Дороги и люди - Константин Багратович Серебряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вы думаете, есть ли прямая связь между развитием техники, большими скоростями века и литературой?
— Мне думается, что некоторые писатели просто все еще никак не могут правильно воспринять и осознать высокие скорости века, ставшие уже нормальными. Говорить о сверхскоростях — бесплодно, как и о некой сверхлитературе. Это патология. Каждого человека, со всеми его сложными особенностями, я представляю микрокосмом в макрокосме. У него и свои скорости, и свои законы измерения этих скоростей. Человек безграничен. Безграничны его душа, его стремления. И мечты. И знаете что? Как бы быстро ни развивалась техника и, так сказать, ни ускорялись скорости, в этом процессе сравнительно легко увидеть, что полезно человеку и что может лучше служить ему. В литературе это труднее. Но истинный писатель создается именно в таких трудностях. Для него мерилом всех скоростей всегда остается человек.
Однажды ехал я с Костаном Заряном по дороге из Еревана к Севану. Машина взяла подъем, и город, огромный, сверкающий в свете майского солнца, лежал уже внизу. По обе стороны широкого шоссе зеленели сады, мелькали новые дома. А впереди были горы, еще покрытые снегом. По этим местам Костан Зарян проезжал — подумать только! — сорок семь лет назад, будучи корреспондентом итальянской газеты «Мессаджеро». Тогда по дороге шли гонимые нуждой, бездомные люди — голодные, уставшие, изнуренные. Упавших некому было поднять...
— На какой из этих вершин вы видели корабль, описанный вами в романе? — спросил я молчавшего всю дорогу спутника.
Он ответил не сразу:
— Корабля я не видел. Я его придумал. Правда, позже я слышал, что этим же путем люди действительно тащили к Севану корабль. Но так и оставили его где-то в горах. Я же о другом корабле писал и о других людях.
Внезапно за поворотом открылся Севан. Спокойный, синий. У причалов и на рейде стояли белые корабли. И хотелось думать, что среди них был и тот, что когда-то с берегов Черного моря переправлял на это заоблачное озеро герой романа Заряна — безумец Ара Герян.
Когда мы вернулись в Ереван, Костан Христофорович снова пригласил меня к себе. Он сварил кофе, сказав, что очень любит и умеет это делать. Напиток был действительно превосходным. То ли поездка к берегам Севана настроила на воспоминания, то ли густой кофе приободрил старого писателя, но в тот вечер он говорил увлеченно. Я поражался его ясной, ничем не замутненной памяти...
— Нет, нет, об этом не надо, — сказал Костан Христофорович, когда я уходил от него после долгой беседы.
Что поделаешь — просьбу следовало выполнить, и в статье о Костане Заряне (она была напечатана в «Литературной газете») я умолчал о том, что как раз и взволновало меня больше всего.
Но вот года через два, побывав в Ереване, я навестил писателя и снова попросил у него разрешения написать «о том».
— Мне кажется, это очень личное. А впрочем, если считаете нужным... Одним словом, решайте сами — ответил он.
В тот памятный вечер, вечер нашей долгой беседы, когда я уже положил в карман блокнот и авторучку, Костан Христофорович сказал:
— Есть еще одно, о чем я всю жизнь вспоминаю... Вы знаете, я в долгу у Ленина.
— То есть?
— Возьмите, пожалуйста, с полки вон ту книгу и раскройте заложенную страницу.
Это был 47‑й том Полного собрания сочинений В. И. Ленина.
Читаю на странице сто шестьдесят третьей:
«21. Tavistock Place,
London, W. C.
Дорогой товарищ Гюисманс!
Товарищ Исецкий (Salomon, Rue Goppart 78, Bruxelles) Вам, вероятно, уже сообщил, что три русских товарища, члены Российской социал-демократической рабочей партии, Сара Равич, Ходжамирян, Богдасарян, арестованные несколько месяцев тому назад в Мюнхене, находятся в условиях чрезвычайно...[30]
...что они протестовали голодовкой (по-немецки Hungerstreike), [я не знаю], можно ли сказать по-французски «протестовать голодовкой»).
Их адвокат, немецкий социалист Бернгейм, нам пишет, что абсолютно необходимо доказать, что арестованные являются членами социал-демократической партии. Я ему послал свое официальное заявление, констатирующее, что арестованные являются членами нашей партии. Но он считает, что моего заявления недостаточно и что необходимо иметь подтверждение Международного социалистического бюро.
Я надеюсь, дорогой товарищ, что Вы...
...чтобы свидетельство, констатирующее, что три лица, арестованные в Мюнхене, являются членами социал-демократической рабочей партии, было подписано представителем или же секретарем Международного социалистического бюро, а его подпись была заверена нотариусом. Товарищ Исецкий (Salomon) перешлет это свидетельство в Женеву...
Примите, дорогой товарищ, мой братский привет.
Вл. Ульянов (Н. Ленин)»
Костан Христофорович опередил мой вопрос:
— Богдасарян — это я...
Тиграном Богдасаряном он стал случайно: купил паспорт у одного парижского сапожника, персидского подданного. Этот паспорт должен был уберечь его от возможных преследований — в то время К. Зарян, член РСДРП, печатал свои вольнолюбивые стихи в журнале «Радуга», издававшемся в Женеве. Он приехал в Париж в конце 1907 года — как раз в ту пору, когда сюда были переправлены деньги после знаменитой «тифлисской экспроприации», осуществленной легендарным Камо. Группе товарищей поручили разменять русские пятисотки. Эту операцию, во избежание случайностей, нужно было провести одновременно в разных городах Европы. С. Равич, М. Ходжамирян и Т. Богдасарян выехали с этой целью в Мюнхен. Но здесь полиция арестовала их и упрятала в тюрьму. В каких условиях содержались заключенные, можно понять из приведенного письма Ленина. В конце концов адвокату удалось доказать, что они действовали как революционеры, а не как уголовные преступники. Их выпустили из тюрьмы.
Костан Зарян (Тигран Богдасарян) вернулся в Париж. Положение молодого человека, оказавшегося в чужом городе без денег, было нелегким. Помощи ждать не от кого. Отец Костана Заряна был офицером царской армии, и родители отреклись от сына сразу же, как только узнали, что он стал социалистом.
Зарян пришел в редакцию газеты «Пролетарий» и, встретив там знакомого, откровенно рассказал ему о своих затруднениях.
— Одну минуту, — сказал товарищ и куда-то скрылся.
Послышались быстрые шаги. Вошел Ленин, поздоровался. Узнав, что Зарян хочет ехать в Брюссель для продолжения образования, Ленин вынул из внутреннего кармана 50 франков:
— Это
