Игорь Святославич - Сергей Алексеев

Глава одиннадцатая.

НОВЫЕ ВОЙНЫ

«Слово о полку Игореве» завершается возвращением князя из половецкого плена, и лишь отдельные зыбкие намеки на позднейшие события находим мы в нем. Но у Игоря впереди были новые заботы и новые брани, внутренние и внешние. Мы мало знаем о том, чем занимался князь в ближайшие год-два после возвращения в Новгород-Северский, происшедшего в начале 1186 года. Очевидно, он восстанавливал силы княжества, при помощи Ярослава Черниговского вытеснял половцев Гзы из Посемья, а также принимал меры по выкупу пленников и восстановлению союза с Кончаком. Последнее вскоре дало плоды. В конце 1186-го или в начале 1187 года Игорю удалось примирить остававшегося всё это время в Путивле Владимира Ярославича с его отцом Ярославом Осмомыслом — тот, чувствуя приближение смерти, предпочел видеть законного сына при себе, хотя стол ему оставлять так и не желал. В 1187 году Владимир уехал в Галич, а сопровождал его Святослав, старший из остававшихся при Игоре сыновей{269}. После смерти отца Владимиру все-таки удалось занять престол, хотя это стоило Галицкой земле немало кровавых треволнений.

Святослав Всеволодович первое время после возвращения Игоря тоже не был заметен как ратоборец. В 1186 году он строил в Чернигове церковь Благовещения — очевидно, призывая на русские полки вышнюю помощь{270}. Однако одновременно с благочестивыми делами киевский князь и его брат Ярослав затеяли новую политическую интригу. Столкнувшись впервые за десятилетия с действительно масштабным и неуправляемым с Руси половецким нашествием, Святослав осознал всю ничтожность сил нынешнего Киевского княжества, которая была ясна и автору «Слова». Великому князю требовалось расширить свое влияние. Взоры Святослава вновь обратились к Рязани. Здесь в семействе Глебовичей в очередной раз началась распря, и Всеволод Большое Гнездо опять готовился к походу против непокорного Романа, зятя Святослава. Интересы Святослава совпадали здесь с интересами Ярослава, который вполне разделял его желание вернуть Рязанщину под власть черниговского дома.

Весной 1186 года братья Всеволодовичи отправили к Всеволоду Юрьевичу представительное посольство из бояр во главе с черниговским епископом Порфирием, которое должно было заступиться за рязанцев и убедить Всеволода заключить мир. Убежденный ростовским епископом Лукой, Всеволод согласился и отправил Порфирия в Рязань уже с собственными послами. Но Порфирий, имевший тайное поручение от киевского князя, повел с Глебовичами переговоры, убеждая не повиноваться Всеволоду и, вероятно, положиться на поддержку черниговской родни. Однако в последнем он не преуспел — Всеволод прознал об интриге, и архиерей «со срамом и бесчестьем» бросил посольство и спешно вернулся в Чернигов. Первым желанием Всеволода было послать за епископом погоню; но потом владимирский князь, «положившись на Бога и Святую Богородицу», придумал иной ход. «Гнездо» у него уже было поистине большое, и его птенцы могли по-своему послужить отцовскому делу.

Одиннадцатого июля 1186 года в Чернигове состоялось бракосочетание: дочь Всеволода Юрьевича Всеслава (возможно, в крещении ее звали Евпраксия{271}) стала женой Ростислава, сына Ярослава Всеволодовича[31]. Со стороны невесты на свадьбе присутствовали свояк и соратник Всеволода Ярослав Владимирович, периодически княживший в Новгороде Великом, и Давыд Юрьевич из Мурома. Последний сам находился в свойстве с черниговцами, а в рязанском конфликте муромские Юрьевичи однозначно держали сторону Всеволода. Так что, вероятно, свадьбой дело и было решено — с Черниговом, но не с Рязанью; на нее Всеволод в конце года уже невозбранно пошел войной{272}.

А с половецким нашествием всё равно надо было что-то делать, и киевскому князю с братом пришлось действовать самим. Весной 1187 года стало известно, что половцы стоят в среднем течении Днепра, у брода Татинец. Святослав и Рюрик быстрым маршем, не взяв обоза, выступили против них. По пути к ним присоединился Владимир Глебович Переяславский. Он вновь попросился возглавить передовой полк из своих дружинников и «черных клобуков», но на этот раз уже сам Святослав стал возражать, желая прославить кого-то из своих сыновей. Рюрику и киевским боярам с трудом удалось убедить великого князя. Однако среди «черных клобуков», по замечанию летописца, приходившихся половцам «сватами», вновь проявилось двурушничество — неприятеля предупредили о приближении князей. Половцы быстро переправились на левый берег Днепра и ушли в степь. Начиналось половодье, у князей не было достаточно припасов, и они вернулись ни с чем{273}. На обратном пути разболелся Владимир Глебович. Возможно, он так и не оправился от позапрошлогодних ран. В Переяславль его уже внесли на носилках. 18 апреля 1187 года переяславский князь умер{274}.

Кончаку же события 1185 года позволили распространить свое влияние на степное Поднепровье. Он превращался в настоящего хозяина европейских степей. Летом он вторгся в Поросье, которое Святослав передал во владение своему черниговскому брату. Впоследствии хан еще не раз совершал туда набеги.

Святослав не мог мириться с такой дерзостью. Зимой 1187/88 года, ранней и на редкость лютой, он вновь позвал Рюрика идти на половцев. Тот предложил повторить опыт прежних, до нашествия, лет: «Ты, брате, езжай в Чернигов, соединись со своей братией, а я здесь со своей». Сначала всё и впрямь складывалось успешно. Ольговичи не отказались от похода. Пошел ли Игорь — из летописного сообщения непонятно, но думается, что скорее нет. Но Ярослав в этот раз привел свой полк. Князья с войском двинулись по льду Днепра — берега занесло непроходимым снегом. Войска беспрепятственно прошли Днепром вглубь степи и достигли реки Снепород (нынешней Самары). Здесь удалось захватить половецкую сторожу и узнать, что зимуют кочевники в стороне от реки, у Голубого леса. Оставалось только захватить их.

Но тут опять начался княжеский разлад. «Не могу идти дальше от Днепра, — заявил Ярослав Всеволодович, — земля моя далеко, а дружина моя изнемогла». Рюрик, напротив, призывал Святослава: «Брате и сват! Этого-то мы у Бога и просили — весть нам, что половцы все лежат за полдня. Если кто раздумывает и не хочет идти, так мы двое до этих мест ни на кого не смотрели, а что нам Бог давал, то и брали». Святослав вроде и был с ним согласен, но ослабления рати не хотел, а потому ответил: «Я-то, брате, готов всегда и ныне! Но пошли к брату Ярославу и понуди его, чтобы поехали все». Рюрик принялся убеждать Ярослава: «Брате, не стоило тебе устраивать смятение! Весть правая, что вежи половецкие все за полдня — невеликий путь. Брате, кланяюсь тебе: ради меня пройди полдня, а я ради тебя и дни проеду». «Не могу же я ехать один, — отрезал Ярослав, — полк-то мой пеш. Вы бы мне дома поведали, докуда идти». Тем дело и кончилось. Все убеждения и возражения Рюрика пропали втуне. Святослав, разрываясь между стремлением покончить со степняками и нежеланием терять поддержку брата, в конце концов принял решение повернуть восвояси{275}.