Украина: политика упущенных возможностей - Дмитрий Табачник

— И не собираются этого делать. Понимаете, Джордж Оурэлл очень правильно писал в «Скотном дворе»: «Все животные равны, но некоторые, имея в виду свиней, еще равнее». Ну и, кроме того, перед кем было извиняться, если США реализовали свой проект и своего, так сказать, ставленника привели к власти? Так что с точки зрения американской дипломатии проект дискредитации Украины «Кольчуга» был абсолютно успешным: Украину выбросили с рынка вооружений — одного из самых доходных, затем заморозили в стране инвестиционный климат, сделали, так сказать, страну более зависимой от Соединенных Штатов, дискредитировали тогдашнюю украинскую власть, Кучму. А после всего организовали вспышку «оранжевого» энтузиазма.

— «Оранжевую» революцию вы тоже считаете проектом?

— Не только я. Все эти цветные революции, начиная от Балкан и заканчивая Закавказьем и Азией, сделаны по абсолютно одинаковой технологии. Совпадают и лозунги, и источники финансирования из разных так называемых фондов общественных организаций.

Поэтому во время ноябрьских событий 2004 года в Киеве у меня было осознание хорошо отрежиссированного путча, в котором массовкой сделали огромное количество искренних и увлеченных людей.

«Пренебрежение к закону — основная черта политической деятельности Ющенко и его сторонников»

— Вы их обвиняете в том, что произошло далее?

— Нет! Считаю, что самая большая вина перед современной историей Украины и Президента Кучмы, и тех, кто возглавлял тогда силовые и правоохранительные органы, в том, что власть продемонстрировала нежелание бороться и защищать Конституцию законным путем. Они, по меткому выражению князя Талейрана, совершили «больше чем преступление — ошибку».

В демократической Венгрии более 160 дней пикетировали парламент, офис премьера Ференца Дюрчаня, но полиция не дала оцепить государственные учреждения и блокировать их деятельность. То есть пикетировали, митинговали, шумели, но работе не препятствовали!

— А как надо было защищать Конституцию законным путем?

— Закон о выборах не предусматривал никакого третьего, дополнительного, тура выборов. Поэтому выбор народа надо было защищать.

— Но оспорить результаты второго тура тогдашняя оппозиция имела право?

— Нет! По закону — не имела. Окончательное решение по тогдашнему Закону «О выборах Президента» принимала Центральная избирательная комиссия. И писали, кстати, действовавший в 2004 году закон, надеясь на легкую победу, активные деятели «Нашей Украины». В первую очередь, Юрий Богданович Ключковский. Именно ему принадлежит авторство нормы, согласно которой результаты выборов нельзя оспорить в суде!

То есть с формально-правовой точки зрения решение Верховного суда о проведении третьего тура президентских выборов является чистым беззаконием!

Пренебрежение к закону — это основная черта политической деятельности Ющенко и его сторонников. Именно поэтому они так боятся Тимошенко, потому что знают: она владеет этим же инструментарием и может с помощью своих сторонников заставить их подчиниться своей воле вопреки закону.

То есть как выходцы из одного гнезда они понимают, что, нарушив единожды закон, они стали значительно более уязвимы, беззащитны, поскольку генезис их власти основан на беззаконии. Поэтому они понимают, что его надо отстаивать — попранием Конституции и законов, различным крючкотворством, интригами!..

— Отстаивать пока еще есть что. Но не окажется ли, что не будет где…

— Я все-таки оптимист! Надеюсь, что будет создана работоспособная коалиция в Верховной Раде, которая изменит Конституцию, и Украина станет парламентской республикой, где, еще раз подчеркиваю, цена ошибки будет измеряться не пятью годами, а может быть исправлена гораздо быстрее — без потерь в экономике, без потерь в моральном климате… Без разрушения общества!

— Коалиция в составе БЮТ и Партии регионов?

— Коалиция между БЮТ и Партией регионов — тот союз, который сегодня позитивнее всего воспринимается и поддерживается обществом, даёт шанс к примирению страны, к объединению Востока и Запада.

— И кто будет спикером при этом?

— Думаю, что это вообще второстепенная задача, потому что, имея за спиной 330 мандатов, можно без труда проводить заседания парламента и эффективно конструировать законодательную базу. Я бы желал счастья Виктору Януковичу или Александру Лавриновичу! Но это моя субъективная точка зрения.

— Счастья — в кавычках?

— Нет… Опираясь на такую коалицию, работать председателем парламента — действительно счастье для человека, потому что можно решить большинство проблем страны, создавая современное законодательное поле. Ну, по крайней мере, «невпихуемое» он бы не стал проталкивать! И не превращал бы стенограмму парламента в подобие сборника афоризмов или неологизмов.

«Когда я отдал Петру Шелесту гонорар за его выступления, он расплакался — денег оказалось больше, чем пенсия члена Политбюро ЦК КПСС за год»

— Строги вы, Дмитрий Владимирович. В студенческие годы, штудируя мемуары выдающихся личностей, думали ли, часом, что и вам придется быть причастным к истории?

— Нет, в советское время, когда я учился в Киевском университете, ничто не предвещало возможности моего участия в большой политике. Происхождение у меня было рядовое, из семьи инженеров.

— И кто же вас историей увлек?

— Про историю Римской империи как наиболее правильно организованного и долго просуществовавшего государства много рассказывала моя прабабушка, мамина бабушка Наталья Францевна Глебова. Она окончила Институт благородных девиц, знала несколько языков, получила хорошее гимназическое, а потом высшее образование. Вообще была человеком блестяще эрудированным. С сожалением часто сравнивала Россию до революции 1917 года и после. Что мою маму, ее внучку, приводило всегда в изумление и в большое напряжение. Она говорила: «Бабушка, не рассказывайте ребенку… Он с этим пойдет во двор, и вы знаете, чем это может закончиться». Закончилось это тем, что я поступил на истфак, хотя мои родители были против: они все время хотели, чтобы я приобрел какую-то техническую специальность. Тем более что в этом могли мне помочь: у мамы работали родственники на больших должностях в Киевском политехническом институте, а дед, полстолетия преподававший в Сельхозакадемии, там всех знал. Были родственники и в Киевском инженерно- строительном институте, который заканчивали мама и другой дед. То есть это было нормальной советской традицией: поступать с подстраховкой.

— А вы пошли без подстраховки в университет?

— Я трижды туда ходил, то есть поступал. Однажды, после двух попыток, встретил в коридоре своего будущего декана профессора Кизченко Анатолия Федоровича. «Как вам не стыдно поступать на вечерний? — спросил меня декан. — Разве для парня это нормально — вечернее образование?» А я тогда уже был пролетарием, год работал, хорошо зарабатывал, поэтому ответил: «Анатолий Федорович, как же поступать на стационар, если у вас ещё в феврале конкурс родителей закрыт?» Он оглянулся — в коридоре старого красного корпуса никого нет — и говорит: «Поступайте на стационар! Я вас запомнил еще с прошлого года, гарантированно пройдете…»

Я не придумал ничего лучшего, как спросить: «Правда?» Он говорит: «Сегодня же не первое апреля». Повернулся — и ушел. А летом я поступил в университет.

— Дмитрий Владимирович, а как вам удалось с опальным в то время в Украине Петром Шелестом подружиться?

— У нас на факультете на пару курсов старше учился внук Шелеста — Петр Борисович. Я с ним дружил, много расспрашивал о деде. Как-то он сказал: «Слушай, что я буду пересказывать? Давай я тебя познакомлю с дедом…» Это как проверочный тест: побоишься или нет? В Украине тогда царствовал Щербицкий, и общаться с опальным Шелестом вроде было небезопасно. Но я согласился.

В 1987 году поехал к Петру Ефимовичу первый раз. Впоследствии часто бывал у него на даче под Москвой. А в 1989-м (Щербицкий еще был первым секретарем ЦК Компартии Украины) я предложил Петру Ефимовичу такой проект — коммерческий и политический: вернуться в Киев и прочитать несколько публичных лекций — как он видит историю Украины.

Шалест сначала немного колебался, а потом согласился, и через первые НТТМ — научно- технические центры молодежи при комсомоле — мы с ним запустили такой бизнес-проект. Первый и в его, и в моей жизни. Петру Ефимовичу тогда был 81 год, мне — 25. Мы арендовали огромный зал на полторы тысячи мест в Киевском институте инженеров гражданской авиации, афиши отпечатали!..

И провели пять вечеров «Петр Шелест о себе, о времени, об Украине». Билеты продавали, потому что нужно было заплатить за аренду зала, за печать билетов и афиш. Но успех оказался совершенно ошеломляющий! Например, сначала мы договорились об одном выступлении в субботу, но приходилось проводить два, в 12 и 16 часов — столько было желающих. Как на концерте московской звезды! Я выходил на сцену, представлял Петра Ефимовича, рассказывал его биографию, чем он занимался с 72-го по 89-й год. Это время, почти 20 лет, когда он ни разу не был в Украине. После меня на сцену выходил Петр Ефимович. Сначала рассказывал, а затем просто отвечал на вопросы зрителей. Вскоре проект завершился. Я пришел к нему в гостиницу, мы отметили наш успех, пропустив по рюмочке, и я передал Петру Ефимовичу гонорар за выступления. Он… расплакался! Потому что денег оказалось больше, чем пенсия члена Политбюро ЦК КПСС за календарный год. У него пенсия была около 400 рублей. А в Киеве тогда Петр Ефимович заработал, по-моему, пять тысяч.