Холодный как лед - Энн Стюарт

Ее сияющая улыбка малость потухла.

– Мисс Уайт. Дженифер Уайт.

Имя Гарри не понравилось. Дженифер слишком походило на «Женевьева», ему трудно было удержать обаятельную улыбку, когда он думал об адвокатше.

– Такая честь для меня сопровождать малышей весь этот день. Если так получится, что станет поздно, у меня есть персонал, который позаботится о детях, и они вернутся утром.

Лицо Дженифер мгновенно стало озабоченным.

– Но я думала, мы говорили только о половине дня, мистер Ван Дорн?

– Черт, только чтобы подняться в горы Сан–Бернардино понадобится час. Вам не нужно беспокоиться, мисс Уайт. У меня квалифицированный персонал. Они позаботятся о детях.

– Но я сопровождаю… – начала она.

– Вынужден сообщить, что нет. Вам просили передать указания представить срочно доклад в больницу – там какая–то кризисная ситуация.

Обеспечить это труда не составило. Он посылал большую сумму денег в детскую больницу Святой Катерины, и за последние пару лет администрация даже не прилагала усилий, притворяясь, что не замечает тех покалеченных детей, которых он время от времени доставлял им. Хоть его вкусы изменились, но никто не смог бы ему и слова поперек сказать, если бы он захотел понаслаждаться чуточку детской невинностью, и на этот случай Ван Дорн всегда имел свои ресурсы про запас.

– Тогда, возможно, мне следует забрать детей, и мы назначим другой день, – нервозно предложила толстушка.

– Мисс Уайт, вы и впрямь верите, что бедным детишкам будет небезопасно в моем обществе или с моим вышколенным персоналом?

Он пустил в ход свою самую лучшую скромную улыбку, и она, тупая корова, растаяла.

– Конечно же, нет. Я просто подумала… Я имею в виду, слишком много накладок…

– Совсем никаких накладок, – напыщенно заявил Ван Дорн. – Один из моих шоферов доставит вас прямо в больницу, где вы обо всем позаботитесь, я знаю, что вы такая проворная в делах. Между тем эти несчастные дети будут поправлять здоровье в моем поместье у озера.

Она все еще протестовала, когда один из его людей выпихнул ее за дверь. Подождав, пока голос сопровождающей затих, Гарри повернулся к детям.

Он щелкнул пальцами съемочной группе, и те стали снимать. За деньги в Лос–Анджелесе можно найти что угодно, в том числе и удивительно дешево съемочную группу, которая могла записать, что бы он ни захотел запечатлеть на память, неважно, насколько оно отвратительно. Наркотики, шлюхи и модное окружение совершенно их удовлетворяли, а когда занятие начинало надоедать, легко было уволить и заменить команду. Это делало других сговорчивей.

– Сегодня в Лос–Анджелесе прекрасный весенний денек, – глядя в камеру, начал Ван Дорн. – Девятнадцатое апреля вообще–то. Вы в курсе, что у меня имелось много планов на этот день, но по некоторым причинам они все были нарушены. Меня не особо волнуют последствия, проклятые сомнения – вещь почти невозможная. Не с моими ресурсами мне отступать. Поэтому я изящно признаю поражение. – Он обнажил зубы в «приветливой» усмешке. – Вы ухитрились вставить мне палки в колеса, совершенно не понимая, что я старался устроить. Может, на первый взгляд мои методы казались грубыми, но в конечном итоге новый мировой порядок был бы куда лучше теперешнего.

Ван Дорн посмотрел на мерзких детишек. Не то чтобы он вообще стремился любить детей, разве что только тех славных деток, что не плакали чересчур много, когда он их домогался. Казалось, его знаменитый шарм на них никогда не действовал. Словно они видели Гарри насквозь, чуяли, что скрывалось за его улыбками и шутками.

И собаки его не любили. Может, собаки и дети умнее всех. Или, возможно, он недостаточно старался, чтобы их одурачить. Так или иначе, эта горстка отощавшей уродливой мелюзги смотрела на него с глубоким подозрением.

– Я много вкладываю в благотворительность, – продолжил Ван Дорн. – Самое в этом важное – позаботиться об умирающих детях, постараться сделать их последние месяцы пребывания на свете немножечко веселее. – Камера сдвинулась, показав крупным планом детские лица. Миллиардер не так хорошо знал детей, чтобы определить их возраст – наверно, всем меньше двенадцати – от этого они выглядели еще более жалко. У всякого нормального человека сердце бы кровью облилось. – Итак, нам бы не хотелось, чтобы с этими детками что–нибудь случилось, но дороги в горах могут быть очень вероломными, в некоторых местах даже нет ограждений. Вэн, в котором они поедут, может слететь по чьей–либо неосторожности с обрыва, а мне нравится думать, что я очень осторожный человек. – Он почти ждал, что мелкота начнет плакать и выть от этой завуалированной угрозы, но никто из этих стойких маленьких ублюдков даже не моргнул. – Должен признать, мою гордость ранили. Шкуру прожигает насквозь, как подумаю, что придется пустить коту под хвост все, над чем я работал. Впрочем, суетиться и устраивать отвратительную шумиху я не буду, отступлю и удержусь от того, чтобы выкладывать деньги на безнадежные судебные тяжбы, можете не беспокоиться. Но кое–что мне нужно, и если я этого не получу, то вот эти деточки не будут счастливы. Какая гадость эти несчастные случаи. А хуже всего – сгореть заживо, как я слышал, очень больно. И если где–нибудь в горах вэн упадет со скалы, то велика вероятность, что он загорится на случай, если кто выживет. Я ведь всегда держу в своих вэнах запасное топливо, на всякий случай, вдруг понадобится. – И он улыбнулся в камеру, чувствуя чрезмерное великодушие. – Итак, я повезу этих деточек к себе на Лейк Эрроухед, и не ошибитесь, посчитав, что доберетесь туда первыми. Это охраняемая крепость, и там каждый готов отдать жизнь за короля. О, или, может, вы не знаете, о каком месте я говорю? Я владею кое–какой землей вокруг Лейк Эрроухед и Биг Бир, большая часть которой так связана с поддельными фирмами, что вам очень долго придется догадываться, о какой собственности речь. А теперь поговорим о мелких деталях, которые вы так жаждете, мисс Ламберт. Мы сделаем небольшой обмен. Вы приведете обратно ко мне достопочтенную госпожу Женевьеву Спенсер, а я отпущу деток целыми и невредимыми. Итак, на что мне сдалась мисс Спенсер, спросите вы меня? Потому что я уже прикончил всех ублюдков, кто пытался надуть меня в этом деле, и лишь она все еще где–то гуляет. А мне это не по вкусу. Просто соль на раны, вы понимаете, что я имею в виду? Я ее прикончу, и не пытайтесь дурачить себя, думая иначе. Правилу Семерки просто придется стать презренным каким–то Правилом Однерки, и, скажу вам, мне это не по нутру. Поэтому у вас есть выбор. Полудюжина маленьких заморышей, которые так или иначе умрут, или одна ничтожная адвокатша. Знаете старую шутку? Как называется сотня адвокатов на дне океана? Ответ: хорошее начало. Я знаю, каков будет ваш выбор, потому что на самом деле выбора–то у вас и нет. Я сообщу, где произойдет обмен.