Отличница для ректора. Запретная магия (СИ) - Александра Воронцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Краем глаза успеваю заметить, что Ранзо следует нашему примеру.
В отличие от Катарины.
Ослеплённая гневом, она не сразу реагирует на уже знакомое шипение, открывающихся в стене проходов. И топот ног застаёт её стоящей посреди этой заброшенной лаборатории.
Чуть повернув голову, я вижу, что подол платья Кат колыхнулся от её разворота, и ожидаю чего-то вроде крика «Именем императора!», но без всякого предупреждения комнату со всех сторон прошивает парализующие заклятие. С шорохом пышных юбок падает Катарина, и в моём поле зрения появляется её искажённое злобой лицо.
— Так, так, так, — слышу я голос Николаса. — А я думал тут больше народа.
Я отвлекаюсь на звук быстро приближающихся шагов и хруст каменных крошек под сапогами слева.
Мне не страшно.
Я знаю, кто это. Я его чувствую.
Несколько секунд, и меня поднимают на ноги.
Впечатывая меня в широкую грудь, Кристиан молча прижимает меня к себе, не позволяет даже поднять голову. В кои-то веки я не сопротивляюсь, а просто наслаждаюсь знакомым ароматом кедра, слушаю оглушающий стук его сердца.
Я так рада моему лорду, что меня бы устроило даже услышать: «Эй, и ты, кудрявая». Словно читая мои мысли, Кристиан бормочет мне в макушку:
— Кудрявая, ты меня с ума сведёшь…
— Адептка Смионе, — голос главного императорского дознавателя возвращает меня в реальность. — Можете не притворяться. Это парализующее заклинание короткого действия. Неужели вы мне не рады?
За спиной слышится какая-то возня, и я всё-таки разворачиваюсь в кольце рук Кристиана, чтобы видеть происходящее.
— Молчите? — наигранно удивляется Николас, когда поднявшаяся на ноги Кат, просто от него отворачивается. — Тогда, может, Ранзо хочет излиться?
Он подходит к блондину, но тот, разумеется, не говорит ни слова. Для меня его молчание объяснимо, и я шепчу Кристиану:
— Отберите у неё браслет. Это удавка.
Кристиан озвучивает мою просьбу как приказ, и один из гвардейцев сдирает артефакт с руки Катарины. Лицо её белеет. Не понимаю, на что она надеется? Даже если не Ранзо, то наверняка есть ещё свидетели её преступлений, соучастники… Да, они сейчас сбежали, но их найдут. Я ёжусь, прижимаясь спиной к горячей груди Кристиана, понимая, что дни Кат сочтены.
Николас равнодушно деактивирует ментальный артефакт, брезгливо отдавая его парнишке в форме адъютанта.
— Я всё скажу, — надсадно прокашлявшись, хрипло шепчет Ранзо.
— Разумеется, — усмехается Кассиан, выходя из-за спины адъютанта и снимая иллюзию. — Мне не лгут. Ложь императору — тюрьма, а измена — плаха.
И без того выглядящий плохо блондин, бледнеет, как мел, и падает на колени перед подошедшим к нему Кассианом.
Катарина тоже не остаётся равнодушной.
При виде императора краска отливает от её лица, но, взяв себя в руки, Кат выпрямляется с достоинством. И отряхнув юбки и оправив оборки, она усмехается:
— Что ж. Я проиграла. И моя жизнь в ваших руках, мой император, — Катарина опускается в реверансе. — У меня осталось лишь одно незаконченное дело.
И в этот миг я замечаю, что в её правой руке, что-то блеснуло.
Я холодею, догадавшись, что, поправляя наряд, она достала из юбок свой кинжал.
Впрочем, её незаконченный жест, которым Кат хотела метнуть оружие, успеваю увидеть не только я. И гвардейцы, заполняющие комнату, разом бьют по ней боевыми. Естественно, никому не приходит в голову подождать, чтобы проверить, в кого она целится: в бывшего подельника или в императора, стоящего рядом с ним.
Без единой кровинки в лице Катарина оседает на пол.
И в то же мгновенье я вижу, что из кольца направленной на меня левой руки летит белый сноп смертельного заряда. Но прежде чем я успеваю попрощаться с жизнью, мир стремительно переворачивается, и я вижу белое лицо Кристиана, заслонившего меня собой.
Глава 66
— Кристиан, — шепчу я беспомощно.
Я ещё не осознаю происходящее, но уже чувствую, что это что-то страшное, необратимое.
— Наконец-то ты назвала меня по имени, — покачнувшись, грустно улыбается он и стискивает меня в объятьях, прижимая к себе. Я слышу, как бьётся его сердце.
Руки, обнимающие меня, слабеют, и Кристиан, подхваченный Дельтиго, оседает на каменные плиты. Падаю перед ним на колени и с ужасом смотрю в мертвенно-бледное и такое красивое лицо, заглядываю в угольно-чёрные глаза и не могу поверить в то, что вижу — силы покидают его.
Слова Кристиана жгут меня, словно калёным железом.
Я так долго пряталась от своих чувств, потом прятала их от Кристиана, что стало слишком поздно.
— Конечно, ты же знаешь обо мне нечто очень личное, — шепчу я, и его глаза вспыхивают, принимая моё скомканное признание.
Кристиан сказал мне, что не отступит. И не отступил.
Он меня завоевал, пленил.
Разворачиваюсь на выругавшегося императора:
— Почему вы ничего не делаете?
— Потому что это бесполезно, ты и сама видишь, — в бессильной злости сжимая кулаки, отвечает Кассиан.
Николас глухо подтверждает:
— Никто не заметил ещё один артефакт Гвидиче. Насколько я знаю, он принадлежит дяде адептки Смионе. Видимо, лорд дал его племяннице, и в минуту опасности кольцо сработало. Роковая случайность.
Случайность?
Я в ужасе смотрю на дознавателя, потерянным взглядом смотрящего на друга.
— Ну почему? Почему он не уклонился? — от отчаяния меня накрывает злость на то, что изобретение нашего рода отнимает у меня Кристиана.
— Мог бы, но поток срикошетил бы от стены и мог бы попасть в любого, — мрачно отвечает Николас.
— И вы просто будете смотреть? Ваши жизни спасены, этого достаточно?
— До ранения он смог бы справиться с этим ударом сам, но Кристиан ещё не до конца окреп. Порошок в его крови в связке со смертельным заклятием на запретной магии его убивает.
Меня разрывает на части.
Вина, что не дала вовремя антидот, сожаление, что так и не выслушала, горечь, что не рассказала о своей любви.
За эти несколько дней забрался мне под кожу, и теперь заберёт моё сердце с собой.
Вижу, как закрываются любимые чёрные глаза, и в бесплодной попытке остановить неизбежное набрасываю стазис.
Но магическое сканирование показывает, что мои усилия тщетны. Гвидиче — великолепные артефакторы.
Всё бессмысленно. Абсолютно всё.
И теперь уже ничего не важно.
Острая боль от безысходности, подбирающееся к сердцу горе рождают во мне тёмную волну, поднимающуюся в груди, захлёстывающую разум.
— Джемма, прекрати! Ты сейчас обрушишь потолок, — пытается достучаться до меня Николас.
Пустые сожаления. Всё превратилось в руины.
— Мой император, нужно уходить, — слышу я сквозь нарастающий грохот.
Кассиан приказывает забрать тела.
Один из
