Ливонское зерцало - Сергей Михайлович Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако куклой дело не закончилось. В другой раз обнаружил Николаус битое стекло у себя под простыней, много стекла — несколько горстей. Опять же случайно он это обнаружил: увидел, что постель будто бы смята, стал поправлять и услышал, что тихонько скрипнули на тюфяке осколки стекла. Поднял простыню, а там...
Это уж было выше его сил — терпеть такое. Кто бы это ни был, зложелатель его, — Фелиция или не Фелиция, — следовало обратить коварство ночного гостя (или гостьи) против него самого. Николаус осторожно собрал это стекло и, отвернув край гобелена, бросил осколки на пол в потайной коридор.
Он не удивился, когда на следующий день госпожи Фелиции на людях не увидел. Спросил у слуг, не уехала ли куда-нибудь спозаранок баронесса. Слуги же сказали ему, что госпожа Фелиция где-то поранила йогу и под утро к ней вызывали лекаря из деревни. Узнав об этом, Николаус не без внутреннего торжества подумал, что вряд ли Фелиции в ближайшие дни удастся дуть в первую дудку. Он недолюбливал Фелицию в той же мере, в коей она недолюбливала его.
Глава 40
Хочешь мёда — ищи пчёл
артина принесла целую корзину лекарственных растений, которые собирала по просьбе Ангелики с утра после росы, и теперь в покоях Ангелики девушки разбирали собранные растения, небольшими пучками раскладывали их для просушки на рушниках. За этим делом, любезным сердцу юной хозяйки, они время от времени заглядывали в толстую рукописную книгу, какую дал Ангелике на несколько дней пылауский лекарь Лейдеман. Рисунки и описания они пропускали, но Ангелика внимательно прочитывала всё, что написано было о действии растения, какое оказывает оно на хворого или здорового человека. Лекарь Лейдеман слыл большим знатоком целительных растений и много лет составлял эту книгу, сам делал рисунки, описывал свойства, указывал немочи, при которых данные растения много раз использовал. Он мечтал когда-нибудь найти время и средства, чтобы поехать в Ригу или в Гамбург и книгу свою издать. Каждому лекарю был бы полезен в деле его самый полный из травников — составленный с усердием и любовью травник Пауля Корнелиуса Лейдемана.
От взгляда Мартины, повидавшей в этой жизни всякого — и хорошего, и плохого (больше, конечно, плохого), — не укрылось, что более обычного была задумчива Ангелика, что, помимо трав и травника, нечто более важное сейчас занимало её мысли. Трудно ли было Мартине догадаться, о чём думала Ангелика, юная дева, трудно ли было ей, сметливой, увидеть то, что уже увидели в замке, пожалуй, всё?..
— Я встретила только что господина Николауса, — поведала Мартина. — Возле книг его видела, когда проходила по залу. Мне показалось, он искал вас, госпожа.
Мартина не ошиблась: юной госпоже Ангелике интересна была эта новость, очень интересна.
Ангелика спросила:
— Почему же именно... показалось тебе, что он искал меня?
— Мы с вами часто бываем вместе, госпожа. И Николаус это знает. Увидев меня, он принялся озираться. Не иначе, он вас стал искать взглядом. И в глазах у него, я видела точно, мелькнула надежда. И ещё я, кажется, разглядела у него в глазах предвкушение радости, — всё более подробностей припоминала Мартина, видя, как явственнее рдеют щёки юной госпожи. — Я думаю... я не сомневаюсь, господин Николаус очень бы обрадовался, увидев вас.
Ангелика ниже склонилась над корзиной. Локоны светлых волос соскользнули с плеч и закрыли её лицо.
— Так позови же его к нам, Мартина. Чтобы не было скучно.
Служанке не надо было говорить дважды. Быстрокрылой птичкой она сорвалась с места и упорхнула. Спустя минуту Мартина уже звала Николауса на женскую половину.
Гостя посадили на стул посреди комнаты. А сами сидели на полу, занимались делом.
Книга уважаемого лекаря Лейдемана покоилась на массивном резном пюпитре.
Велели Николаусу рассказывать что-нибудь смешное или поучительное, но ему, как на трёх, ничто смешное или поучительное не шло в голову, он рассказывал им какие-то байки, слышанные от местных крестьян и слуг, от знакомых кнехтов, однако большей частью молчал. Его не прогоняли, потому что даже когда Николаус молчал, с ним девушкам не было скучно; наверное, потому, что он с какими-то особенными вниманием и уважением умел слушать и смотреть.
Разложив на отдельном рушнике цветки ромашки, Ангелика заглянула к Лейдеману:
— Здесь написано, что Kamille весьма гармонирует с природой человека, что полезна она при очень многих болезнях, и автор даже затрудняется назвать недуг, при лечении которого Kamille не могла бы быть востребованной. «А здоровому человеку отвар цветков её поможет против утомления».
Потом она достала из корзины длинную веточку растения с продолговатыми ланцетовидными листьями и с пурпурными или фиолетовыми цветками в поникших завитках.
— А это что за растение? Я много раз его видела, но названия не знаю.
— У нас его называют raunioyrtti, — взяла такую же веточку Мартина. — А господин Лейдеман, я слышала, называл его Beinwell[76] и очень хвалил — поэтому-то я его и собрала. Что о нём написано? Прочтите, госпожа.
Ангелика перевернула несколько страниц:
— Написано, что принимают его при болях в спине, вызванных резкими движениями, к примеру, воинскими упражнениями, борьбой или... чрезмерным усердием с женщинами...
Девушки, оглянувшись на Николауса, засмеялись.
Улыбнулся и он.
Он всё смотрел на Ангелику — как она была хороша. Не мог глаз отвести — так красота её была притягательна. И радовался за неё — что не скучно ей было за этим делом скучным, за разбором растений, за разбором цветков. Николаус давно уже понял: Ангелика очень любит цветы. Она и сама как цветок — в этом мог убедиться каждый, хоть раз взглянувший на неё. Сейчас, рассматривая цветки Beinwell, девушка так замечательно смеялась, что Николаусу показалось — от чудного смеха её вот-вот зацветёт под ним стул и оживут растения, изображённые на старинных, весьма выцветших уже гобеленах. Она с такой любовью смотрела на цветы, с такой нежностью выкладывала их из корзины, что Николаусу самому захотелось стать каким-нибудь цветком и
