Огненная дорога - Энн Бенсон

Пятнадцать

Открыв утром глаза, Алехандро увидел на столе у окна отцовскую рукопись, а рядом с ней чернильницу и перо. К его удивлению, здесь также стоял поднос с завтраком — большое красное яблоко, кусок сыра, булка с золотистой корочкой. Обнаружились и фарфоровый таз, кувшин с водой, чистая белая одежда.

«Неужели я спал так крепко, что не слышал, как кто-то входил сюда?»

Эта мысль была ему неприятна. И вот что еще огорчало: пусть он пленник де Шальяка, но тот обращался с ним не хуже, чем король Эдуард, когда Алехандро был его гостем в Виндзорском замке.

«Он наверняка делает это не без расчета, — мелькнула мысль. — Хочет, чтобы я был посговорчивей. Этого нетрудно добиться. Жесткая, полная постоянной неуверенности в завтрашнем дне жизнь в бегах так измотала меня, что я слабею, сталкиваясь с простейшими проявлениями доброты».

Его жизнь в последние годы была тяжелой, иногда непереносимо тяжелой. Однако вопреки всему он вырастил ребенка — даже вопреки самим правилам природы, которые диктуют заботиться прежде всего о себе самом, а уж потом об отпрыске другого человека. Он воспринимал как чудо тот факт, что до сих пор сохранил собственные зубы, ведь человеку не такому волевому пришлось бы размачивать хлеб в воде, прежде чем проглотить его, и лишь мечтать о том, чтобы сжевать это замечательное яблоко. Он все еще был силен и готов к борьбе за выживание. И хотя он, конечно, был уже не тот, что раньше, пострадала главным образом душа, не тело.

«Кто осмелился бы осудить меня за то, что я позволяю себе маленькое удовольствие?»

Это было так тяжко — ночь за ночью во сне убегать от давным-давно умершего, одержимого жаждой мести великана или тщетно гоняться за теми, кого любишь, а по утрам, дрожа от холода, просыпаться на грязном полу сарая. Наверное, это просто язвительная шутка христианского Бога, который глядит вниз с небес, смеется над трудностями презренного, неугомонного еврея и дергает за ниточки судьбы, получая удовольствие от вида того, как несчастный дергается и прыгает, словно марионетка. Просыпаться в чистой постели, без того чтобы мыши бегали так близко к уху, что можно слышать шуршание соломы и ощущать движение воздуха, создаваемое их маленькими, юркими телами, — какая роскошь! Он оперся на локоть и оглядел свое удобное жилище.

«Если уж быть пленником, то пусть в таких условиях!»

Алехандро умылся, поел, с благодарностью к судьбе пережевывая пищу прекрасно сохранившимися зубами, и занялся рукописью, заполняя страницы прекрасным почерком. Суждения Авраама и за века не утратили своей первозданной мудрости. Работая над ними терпеливо и тщательно, как сейчас, Алехандро практически не испытывал трудностей с переводом, даже немного дивясь собственной сообразительности.

И потом наткнулся на отрывок, бросавший вызов здравому смыслу.

«Берегите свои кости, — было сказано там, — старайтесь не ломать их. Среди вас есть те, у кого недостает…» И что это за слова дальше? Складывая архаические буквы и так и этак, он пришел к выводу, что буквальный перевод надо понимать как «костей спины». В контексте всего отрывка это могло иметь единственный смысл — позвоночник. К чему такое конкретное предостережение? Ни одна другая проблема здоровья не рассматривалась столь пристально. Интересно, что сказал бы по этому поводу де Шальяк?

Он решил пока просто оставить пустое место в надежде, что со временем ему станет ясен смысл этих слов.

«А это непременно случится», — убедил он сам себя и начал разбирать следующие строчки, как вдруг послышался стук в дверь.

Открыть дверь Алехандро не мог — по приказу де Шальяка тот же плотник, который заколотил окно, удалил ручку с внутренней стороны двери, — и, следовательно, стук был проявлением вежливости, не больше. Спустя несколько мгновений дверь открылась и, глядя вниз, вошел один из охранников.

То, что все они никогда не смотрели ему в лицо, страшно бесило Алехандро.

«Что, я для них просто вещь, которую по приказу их господина нужно доставлять то туда, то сюда?»

А может, это просто проявление вежливости? Конечно, в доме, где все дышит элегантностью, даже охранники должны вести себя вежливо.

И вдруг его осенило: «Нет, они просто боятся меня! Но не потому, что я могу причинить им вред».

Охранник протянул ему стопку новой одежды, по-прежнему отводя глаза.

— Для вечернего приема, — пробормотал он.

Алехандро стоял неподвижно, молча призывая охранника посмотреть ему в лицо и думая с горечью: «Что он опасается увидеть? Какого-то экзотического зверя, с отвратительными, непостижимыми привычками?»

Его возмущение нарастало с каждым мгновением.

«Боится, что войдет, а я сижу со своим членом в руке и выражением нечестивого удовольствия на лице? Или что я обнажу зубы и покажу клыки, с которых, как утверждают их священники, капает кровь христианских младенцев?»

Он протянул руку и вырвал у охранника одежду. Тот мгновенно удалился.

Все еще кипя от ярости, Алехандро осмотрел принесенную одежду. Наряд был великолепный; мелькнула оскорбительная для де Шальяка мысль: «Если уж имеешь игрушку, она должна выглядеть как можно лучше».

Здесь были прекрасная льняная рубашка голубого цвета и элегантные черные штаны длиной чуть ниже колена. Алехандро приложил одежду к себе: все подходило отлично. Подумалось — может, пока он спал, де Шальяк подослал к нему портного?

«А, какая разница, — с улыбкой решил он. — Зато буду замечательно выглядеть, когда сбегу отсюда».

Карл Наваррский взял письмо у пажа барона де Куси и быстрым взмахом руки отпустил слугу. Он сразу же узнал красную печать на письме, поскольку в последнее время видел ее неоднократно.

«Еще одно сообщение от моего «союзника» в Париже».

Подумать только, сколько коней тратят силы, практически ежедневно доставляя эти письма! Ужасное расточительство, но, увы, необходимое.

Он с живейшим интересом прочел письмо Марселя.

«Как вы и предсказывали, прошлой ночью здесь объявился Гильом Каль. По моему мнению, он человек умный, разве что чересчур пылкий, однако вся его страсть направлена только на восстание и может хорошо послужить нам. К моему удивлению, его сопровождает молодая женщина, что, по-видимому, большое утешение для него, поскольку она очень хороша собой. Кто осудит мужчину за то, что даже в такие времена, как сейчас, он позволяет себе радость общения с женщиной? В конце концов, каждый из нас должен получить свою долю удовольствий. С удовлетворением сообщаю, что он не позволяет ей отвлекать себя от дела восстания, которому предан больше любого из своих товарищей. Мое мнение таково: если удастся его убедить, он способен собрать целую армию крестьян в помощь нашему делу.