Высшая степень обиды (СИ) - Шатохина Тамара

– А как называется организация? Название полностью? Я посмотрю их сайт – интересно.

– Общество российско-кубинской дружбы. Там еще филиал в Москве, но председатель – товарищ питерский… судя по всему – коренной, потому что подъезд парадным называет…

Мы опять проговорили с полчаса, а то и больше. Пашкины дела я освещать не стала – сам расскажет. Затрагивать известную тему – тоже. Устала… Уверена, что и он. Каждый из нас получил положенную ему порцию дерьма, искупался в нем от души и теперь, как может и умеет, выбирается сам. Каждый отрабатывает свою карму – и я в том числе.

Вот пересплю с этим ночь, вдумчиво пройду все эти различения, идентификации… опознаю и уясню суть информации и завтра утром выскажу Пашке все, к чему сейчас пришла в своих размышлениях, а заодно – что думаю про него.

Хотя... нет. От того, что я влезу между ними и стану мирить, эти двое не изменятся. Она так же станет годить ему и даже еще больше. А он вообще может перестать с ней считаться. С Сашкой ему, конечно, хорошо было. Это всегда чувствовалось – умиротворенная обстановка в доме, уют, тишина... штиль. Похоже, он был Саней же приучен ее мнение во внимание особо не принимать и это устраивало обоих. Зато штиль и хорошо... Что-то я уже сказала ему сегодня, и если он не понял в чем был неправ, то просто не способен. Или ему это не нужно. Или не права я... поэтому – сами...

Пускай теперь он всасывает информацию. По проторенному, так сказать – различение, идентификация... и иже с ними. Но это же надо быть настолько... мужиком!

Глава 38

Прощание с Силиным на следующее утро вышло немного неловким. А когда он ушел, неожиданно накатило настоящее облегчение. Искать причин я не стала – это, скорее всего, было временно и неважно. На фоне того, что происходило... все равно Паша – это Паша. Мое настроение может меняться, я могу скатиться... опуститься на самое дно – своровать, и даже убить... но это Паша. И я всегда сделаю для него – дурного и глупого, то же самое, что он готов сделать для меня – "я сам убью за тебя"... фигурально, конечно, сказано, но это дружба и доверие. Высшая степень доверия была к Усольцеву. Это был столп и константа... потому и трудно, потому и горько. А Паша – тоже подпорка, за которую я бесконечно благодарна, но не столп...

В этот день я смотрела помещение, которое в будущем нужно будет обустроить и переоформить. Оно чем-то напоминало школьное фойе – большое пустое пространство, длинный зал с кучей окон и темным полом. Крашенные в белое ровные стены... Мужчина-охранник показал мне еще одну примыкающую комнату – чуть поменьше. Она почти вся была заставлена старой офисной мебелью, которую, очевидно, собрали со всех остальных помещений. Потому что дальше шла целая анфилада небольших пустых кабинетов с неплохим ремонтом. В конце этажа находились подсобки, и можно ли будет переоборудовать их под кухню, решать будут строители – не я.

Телефонный звонок прозвучал в гулком пустом пространстве, как пожарная сирена. Давлятовна... И десять часов…

– Роза Давлятовна, вы, наверное, ясновидящая. Я сама выжидала время, чтобы позвонить. Утром у вас, кажется, планерка или что-то подобное. В терапии точно было… – поздоровалась я и осторожно поинтересовалась: – У нас проблемы?

– Нет, я бы так не сказала. Ваш муж человек очень выдержанный, – вздохнула она, – но у них с Анатолием Сергеевичем (это психолог) в самом начале… не задалось.

– То есть, Усольцев… скорее всего, выразился в отношении психолога нецензурно, – предположила я на основании своих собственных ощущений от затянувшейся эпопеи и услышала в ответ смешок.

– А так же предложил задействовать детектор лжи и прекратить делать из него идиота... со всем уважением ко мне. Они попили чаю – я оставляла им свой кабинет и сердечно распрощались через двадцать минут. Очевидно, в любом правиле все-таки есть свои исключения, и ваш муж, Зоя, как раз одно из них. Не вписывается в картину, не умещается в рамки… но это все лирика – главное результат. Я звоню вам по делу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Все плохо, да?

– Нет, плохо было, когда он покорно давал мне копаться в своих ранах. А в этом его протесте я как раз вижу положительную динамику. Хотелось бы понять ее причину, но он отказался обсуждать с психологом ваши отношения, поэтому я спрошу вас. Можно?

– Мы поговорили… спокойно. Расстались мирно, и сейчас он звонит каждый вечер… с моего разрешения, чтобы пожелать спокойной ночи. Мы разговариваем. Это все.

– Хорошо, – спокойно заключила она, – не люблю давать личные советы, но сразу было ощущение, что ваше спасение друг в друге.

– Да… – не нашлась я, что еще ответить и тоже решила говорить «по делу»: – Паша сказал, что после разговора с психологом все стало только хуже.

– Поднимать болезненную тему всегда трудно. И, конечно, он был расстроен, но дело не в этом – кажется, там что-то на службе. Подробностей не знаю, не спрашивайте.

– Вы больше не боитесь за него? Пожалуйста, в двух словах? – задержала я дыхание в ожидании ответа.

– Пока вы с ним – нет. И за вас я была бы спокойна… Спасибо за разговор. Всего хорошего, Зоя.

– И вам, доктор.

Вдруг накатило… ну просто нестерпимо захотелось закопать эту тему навсегда! Немедленно. Пресечь на будущее любые напоминания, закрыть все вопросы и всеми силами постараться забыть. Слишком затянулось это подвешенное состояние… для меня и для него тоже – не выдерживают нервы.

И слишком уж много людей оказалось вовлечено во все это… наверное отсюда и облегчение, с которым я проводила Пашу – не хочется любых напоминаний. И без конца толочь эту грязную воду в ступе... почти невыносимо. Выяснить раз и навсегда и решить, наконец – смогу или нет!

– Витя…?

– Зоя, ты? – почти сразу же отозвался опять-таки бесконечно удивленный голос Усольцева.

– Что ж ты так удивляешься все время? – вернула я его фразу из Александрии и дрогнуло, дернулось что-то внутри... К нему? Усилием воли, наверное, но вернулась в реальность: – Ты что – совсем не разговариваешь с Пашей? Он живет у тебя?

– Живет. Ужины готовит – я часто задерживаюсь. Ты о разговорах по душам? – ровно и сильно дышал в трубку Усольцев – по-видимому, шел куда-то по улице: – Ни он, ни я не копаемся где не нужно. Захочет – сам скажет.

– У тебя проблемы на службе? – не догоняла я – зачем тогда вообще мною была затеяна операция по спасению Усольцева с помощью Паши и, соответственно – наоборот... если там даже разговоров по душам нет?

– Бодаюсь. Должность, ремонт, отбиваюсь еще… но справлюсь. А как ты?

– Смотрю помещение… Витя, я не хочу больше возвращаться к тому, что случилось – ни словом, ни делом. Я устала от этого и ты тоже, наверное. Ты понимаешь – о чем я?

– Хорошо понимаю. Зачем тогда сейчас? – насторожился Усольцев.

– Нужно знать – что именно вызвало твое любопытство тогда? Что такого она сказала, что так заинтересовало тебя? Это было что-то личное – Паша так сказал.

– Извини, Зоя… – неуверенно прозвучало после недолгого молчания, и я замерла, почти ощутимо теряя опору под ногами… Но он продолжил уже нормальным, привычным своим голосом: – Я и правда не смогу вспомнить фразу дословно – что-то противится внутри. Мне грамотно объяснили, что так бывает. Но саму суть… Ты помнишь, как била посуду?

– Что…? – мне показалось или я не ослышалась? Виктор молчал, давая мне время… или себе. Как-то получилось сосредоточиться, и я подтвердила: – Помню… не каждый день ее бью.

– А помнишь – потом мы мирились? – улыбался он, – и уже ночью решили установить количественные потери исходя из уцелевшего числа – твои слова. Установили и опять мирились. И поклялись никогда больше так не делать. Я больше не оставлял тебя одну, а ты не била тарелки… Вместе покупали новые, и я тащил их на себе…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Повспоминал? – отмерла я сердцем и выдохнула: – А как это относится к делу?

– Битых оказалось тринадцать штук, помнишь?

– Конечно – чертова дюжина. Все из белого стекла.