Русская тройка (сборник) - Владимир Соловьев

Я думаю, что пацанам было бы гораздо понятнее просто чисто выйти лохов пострелять. Или в морду прикладом двинуть. Или, в крайнем случае, разрядиться так разрядиться и заставить случайных девок отработать субботник и воскресник. Но Рашид Гумарович предлагал какие-то новые, уникальные, продвинутые технологии. Видно, модернизация настигла и его. Но когда какой-то несмышленыш задал Нургалиеву вопрос, может ли гражданин оказать сотруднику милиции сопротивление, если сотрудник милиции совершает противоправные действия, министр внутренних дел потряс всех, позволив себе дать уникальный совет: «Конечно, если сотрудник милиции нарушает закон, гражданин имеет право себя защитить!»

И вот тут у правоведов все смешалось. Ибо любое неповиновение сотруднику правоохранительных органов, а тем более физический контакт с ним, да еще и с нанесением его лицу основательных вмятин, доказывающих неправомерность милицейского требования, грозит не просто сроком, а многолетним сроком. И попробуй что-нибудь объясни судье, который априори чувствует себя классово близким правоохранителям и смотрит на любого человека, напавшего на милиционера, примерно так же, как в 1937 году смотрело все прогрессивное человечество на троцкистских подонков. Ведь до сих пор наш суд выносит приговоры, базируясь не только на законах, но и «руководствуясь совестью и внутренним убеждением». А в чем внутри убеждены судьи, нам лучше бы не знать, так как эта их убежденность может нам очень сильно не понравиться. Достаточно сказать, что адвокату стать судьей практически невозможно, а вот милиционеру довольно легко, что, конечно, является отражением если не буквы закона, то традиций, которые зачастую и формируют правоприменительную практику.

Милиция окунулась в бездну прений о законе о полиции и необходимости проведения аттестации. Понять, кто и как будет ее проходить, невозможно. Аттестация известна только тем, что, кажется, ее проходят отнюдь не лучшие и, как поговаривают злые языки, отнюдь не задешево.

Чем хорош наш народ – его надолго нельзя удивить ничем. Ну, повозмущались трагедией в станице Кущевской, где выяснилось, что все-таки произошло не самоубийство. Хотя в истории российской криминалистики чего только не было – так, однажды на месте происшествия был найден труп с пятью пулевыми отверстиями в разных частях тела, что не помешало следователю сделать глубокомысленный вывод: самоубийство. Старый опер, присутствовавший при осмотре, выслушал заключение, глубокомысленно поцокал языком, а через полчаса позволил себе ехидно заметить: как же самоубийца себя не любил! Конечно, известны случаи, когда самоубийцы наносили себе множественные ножевые ранения, в том числе в сердце, но это скорее исключение. Суметь проделать то же самое, используя огнестрельное оружие, тем более не опалив кожу – что указывает на то, что выстрел производился со значительного расстояния, – мягко говоря, довольно сложно.

Так вот, в станице Кущевской вдруг заработала система сговора. Чего только не было! Какие только заклинания не произносились, кто только не ездил к жителям станицы, как только не возмущался губернатор Ткачев и где только не был народ, потому что выяснилось, что банда, в которую входили и депутаты местной Думы, и милиционеры, и судьи, терроризировала население в течение многих лет. Фактически на территории Кущевской действовал самый настоящий феодальный строй. Выяснилось, что аналогичная система существовала и в Гусь-Хрустальном. Казалось, все, порок выжгли. Прошло несколько месяцев, и сердце успокоилось радостной новостью: милиционеры по суду восстановились на работе.

Воистину в России можно удивить, только когда закон и справедливость случайно восторжествуют одновременно в одном и том же деле. Бывает это крайне редко. Гораздо чаще даже очень громкие уголовные дела, которые нам преподносят как потрясающую победу правоохранительных органов, оказываются с легким душком. Победа, конечно, за нами, только, похоже, виноватым назначен человек пусть и не кристально чистый, но и отнюдь не такой греховный, как ему приписывают. Но у нас если уж бить, то до смерти, без разбора. Говорим, что украл у страны, – и неважно, что своровал булочку, важно, что украл, – значит, вор. А где должен сидеть вор? Правильно, в тюрьме. А раз он все равно в тюрьме, то как ему еще не довесить? А если он, дурачок, сопротивляется, то есть средства давления.

Неожиданно вся страна оказалась вовлечена в разоблачение Уильяма Браудера и громкое расследование трагической смерти в СИЗО Магнитского. Я не юрист и не знаю всех обстоятельств дела, по которому обвинялся Магнитский. Я даже допускаю мысль, что он действительно был виноват. Но разве он был приговорен к смертной казни? Разве это объясняет его гибель в СИЗО?

При этом я убежден, что возмущаться смертью Магнитского не имеет смысла – потому что эта смерть ни в коем случае не является исключением, единичным эпизодом. То, как содержался Магнитский, – это правило, обыденность. Просто за ним стояли люди, которые смогли эту историю раскрутить. Ходорковскому и Лебедеву повезло больше, чем обычным сидельцам в Российской Федерации, – я не говорю о том, правильно или неправильно эти люди сидят, я говорю о том, как они сидят. Если уж судить о том, кто сидит по делу, а кто не по делу, так, на мой взгляд, процентов восемьдесят обитателей российских колоний и тюрем вполне могли бы находиться там в течение гораздо меньшего срока, да и вообще не факт, что должны были там находиться. Потому что эти восемьдесят процентов осужденных уж точно не заслуживают той жестокости, того ужаса, который переживают наши граждане, тех адских мучений и издевательств, которым их подвергает система, – ну никак не соответствует их вина тяжести наказания.

Те, кто охраняет их и обрекает на подобное существование, – не фашистские агрессоры, не надсмотрщики гестапо и СС, не зондеркоманды. Это наши граждане, которые ходят с нами по одной земле и получают обычные официальные зарплаты. А действующие тюремные правила и распоряжения приводят к чудовищным по своей сути ситуациям.

Это только наивным простакам кажется, что мы живем в XXI веке в цивилизованной стране, и поэтому у нас в местах не столь отдаленных кормят фуа-гра, обращаются исключительно на «вы», работают телевизоры и заключенные аккуратно разминаются штангой и баскетболом. Нет, господа, это вам не Голливуд. У нас ситуация совсем иная. Здесь у нас и карцер, где вода холодная по колено и не разогнуться, – называется это, правда, штрафной изолятор, хотя непонятно, почему бы не называть по старинке, было бы справедливо. Здесь и отсутствие нормальных санитарных условий. Здесь, если ты уж совсем идиот, и полный отказ в медицинской помощи. И неважно, кто ты – аферистка с диабетом, которой нужны инсулиновые уколы (да кто ж их будет делать в камере!), или Магнитский, который, ишь, придумал себе проблемы с сердцем, а потом и вовсе назло следствию умер.

Никогда не забуду дело, о котором в свое время много писал. Оно тоже не уникально. Всего лишь у подследственного во время пребывания в СИЗО возникли проблемы со здоровьем. Да и подследственный не сказать чтобы уважаемый человек – разве в СИЗО есть уважаемые люди? Все они – просто заготовки в лагерную пыль. А этот, Кругляков его фамилия, – ну подумаешь, банкир, а раньше доктором был, лауреатом премии Ленинского комсомола, разрабатывал кардиостимуляторы, и как раз такой кардиостимулятор у него самого и стоял. И дело-то было не особо серьезное, а в СИЗО он находился, потому что очевидно мог сбежать – поскольку, вы только вдумайтесь, у него был заграничный паспорт, и это сочли достаточным основанием, чтобы лишить человека свободы, а не избрать другую меру пресечения. Так вот, у него в кардиостимуляторе вдруг батарейка села. Нет, конечно, не вдруг, но для тюремщиков это было удивительно. За Круглякова просили самые известные доктора – не чтобы его освободили, а чтобы разрешили заменить батарейку в больнице, в Центре сердечной хирургии им. Бакулева, потому что это реально довольно тяжелая операция. На что им ответили, что это чушь и что Кругляков притворяется. А потом один умник следователь решил поставить эксперимент – просто взял и отключил прибор. После чего у заключенного наступила клиническая смерть.

Следователь – обычный российский гражданин, а не какой-нибудь палач гестапо – попытался включить прибор, а человек не оживал. С огромным трудом его все-таки удалось вернуть к жизни. Вы, наверное, думаете, что его отправили на реабилитационный период в больницу? Не надейтесь. В тюремный госпиталь.

Неясно, каким чудом Круглякова все-таки удалось вытащить из заключения, ему еле успели сделать операцию. Не буду говорить о том, какой вред был нанесен его здоровью. Ну и как? Можно предположить, что пытавший его следователь был обвинен, отстранен от работы, понижен в должности? Ничего подобного. Он даже взыскания не получил. Это же все нормально. Разве может быть по-другому?