ЯТ - Сергей Трищенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– После амбиции?
– Да, если начинают очень разрастаться. нечто вроде раковой опухоли. Перекрывают дыхание – и всё. Амба.
Когда мы вышли из магазина, ко входу подъехали турусы на колёсах и с шашечками на боку. Колёса на них стояли хейлиевские.
Около них, обсуждая технические достоинства, заспорили набежавшие дети:
– А двигатель какой?
– Реклама, я знаю!
– То есть? – переспросил, не поняв, Том.
– В качестве двигателя они используют рекламу, – пояснил Гид, – реклама – двигатель…
– А я думал, они на спирту работают, а это – водитель, – хмыкнул Том и указал на нетрезвого вида мужчину, ходящего вокруг фонарного столба и вопрошающего:
– Ты что, офонарел? Слышь, хватит, пошли домой.
Мужчина, похоже, хорошо хватанул табуретовки, а его близкий друг – очень хорошо, отчего ему и стало плохо.
– О, а это что? – обратил Том внимание на проходящего мимо разносчика. Тот продавал абсолютно диких животных: леденцовых зайцев с петушиными хвостами. – Василиски?
– Что вы! Те петухи с ящеричными хвостами.
Чем оно являлось – или то продавались настоящие леденцовые игрушки? – узнать не удалось, потому что мы увидели Гидова друга, бежавшего, размахивая руками и чуть ли не крича ими, а за ним волочилось-тащилось святотатство, высоко подпрыгивая на камнях.
– Где ты его достал? – спросил Гид.
– По случаю, – прохрипел друг, отцепляя святотатство и подавая Гиду. – По чистому случаю, – подчеркнул он.
– Пойдём ко мне, – задумчиво произнёс Гид, осматривая поданное. Он оглянулся на нас, замешкался, потом спохватился. – Пойдёмте, я же обещал вам показать свою коллекцию ересей.
– Вы идите, я подойду чуть попозже. Надо зайти в одно местечко, – сказал друг Гида, которого, как он представился, звали Диг – или Дик: мы не расслышали, а выглядел он действительно диковато. Прошлый раз он даже не представился.
Он напустил на себя степенность, вынув её из «дипломата». Она окружила его чем-то вроде пушистого сияния, и он медленной поступью, напоминающей походку Медного всадника из одноимённой поэмы Пушкина, а может, иноходь верблюда-дромадера в дальнем походе, удалился.
Провожая его взглядами, мы напоролись ими на магазинчик «Моменты, мгновения, миги», куда и зашли, недолго думая. Там мы осмотрели решающий момент, уставленный калькуляторами и компьютерами; острый момент, до половины прорезавший витрину и упёршийся в пол; переломный – около него всё валялось переломанным. И сам он кособочился, кособачился, кокошкился и косолапился.
Мы увидели полный аквариум волнующих моментов, роковое мгновение и даже семнадцать мгновений весны…
На ослепительный миг разрешалось смотреть только сквозь чёрные очки, несмотря на то, что сам он находился под светонепроницаемым колпаком.
Миг удачи метался по клетке так, что уследить за ним смог бы далеко не каждый.
Среди мигов я заметил парочку МиГ-27 и один МиГ-29.
Выйдя из магазина, мы увидели свадьбу, направляющуюся за счастливыми мгновениями. Невеста выглядела пресосходно. Даже фата её окутывала не обыкновенная, а Фата Моргана – та самая, которую американский миллиардер Морган подарил дочери в день свадьбы.
Заглядевшись на свадьбу, мы едва не пропустили небольшой магазинчик с неброской – она никуда не бросалась – вывеской: «Суждения».
– Это для судебных работников? – спросил Том.
– Нет, скорее для портных, – возразил я, – суживать. Или сужать.
– Тогда было бы «Сужения», – возразил Том и предложил вариант: – Может, для ростовщиков, или как их – банковских работников: ссужать… или ссуживать? В общем, давать ссуды.
– Тогда написали бы «Ссуждения», – возразил я.
– А давай спросим? – предложил Том и обратился к человеку, стоящему в очереди последним:
– Вы не скажете, какие суждения продают?
– Хорошие, – лаконично отозвался человек, – у меня имеется два или три, но я хочу иметь ещё.
– А зачем они вам?
– Чтобы попытаться составить из них точку зрения.
– Точку зрения?! Вот как они делаются! – и я представил, как некто плетёт из разных суждений панталыко – то бишь собственную точку зрения.
– Пошли, пошли, – заторопил меня Том, и я оставил свои представления у дверей магазина. Замечу, что, выйдя, мы их не обнаружили: должно быть, их кто-то стащщил – остались длинные следы.
– Вы куда? – остановила нас очередь.
– А мы только посмотреть, покупать не будем, – пояснил Том.
Суждения делились на три группы: суждения о, суждения по, суждения на. Ничего из них нам не понравилось.
По пути к дому Гида нам попался магазин «Сонет и сода», но мы заходить не стали – устали. Только Том удивился:
– Что за странное название?
– Сонет – это совместное нет, – пояснил Гид.
– А «совместное да», – спросил Том, – со-да?
– Именно.
– Тогда со-веты – совместные веты, то есть вето?
– Вполне возможно. Когда советуют – одновременно что-то и запрещают, пусть неявно.
– Со-я, со-ты, со-вы… – забормотал Том, мысленно вслушиваясь в каждое слово, но дискуссию не начинал.
Глава 38. У гида дома
Мы шли к дому Гида, распираемые любопытством. Том даже время от времени сплёвывал, тайком от меня. Но я видел и молчал, закрыл глаза на его неправильное поведение. Мне тоже очень хотелось узнать: как живут люди на Ярмарке?
В доме у Гида оказалось интересно. Не просто интересно, а положительно интересно. Оно висело на стеночке над зеркалом в прихожей и обрамляло его с обеих сторонам.
– Какой у вас красивый линолеум! – сразу заметил Том.
– Это не линолеум, это ковёр. Только его давно не выбивали, – смутился Гид.
В прихожей мы увидели клетку с попугаем.
– Привет тебе, клювокрылый! – приветствовал Гид попугая.
– Попка-дурак, – машинально произнёс Том. Потом смутился и покраснел, но поздно: попугай услышал, укоризненно посмотрел на него внезапно осоловевшими глазами, а потом и запел так же, словно в опровержение. Том заслушался, и попугай его простил.
Я, чтобы загладить неловкость, складкой образовавшуюся на полу, провёл по ней ногой и напомнил Гиду то, что он знал и так:
– Вы обещали показать нам коллекцию ересей.
– Да, конечно, – Гид провёл нас в большую комнату и принялся вынимать ереси из шкафчика, где они лежали под стеклом, переложенные ватой.
Мы с удивлением увидели в коллекции все ныне действующие мировые религии – во всяком случае, очень похожие по внешнему виду, правда, очень и очень маленькие.
Кроме них Гид продемонстрировал нам солнцепоклонничество, огнепоклонничество, низкопоклонническотство.
– Почему нет языческих ересей? – спросил Том, продемонстрировав полное незнание материала. Гид отнёсся снисходительно к подобному дремучему невежеству, и мягко пояснил:
– Их и не может быть. Пока существовало язычество, не было ересей: язычники довольно терпимо относились к чужим верованиям, они уважали чужих богов… если были умными людьми, конечно… и исключая те случаи, когда воевали. Потому что в качестве богов выступали духи предков – это было понятно для всех. Ереси появляются позже, когда каждая из религий объявляет себя единственно истинной… Но я не собираю ни ересей американских индейцев доколумбовой эпохи, ни африканских, ни древнеславянских – отчасти по вышесказанной причине, а отчасти потому, что «нельзя объять необъятное». Меня интересует период так называемого «нового времени», за последние две тысячи лет. Но не только христианские ереси, хотя христианство, как наираспространеннейшая мировая религия, имеет и наибольшее количество ересей, среди которых хочу особо отметить христосизм, иудизм, иоаннизм, петровизм (1-й, 2-й, 3-й), иаковизм, лукизм, чеснокизм, хренизм. Особо выделяется матвеизм, особыми матовыми веяниями. Видите? Другие оставляю только для обмена.
И он показал неплохие экземпляры суньизма, вытащизма, шитизма, крытизма, крытинизма, шилизма и мылизма. А также маздакизм, ниссанизм, хондаизм и тойотаизм.
Полюбовались мы и на аккуратненькое магометание (маги заряжались в большую баллисту, после чего выстреливались в произвольном направлении), шагометание (шаги исчерчивали комнату неожиданными траекториями), флагометание, выражающееся в сбрасывании флагов с высоких мест и вообще шпилей.
Мне понравился даосизм, утверждающий, что мир вращается вокруг одной оси или вокруг разнообразных осей – и противоположный ему нетосизм, отрицающий наличие осей вращения. Также попарно Гид представил нам дапчелизм – нетпчелизм, дашмелизм – нетшмелизм, дашершенизм и нетшершенизм.
Вернувшись к христианству, Гид показал никонианство и кодакианство. Помимо них Гид выставил костелицизм, котелицизм, кеталицизм – с рыбьим лицом, и кастрюлицизм. Полюбовались мы на правословие, левословие и среднесловие, а также на зеркальные им словоправие, словолевие и словоцентрие.
Запомнилось манихайство, хающее мани, то есть деньги – полностью отрицающее их роль в человеческой жизни. Запомнил я его потому, что вспомнил увиденный раньше хай, на котором что-то протряхивали – не эти ли самые мани? Последователи его, однако, назывались бессеркребниками: они прямо зверели, когда слышали о деньгах… я только не понял: плохое или хорошее? Известно ведь, что в процессе развития всё часто превращается в свою противоположность. Но я как-то упустил комментарии Гида по этому поводу.