Колибри - Лавирль Спенсер

Лежа в темноте где-то над Джесси, она снова рисовала в своем воображении его тело. Ах, как хорошо она его знала! Знала его форму, оттенок кожи и ее поверхность на ощупь в любом его месте. Плоскости его лопаток, где сильные мускулы взбирались наверх, оставляя между собой манящие ложбинки. Его смуглые руки, длинные, сильные, покрытые венами на внутренней поверхности. Ноги и ступни – как часто она их видела, мыла их! Она знала его руки, крепкие, сильные, умеющие дразнить и ласкать. Его глаза, казалось, искали ее в темноте, глядя из-под бровей, форму которых она рисовала по памяти на своем животе. Глаза – вот они щурятся за мгновение до того, как мягкие-мягкие усы приподнимаются в ленивой улыбке. Она знала, что вниз по его телу кожа станет более гладкой, растительность на груди сужалась и сходилась в узкую линию вдоль живота, к паху.

Абигейл перевернулась на спину, потому что у нее заболела грудь. Она сжала себя руками, приподняв колени, плотно их сжав, пытаясь изгнать из воображения картину обнаженного Джесси. Но не смогла: она открыла рот в ожидании жаркого поцелуя. Но губы коснулись подушки, а не теплых, мягких губ Джесси. Она перевернулась на бок, сжав ночной рубашкой холмик между ног, чувствуя как там что-то происходит, отзываясь нестерпимым болезненным желанием быть наполненной.

Так вот, значит, как это бывает? А как это должно быть? Что знала ее мать? Чего ее мать никогда не узнала? Это была пустота и полнота, приятие и отрицание, жар и холод, дрожь и йот, да и нет. Это не подчинялось ни угрызениям совести, ни этике, ни моральным усюям, ни обычаям, ни целомудрию, которые молчали, потому что тело говорило громче, чем сознание.

Джесси был прав с самого начала, а ее мать ошиблась. Как такое непреодолимое влечение может быть неправильным? Чувства, о существовании которых она и не подозревала, теперь полностью завладели Эбби. Ее тело содрогалось, билось и умоляло. Единственно правильное... в высшей степени правильное решение... это просто пойти к нему и сказать: «Покажи мне, потому что я хочу это увидеть. Дай мне, потому что я это заслужила. Позволь мне, потому что я чувствую, что это правильно».

Больше не существовало вопроса, сможет ли она это сделать и жить впоследствии с этим. Теперь вопрос стоял так: сможет ли она не сделать этого и спокойно наблюдать, как завтра утром исчезнет последний шанс, и она останется непознавшей и невкусившей.

ГЛАВА 15

Сквозь широкое окно в нише светила густым кремовым светом стоящая высоко в небе луна, заливая с ног до головы небрежно раскинувшегося на постели, обнаженного Джесси. Его голова и подбородок были повернуты под странным углом, словно он пытался увидеть спинку кровати. Абигейл прислушивалась к его беспокойным движениям около часа и, набравшись мужества, прокралась в спальню. Он уже спал. Она могла это сказать по его размеренному дыханию. Одна ступня свисала с кровати, на которой он никогда не умещался. Она с трепетом подошла к двери в спальню, боясь войти и, в то же время, боясь не войти. Что если он ее отвергнет?

Маленькие крепко сжатые кулачки прижались к подбородку и зубам, мисс Абигейл подошла ближе. Ее грудь словно попала в огромные тиски. Как его разбудить? Что ему сказать? Может, ей дотронуться до него? Может быть, сказать: «Мистер Дюфрейн, проснитесь и займитесь со мной любовью»? Как глупо, что она даже не знает, как к нему обратиться. Внезапно она почувствовала себя ужасно неуклюжей и непривлекательной и поняла, что он несомненно скажет ей идти обратно наверх, и она умрет от унижения.

И все же она прошептала его имя. Или проскулила?

– Д... Джесси? – Звук был таким несмелым, что, казалось, это занавеска задела за подоконник. – Джесси? – спросила Абигейл снова у охваченного лунным светом тела.

Он сонно повернул голову на подушке. Глаза его не были видны мисс Абигейл, но луна оттеняла мужественные линии его лица. От усов оставалась темная, манящая тень. Джесси опустил подбородок и взглянул поверх груди. Увидев Абигейл, он натянул простыню на себя.

– Эбби? Что случилось? – спросил он сонно, еще не совсем придя в себя, и поднялся на локтях.

– Д... Джесси? – дрожащим голосом проговорила Абигейл, внезапно позабыв, что хотела сказать. Это было ужасно. Просто ужасно. Хуже, чем любая обида, нанесенная им, и все же она продолжала стоять, сжав кулаки и поднеся их к подбородку.

Но он понял. Понял по той дрожи, с которой она произнесла, наконец, его имя. Он сел, натянул простыню еще больше, и свесил одну ногу через край кровати.

– Что ты здесь делаешь?

– Не спрашивайте... пожалуйста, – начала она. Их окружала безмолвная ночь, время, казалось, остановило свой бег, пока из кремовой ночи не донесся тихий, низкий, понимающий голос Джесси.

– Мне не надо спрашивать?

Она сглотнула и покачала головой, не в силах говорить.

Он не знал, что делать: он знал, что должен сделать.

– Отправляйся обратно наверх, Эбби. Ради Бога, уходи. Ты не понимаешь, что делаешь. Мне не следовало давать тебе это шампанское.

– Я не пьяна, Джесси. Я... Я не пьяна. И я не хочу возвращаться наверх.

– Это не нужно тебе в твоей жизни.

– В какой жизни? – задыхаясь спросила она. Сердце Джесси сжалось от угрызений совести из-за того, что он лишил ее спокойствия, которое всегда у нее было.

– Жизни, которой ты всегда гордилась, жизни, которую я не хочу разрушить.

– Я так много раз думала, что знаю, что может разрушить мою жизнь. Моя мать всегда предупреждала меня, что ее могут разрушить мужчины вроде Ричарда. Когда она умерла, а он уехал, я гадала, как существовать изо дня в день посреди этой пустоты. Потом в мой дом пришел человек по имени Дэвид Мелчер, и я снова обрела надежду, но...

– Эбби, я пытался извиниться за это. Я знаю, мне не следовало выгонять Мелчера. Прости.

– Да, вам не следовало, но вы это уже сделали, и он уехал и никогда не вернется. И мне надо... я...

Она стояла как манекен, лунный свет окрасил ее в цвет слоновой кости. Руки были прижаты к дрожащим губам.

– Эбби, не говори так. Ты была права вечером за ужином. Я действительно ценю все твои старомодные моральные принципы, в противном случае я давно бы овладел тобой. Я не хочу стать тем человеком, который повергнет их в прах, поэтому возвращайся наверх, а завтра я уеду.

– Неужели вы думаете, я не понимаю этого! – в отчаянии закричала она. – Вы единственный, кто заставил меня осознать правду о Ричарде и обо мне самой. Вы единственный обвинили меня в косности, так кто же может быть лучше, позвольте спросить? Не пытайтесь меня отговорить, Джесси, только не теперь, когда я зашла так далеко. Вы... вы мой последний шанс, Джесси. Я хочу познать то, что каждая женщина должна познать задолго до тридцати трех.