Одержимые - Таня Хайтман

Озадаченная Леа сидела в кухне, прокручивая в голове слова начальницы. Очевидно, все были готовы к тому, что она рано или поздно падет жертвой синдрома перегорания. Что ж, что-то в этом роде и произошло, и с тех пор как она приехала на озеро, вела она себя точно в санатории: дремала, гуляла, читала...

Адам проводил большую часть времени рядом с ней, работал по дому и в саду и, казалось, не испытывал ни малейшей потребности в том, чтобы прекратить этот отпуск. Они вели разговоры о красоте озера, душевных переживаниях кошки и развитии событий в "Баффи".

Иногда Леа делала то или иное замечание, на которое Адам отвечал невнятным бормотанием или простым кивком. Тем не менее молчаливость его стала другой: если раньше Адам делал все, чтобы держать Леа на расстоянии, то теперь между ними воцарилось взаимопонимание, слова для которого были почти не нужны. Поэтому она наслаждалась тишиной. Она все еще чувствовала себя слишком опустошенной, чтобы перевести праздную болтовню в глубокую беседу.

Похоже, Адам тоже много думал о том, что не готов еще был облечь в слова. Тем не менее он никогда не казался огорченным или недовольным. Леа гораздо больше удивлялась тому, как легко было теперь вызвать у него довольную улыбку. Улыбка на его губах играла постоянно, словно кто-то слегка щекотал его в нужном месте. Иногда он даже поддавался на ссоры, которые у Леа - несмотря на всю ее опустошенность - с каждым разом усиливали потребность недолго думая усесться к нему на колени и прошептать на ухо что-нибудь пошлое. Больше всего ее трогало, когда он улыбался ей той своей особой улыбкой: намек в уголках губ, от которого начинали светиться глаза, - все месте это представляло собой роскошный фейерверк. В то, что причиной этой улыбки была она сама, верилось с трудом. Так они вместе наслаждались заметно удлинившимися днями, наблюдая за тем, как зелень становится все пышнее и пышнее. Весна наконец вступила в свои права, и ничто не мешало оставаться здесь и зализывать раны. Только один раз за все время Адам нарушил довольное молчание. Они как раз устроили передышку на полуразрушенной лавочке на опушке леса, когда он внезапно обратился ней. При этом голос его звучал на удивление серьезно.

- Мне стало ясно, как важно для нашего будущего, если ты поймешь, что сделал со мной демон.

Леа осторожно перевела взгляд на него и решила, что лучше сего промолчать и дать ему высказаться. Она отчетливо чувствовала, что они стоят на распутье.

- Демон вступает с человеком в симбиоз: он дарит вечную жизнь и практически полную неуязвимость. Кроме того, он освобождает человека от повседневных забот. Но при этом он многое отбирает: ты больше не являешься частичкой общества, у тебя нет ни друзей, ни родных. С одной стороны, это объясняется нашей новой сущностью... Бессмертие - это как обоюдоострый меч, потому что на что теперь направить мне мою жизнь, когда все вокруг преходяще, кроме меня? Что делать не с бесконечным временем, которое оказалось в моем распоряжении? И при этом я всегда один, особняком, всем чужой. Адам умолк, когда она замерла рядом с ним. На миг она увидела перед собой странно отрешенное лицо Агаты, убегавшей от бессмертия, долго перебирая прошлое и настоящее, до тех пор пока не стерла самое себя. Ужасное видение, которое она постаралась как можно быстрее отогнать. Кивнув Адаму, она дала ему понять, что понимает, к чему он клонит.

Адам облегченно вздохнул и подтянул колени к подбородку.

- Мне очень тяжело описать это чувство, - признался он. - Последние недели я ломал себе голову над тем, как тебе это рассказать. У Этьена это получилось бы лучше... Но вот что подало мне идею: ты знаешь "Разрушение" Шарля Бодлера?

Мой Демон - близ меня - повсюду, ночью, днем,Неосязаемый, как воздух, недоступный,Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем,Он жаждой мучает, извечной и преступной.<...>И, заманив меня, - так, чтоб не видел Бог, -Усталого, без сил, скучнейшей из дорогВ безлюдье страшное, в пустыню Пресыщенья,Бросает мне в глаза, сквозь морок, сквозь туманОдежды грязные и кровь открытых ран -Весь мир, охваченный безумством Разрушенья.

Когда отзвучали последние слова, на лбу у Леа образовалась глубокая морщина. Стихотворение сильно тронуло ее, заставило запеть что-то внутри. Она ощущала неодолимое желание обнять Адама, доказать, что она близка ему. Вместо этого она сидела, словно окаменев, наблюдая за тем, как он трет лицо, словно отгоняя дурной сон.

- Первое время после перевоплощения я едва не сошел с ума. Внезапно во мне появилось пространство, в которое я никогда не смогу войти, потому что оно принадлежит не мне, а демону. И это пространство стало центром власти, стало по своему усмотрению определять мою жизнь, создавая линии поведения, совершенно неподвластные моему влиянию. Я больше не Адам, человек. Я никогда уже не смогу сказать, кто я на самом деле. Теперь я не целостен, потому что не принадлежу самому себе.

Измученный, он закрыл глаза, словно не зная, как вырваться из этого порочного круга. Хотя Леа страдала вместе с ним, она сидела не шевелясь, потому что опасалась того, что жест утешения заставит его замолчать. И она ждала не двигаясь. Наконец Адам тихо произнес:

- Какое бы решение я ни принял, какой бы план ни разработал, всегда в игре есть кто-то еще, пути которого - е мои пути. Но с этим мне придется жить - только теперь с этим смирился. Если я не хочу застыть или притворяться мертвым, то мне придется принять это пространство и его власть, и тем не менее идти своим путем. Мне кажется, я принял решение - для человека во мне, и не важно, насколько он поврежден. Это означает также, что я ни за что не стану перевоплощать тебя, Леа. Я хочу тебя, а не то создание, которое желает подсунуть мне демон. Даже если наше время благодаря этому не кончится никогда. То есть в том случае, ли ты можешь жить с тем, что придется принять отношения треугольника. Он попытался улыбнуться, но глаза его оставались серьез-ми. Леа только измученно кивнула, и их пальцы переплелись. Впервые с тех пор, как они встретились, Леа почувствовала, что может молчать. А Адам понял, что она давным-давно выбрала его и никогда больше не убежит.

И так проходили дни, становясь длиннее и теплее. Новый ритм жизни и уединенная жизнь, которую они вели на озере, оказывали своеобразное исцеляющее действие. Вдали от Пи его ядовитой паутины воздух казался чище, как будто можно было вновь ощутить свои собственные легкие, не опасаясь, то вдохнешь пепел.

С трудом приподняв тяжелые веки, Леа окинула взглядом защищенную навесом веранду: тонкий слой мха заполонил светло-розовые плитки пола. В углу стопкой стояли терракотовые цветочные горшки, на скамейке из пожелтевшего тикового дерева спокойно ржавел садовый инвентарь. С красивых арок, поддерживавших заросшую стеклянную крышу веранды, широкими полосами отлетала некогда белая краска.