Осколки: коготь Зверя (СИ) - Майя Чернышева

Я придумал блистательную легенду о хитром капитане Адаме Горне, изменившем своей девушке с ведуньей Долорес О’Салливан и бросившем ее, отважном принце Алане и его подручной Маргарите Прикер, решивших раскусить подлеца и поплатившихся за свою любовь к правде заключением в Карцере. Изменника постигла суровая кара в виде удара током от сломанной Долорес проводки, а нам повезло спастись благодаря моей исключительной находчивости и колдовству Маргариты, которое усилилось на фоне сильнейших переживаний.

Не самая правдоподобная история, признаю. Но мне поверили. Маргариту никто не стал бы слушать. Ей вообще повезло оказаться под полной опекой Элины и вовремя убраться из школы Ронетт.

Впрочем, она сама не дала никаких показаний. И от нее вообще не могли добиться ни единого слова, как бы ни уговаривали и ни старались.

* * *

Последующий месяц напоминал лихорадочный бред.

В первые часы после происшествия верховный жрец Вигге выступил с пламенной проповедью, в которой обличал всех, кто имел несчастье стать его недругами. Он обвинял союз Познания в том, что те сохранили за директрисой Сагх пост главы школы Ронетт; самой госпоже Клариссе досталось за излишнюю мягкость в подборе учителей и составлении учебного плана; а какими эпитетами он наградил всех юных сестер, мне теперешнему и вспоминать стыдно. Не то чтобы население Измерения отличалось поголовной религиозностью, но когда совершено жестокое убийство руками той, чья мать была заподозрена в не менее жестоком убийстве не так уж много лет назад, то для рационального мышления и логики в разуме, затуманенном паникой, просто не остается места.

Результаты не заставили себя долго ждать. Тем же вечером на всех вертикальных поверхностях, расположенных рядом со школой Ронетт появилась одна и та же надпись.

Сестра ответит за Сестру

Разумеется, только отбитый на голову осмелился бы напасть на ведунью. Но продавать ведуньям товары, давать им работу и даже просто находиться с ними рядом на одной улице в вечернее время перестали. Если вы видели, как по совершенно пустой мостовой быстрым шагом идет женщина, спрятав лицо, можно даже было не сомневаться в том, кто был перед вами.

Госпожа Кларисса отказывалась от комментариев. Казалось, она будто приняла на себя роль жертвы, надеясь, что это отведет беду от ее учениц. Это порождало еще больше вопросов и подозрений даже среди защитников ведуний.

Директриса Сагх готовит побег? Почему она не стоит за своих девочек, как стояла раньше? Кларисса вообще намерена хоть что-то предпринять?

Чародеи же напротив изошлись сладчайшим ядом. Госпожа Пембрак в ужасе закатывала глаза и трагичным шепотом сообщала, что даже помыслить не могла повторения трагедии, пусть и в меньшем масштабе. Она увиливала от прямых ответов, но ясно давала понять: ей не нравится поведение коллеги от слова «совсем». И не будь она директрисой школы Эйлин, если не предпримет решительных действий ради блага как своих учениц, так и учениц госпожи Сагх, если та «… решила пренебречь своими обязанностями в столь критический момент».

Нам, первокурсникам, было доверено вместе с матерыми гвардейцами патрулировать улицы. И среди них не было согласия. Лично я попал в две смены: в первой пожилую женщину чуть не арестовали за то, что та тихонько бранилась, считая деньги на ходу; во второй — юную сестру-первокурсницу спасли от пьяного вдрызг простака, вручили ей конфету и велели убираться назад в школу, пока «не дошло до беды».

Ожидание хоть каких-либо действий от властей невероятно раздражало всех. Особенно ярко это проявилось в нашей команде. Фланн и Томас чуть не сцепились в коридоре после отбоя. Когда мы с Тиннакорном и Ленардом разнимали их, Бернадотт рычал на свою жертву на языке Пустошей:

— А ты рад будешь, если девчонок сошлют ко мне домой? О благе он думает?! О том, как жопу нашему принцу вылизать, ты думаешь! И не смотри на меня, урод! Я знаю, что ты меня понимаешь!

Последние слова были обращены ко мне, но я сделал вид, что не понимаю ни одного слова. Но когда мы с Ленардом шли назад в комнаты, мне удалось отвести душу:

— Фланну бы стоит преподать урок!

В полумраке коридора глаза Ленарда полыхнули настоящей ненавистью. Он прошептал, точнее прошелестел губами на Высшем наречии:

— Это был ты. Не Адам. Я все знаю.

Мне захотелось врезать очередному всезнайке-правдолюбу по зубам. Вместо этого я широко улыбнулся ему и ласково спросил:

— Ты надышался отварами на дежурстве, Свен? Иной версии того, почему твой умишка породил эту нелепицу, у меня нет.

— Ты отсылал меня в выходные, запрещал ходить за тобой в мастерские, — продолжал шелестеть Ленард. — Благодетель меня побери и больше не возвращай, это был ты, мелкий…

Договорить он не успел. Быстрым и аккуратным движением я припер того к стенке и зашипел на ухо:

— Ты же вроде единственный сын у мамы? Плакался в мотивационном письме, что после смерти отца должен содержать старушку в одиночку? Интересно, что она скажет, если вылетишь с работы?

— Угрожаешь? — прямым немигающим взглядом посмотрел он на меня.

— Ничуть! Просто описываю перспективы! — саркастически рассмеялся я. — Сквайр принца Нилиона позволяет себе такую роскошь, как оставлять пост! И по его немому согласию тот встречается с кем хочет и творит что хочет! Да тебе даже оправдаться не дадут!

— Ты же сам велел мне… — хрипел Ленард.

— Где это прописано или указано? Это я могу рассказать во всех подробностях, как ты нелепо и жалко пытался ухлестывать за принцессой Элиной! Это я могу очернить тебя в глазах отца, просто упомянув, что в то утро был абсолютно один без помощи своего верного сквайра, который должен был меня защищать, потому что тот напился прошлой ночью!

Ленард замолчал. Ему было по силам затеять драку. Разумеется, делать этого он не стал.

— Есть много нош, что нам нести по жизни, друг мой, — расправил я складки на рубашке. — Думаю, ты справишься с тем, что в гибели Адама Горна есть и твоя доля вины.

Когда я уже почти зашел в свою комнату, то услышал шепот Ленарда:

— Король Эйл не хотел, чтобы я был просто сквайром. Он надеялся, что я стану твоим компаньоном и другом. Рассказывал мне, что не может все время уделять тебе, а ведь его сынок такой впечатлительный и ранимый. Так страдает после смерти мамы. Если бы он только знал…

— Он не узнает ничего и никогда, — отрезал я и захлопнул за собой дверь.

На следующее утро мы проснулись от новости, что гремела по всему