолюбивый человек. Надеюсь, наше отделение сможет самостоятельно провести всю необходимую розыскную работу. Но только я считаю, что в этом деле кроется нечто более глубокое. И вот здесь вы можете принести пользу.

Петигрю кивнул. Не отдавая себе отчета в том, как это произошло. Теперь то, что казалось ему немыслимым еще полчаса назад, представлялось самым естественным.

— Конечно, — говорил Макуильям, — это только мое ощущение. У нас собраны далеко не все факты — просто несколько фактов подобно тем, о которых я вас спрашивал, — и, возможно, когда все они соберутся вместе, дело окажется довольно простым. Но не думаю, что я ошибаюсь. — Он снова взглянул на часы и поднялся. — Мне пора в офис. Вы, вероятно, пожелаете узнать обо всех обстоятельствах дела, которые нам удалось собрать на этот момент.

— Я могу пойти вместе с вами и забрать материалы? — спросил Петигрю, тоже вставая. — У меня сегодня свободный день.

— Разве я не сказал вам, что Тримбл очень чувствительный человек? — с упреком произнес старший констебль. — Я ушел и сейчас буду возвращаться, проходя у него перед окном. У него сердце разорвется, если он увидит, что я кого-то привел у него за спиной.