Клятва ненависти - Лайла Джеймс

На четвертый день ее тело было сухим и горячим. Джулианна издала болезненный стон, ее глаза распахнулись. 

— Ты меня ненавидишь? — прохрипела она.

Я напрягся от вопроса. Это был первый раз, когда она обратилась ко мне напрямую с тех пор, как у нее началась лихорадка. У меня перехватило дыхание, когда Джулианна подняла руку и взяла меня за щеку. Ее большой палец прошелся по моей челюсти, а затем по нижней губе. 

— Не… ненавидь… меня.

Мое горло сомкнулось. 

— Джулианна, — я практически задыхался от ее имени.

Мое сердце сильно забилось в груди.

Это чертовски больно.

Ее слабый голос.

И какой хрупкой она была.

Ее усталые глаза были полны чистого отчаяния.

Вместо ответа я натер ее потрескавшиеся губы вазелином. Как я делал несколько раз за последние четыре дня.

— Пожалуйста, — умоляла она, прежде чем уткнуться лицом мне в шею.

Ее губы коснулись пульса в моем горле. Джулианна тяжело вздохнула. 

— Мне нравится… как ты… пахнешь. Это утешает… меня. Не оставляй меня, — тихо призналась она, и в конце ее голос сорвался.

— Ш-ш-ш, я здесь, — успокоил я ее лихорадочное «я». — Никуда не пойду. Ты просто спи и сосредоточься на выздоровлении.

Джулианна издала слабый горловой звук. 

— Киллиан…

— Да.

— Я бы хотела... чтобы наша история была другой, — сонно прошептала она. — Я бы хотела, чтобы ты... не ненавидел меня и чтобы... я не лгала тебе. Я бы хотела, чтобы мы могли начать все сначала. Джулиана и Киллиан.

Моя рука обвила ее, моя грудь содрогалась от прерывистого дыхания. 

— Я тоже этого хочу, принцесса.

Я не знал, слышит ли она меня, потому что, когда я взглянул на ее раскрасневшееся лицо, глаза Джулианны были закрыты. Она снова заснула.

Я откинулся на подушку, зажмурив глаза.

Почему я был здесь? Какого хрена я вообще делал?

Забочусь о ней... снова сближаюсь с ней, хотя должен был давно покинуть остров.

Я должен был позволить Рани позаботиться о ней.

Я должен был уйти в ту ночь, когда Джулианна рассказала мне свою правду.

Тем не менее, я был здесь.

Я обвинял Джулианну в том, что она мученица, но мы были чертовски похожи.

Я догадался, что у нас обоих была склонность к саморазрушению.

ГЛАВА 25

Киллиан

Я прошел в столовую и обнаружил стол, накрытый на двоих. Это заставило меня остановиться.

В последний раз стол был накрыт для нас с Джулианной до того, как …

До того, как ее правда вышла наружу.

Перед балом-маскарадом.

Она собиралась присоединиться ко мне за ужином?

Мои глаза метались между двумя местами, находя что-то неладное. Но когда меня осенило, я сжал кулаки. Все было в порядке.

На самом деле, то, что было раньше неправильно, было исправлено.

Вместо того, чтобы наши тарелки стояли по обеим сторонам стола, так что мы сидели друг напротив друга, на большом расстоянии друг от друга, наши тарелки теперь стояли рядом друг с другом.

Если раньше я, может быть, и одобрил бы это изменение, то теперь? Не очень. Я хотел затаить ярость, но чем больше времени я проводил с Джулианой, тем больше я позволял себе слабеть перед ней.

Каждый раз, когда я пытался как-то увеличить дистанцию между нами, мы снова притягивались друг к другу.

Шорох позади меня привлек мое внимание, и я уже знал, кто это был. Мое тело узнало ее раньше других моих чувств. Мое сердце подпрыгнуло к горлу, когда я устроился на стуле в конце стола, не оглядываясь на жену.

Джулианна издала тихий горловой звук, прежде чем подойти и сесть слева от меня за столом.

— Привет, — робко сказала она, сложив руки на коленях.

Привет? Это все, что она хотела сказать?

Кем, черт возьми, мы были? Два подростка на нашем первом гребаном свидании?

У меня было на кончике языка сказать ей что-нибудь дерьмовое, убедиться, что она поняла, что, пока я остаюсь рядом с ней в ее лихорадке, это не значит, что я ненавижу ее меньше или уже простил ее.

Но в тот момент, когда я, наконец, взглянул на нее, я забыл все, что собирался сказать.

Мой мозг на мгновение запнулся, как будто я увидел привидение.

И я увидел.

Потому что Джулианна ушла.

А на ее месте была… Грейслинн.

Нет, я был неправ. Это была настоящая Джулианна.

Бледно-русые волосы и красивейшие серые глаза.

Ее черные волосы исчезли, и до меня, наконец, дошло, что Джулианне больше не нужно скрывать свою личность. Ко мне была обращена правая сторона ее лица, целая сторона.

Рядом со мной сидела женщина, в которую я влюбился три года назад.

Та, кто преследовал меня днем и ночью последние три года.

И та самая женщина, которую я оплакивал.

Ком в горле стал больше, и я сглотнул, пытаясь заставить себя думать. Джулианна Спенсер вывела меня из равновесия и заставила пошатнуться.

Ей больше не нужно было ни носить эту черную вуаль, ни прятаться за этими вазами за обеденным столом.

Больше не нужно прятаться.

Без лжи.

Теперь все было открыто.

Ее правда и ее шрамы.

— Ты пялишься, — сказала Джулианна, потянувшись за столовыми приборами.

Я чуть не вздрогнул, но вместо этого моя челюсть сжалась. Я откинулся на спинку стула, скрестив правую лодыжку над противоположным коленом. Мой взгляд лениво пробежался по ее телу. Делая очевидное шоу, проверяя ее. Я увидел дорогое белое платье с пайетками, украшения с рубинами и бриллиантами на ее шее — те самые, которые я подарил ей три года назад во время ухаживания, — и то, как ее платиновые светлые волосы были распущены мягкими волнами.

К ужину она всегда была одета в дорогие платья и украшена драгоценностями. Если она не была украшена бриллиантами, то носила сапфиры, рубины или изумруды. Как будто она хотела что-то сказать, доказать, что она больше, чем то, о чем говорилось в нашем контракте.

Больше, чем просто человеческий сосуд, который должен был нести моего ребенка. Моего наследника.

Но сегодня Джулианна была специально одета, чтобы напомнить мне, что она не что иное, как королева. Моя равная. Она сделала молчаливое заявление, когда решила надеть рубиновый комплект, который я ей подарил.

Джулианна высокомерно вздернула подбородок, и мои губы невольно дернулись. Это было так по- Грейслин с ее стороны. Как я раньше этого не замечал?

Между прошлой и настоящей Джулианной было два многочисленных знакомства. Но я был настолько слеп из-за жажды мести и бурлящей во мне ярости, что никогда не позволял себе замечать сходства.

— Я пялюсь, — протянул я. — Ну и что?

Ее взгляд задержался на