Не верь глазам своим - Нинель Лав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она развернулась и пошла в глубь салона в «хозяйский кабинетик».
А «Илюша» постоял, помялся и с букетом и неврученным подарком вышел из салона.
Он ожидал слез, упреков… скандала, криков, но не спокойного, отстраненного равнодушия…
«— Неужели она меня разлюбила? Совсем… — подумал он и почувствовал, как тоска одиночества и отчаянное сожаление утраченного вгрызаются во внутренности…»
Вернувшись в свой особняк, он слонялся по огромному дому, и дом казался ему пустым и холодным, а он когда-то мечтал о детях, веселом смехе, «куче» родных и близких людей в этом доме, о праздничной толчее и щедром, «фамильном» застолье, о тихих семейных вечерах у камина в обнимку с любимой и любящей его женщиной… его, а не его деньги! а вот теперь его «любимая женщина» с их ребенком уходит от него… а он ее уже не любит и не хочет… и уже вряд ли когда-нибудь он найдет свою ту единственную, любимую, без которой он не сможет жить… Но почему же ему так плохо? сейчас… когда он уже почти потерял свою бывшую и когда-то любимую им женщину, и своего еще не рожденного сына, и надежду на настоящую семью потерял с уходом из его жизни этих двух самых дорогих и близких ему людей…
В полной мере Илья Семенович прочувствовал потерю любви «своей женщины»… (он перестал ее любить… она перестала его любить… и они оба стали несчастными — «что имеем — не храним, потерявши — плачем!»)… только тогда, когда не ощутил рядом с собой теплоту ее тела, ее заботу и ее любовь, он почувствовал пустоту и одиночество, и это удручающее состояние лишало его желания что-то делать, к чему-то стремиться… Он впал в уныние, два дня не выходил из дома, не отвечал на звонки, пил, пытаясь заглушить боль от потери семейного счастья…
63. Октябрь. Семь месяцев беременности
— Ну, ты, отец, даешь! — недовольно глядя на пустые бутылки, Глеб расхаживал по кабинету, в котором два дня «заливал горе» Илья Семенович. — Все тебя обыскались, а ты расслабляешься!
Мужчина поднял на сына несчастные, запавшие от горя глаза, и сын тут же растерял весь свой задор…
— Ты чего, бать? Чего так переживаешь? — Глеб сел рядом с отцом на диван, приобнял за плечи. — Ты же сказал, что ее не любишь… что давно все прошло. Или все-таки любишь?
— Не знаю… — Илья Семенович наклонился, взялся руками за голову. — Без нее совсем пусто… словно кусок сердца оторвали… болит.
— Это да… болит. Только когда теряем, понимаем, что без них жить не можем… Я за ум взялся, только когда испугался, что Иришка не простит мне моих загулов и уйдет с дочкой… Как представил, что я один остался в пустом доме, как ты сейчас… хоть волком вой от тоски по ней… еще недоволен был, что своей заботой доставала, а оказалось, что без ее любви и заботы жизни нет — все серое, скучное, одинокое…
— И мне без них, хоть в петлю… Две недели на вилле настоящей семьей жили — твоя Снежка нам, как дочка была — ни минуты покоя… Душа радовалась на них глядя, и с сексом все нормально было — кроме нее никого не надо! А сюда вернулись… будто дверь в душе захлопнулась — стал жестким, циничным, ничего кроме работы не нужно! Как так? Почему? Да еще этот тест — какой я отец! — один случайный перепих, и вся прежняя жизнь под откос!
— Сам же говорил, что дети появляются, когда ты их совсем не ждешь!
— Это точно! Томка думала климакс… — скривился усмешкой Илья Семенович, — а оно вон как… сын!
— И дочь.
— Точно… Лучше не напоминай!
— Как это? Ты ее что признавать не хочешь? — насторожился Глеб.
— Мне не до нее!
— Подожди! Девчонку скоро выписывают, документы надо оформлять и забирать ее!
— Куда забирать? — вскинулся «хозяин жизни», разводя руки в стороны. — Я один! Пусть мамаша забирает!
— Не хочет Динка ее забирать! Придется тебе — говорил, что своего ребенка не бросишь! На меня орал, когда я отказаться хотел…
— А он только на словах такой… правильный и надежный мужчина, а на деле — пшик! — Ирина остановилась в дверях кабинета и презрительно скривилась. — Правильно, что мама вас бросила! Врун вы! И сволочь!
— Ир! Ну, ты полегче! — стал сын на защиту отца.
— Не надо, сын, она права! Врун, потаскун и сволочь — это я! — согласно кивнул Илья Семенович. — Тащи — выпьем за это!
— Вот-вот, только на это и способны! А свои слова я могу обосновать! Сволочь — потому что бросил беременную женщину! врун — потому что обещал жениться и не женился! изменник — до чего дошел в своих загулах: не стесняетесь вслух говорить, что предпочитает грудастых и раскованных шлюх! пьянь — два дня не просыхает! Мне мама рассказывала, как вы пили, когда она вас бросила! Все повторяется! Напейтесь, ползите к ней, ставьте опять свое условие: «брошу пить и стану человеком, если останешься моей любовницей»! «Ставки сделаны, господа!» — тогда ваша ставка выиграла джекпот — мама осталась с вами, потому что любила вас — очень! а вы это не оценили — размазали ее любовь по жизни на двадцать пять лет, а могли бы жениться и быть счастливым, с кучей детишек от любимой женщины! Вы выбрали другое — свободную от обязательств жизнь, нелюбимую жену и измены на стороне! Это ваш выбор! Чего же вы теперь так распереживались? Вас никто не обманывал, вам никто не изменял, вас никто не бросал — всё это сделали вы! Сами! А теперь плачете! Так вам и надо! Нисколечко вас не жалко! Пожинайте то, что посеяли!
— Ириш, ну ты уж совсем то отца не добивай! — Глеб покачал головой, хотя в душе соглашался с женой — «что посеешь, то и пожнешь!». — Видишь, человек переживает.
— Вижу, что он пьет! — презрительно дернула Ирина плечиком. — Горе заливает!
— Ну, не без этого! — виновато
